Tell me "I know" (СИ)

«Ты победил меня, Лукасан. Проси, чего хочешь, я всегда отдаю долги»

«Ты знаешь мое желание, Тот»

«Нет!» – воскликнул Тот и с новыми силами вскочил, собираясь продолжать сражаться. Но бой вымотал его и Лукасан вновь одолел его.

«Что ж, если ты не хочешь подчиняться добровольно, я подчиню тебя силой»

С тех пор так и повелось. Ярость, переходящая в страсть. Бой, который переносился в постель. Год за годом. Век за веком. А Жрецы Богов, узнав о происходящем, ибо Высшие Жрецы всегда видят своих покровителей, решили, что для обоих самой лучшей жертвой отныне и впредь станет Жертва Жизни. Нет, не убийство. Ритуальное соитие – бой двух Первых Аколитов, в подражание Богам, что закончится яростной страстью – фактически насилием Аколита Лукасана над несдающимся Аколитом Тота.

Некоторое время в пещере стоит тишина. Каждый из вас думает о своем.

– Хоук… ты ведь…

Усмехаюсь:

– Да, Умо Асала. Я был Первым Аколитом Тота. Да и сейчас являюсь, обязанностей с меня никто не снимал. – Умо те Геро, ТоттФайарта.

Резко вскидываю голову, не в силах поверить тому, что услышал. В глазах Летиса мелькает…

ДУМАТ ВСЕСИЛЬНЫЙ…

Теперь-то я знаю, что за Тьма постоянно затапливала его взгляд.

Теперь я знаю, чем он заполнил недостающие кусочки души.

Безумие. Такое знакомое, такое близкое – в каждом отражении я вижу в своем взгляде ту же искру.

Искру неутолимого голода Греда…

Тот редкий случай, когда я не сдерживаю силу и чувства, не сдерживаю почти нестерпимое желание. Бросок вперед – быстрее, чем все вы успеваете меня перехватить… пальцы с силой вцепляются в длинные белые пряди. Нет нужды спрашивать. Короткое, смазанное движение – за ухом, чуть ближе к затылку, скрытая волосами…

Черно-синяя руна…

С Золотым Венцом.

НЕТ…

Летис с рыком отшвыривает меня от себя и с силой бьет по лицу. Наотмашь, тыльной стороной ладони. Пластины на латной стороне перчатки рассекают губы, окрашиваясь брызгами крови.

– Руки прочь, Тотт-шаххан!

Знакомые интонации пробуждают дремлющую в самой глубине сознания Тьму, мгновенно застилающую взор. Не мысль – за сотню лет вбитое на уровень инстинктов:

– Мизере мио, Лукасан-аррат! – падаю на колени, протягивая ладони к Первому Аколиту Бога Ночи.

Я знаю, ему тоже не хватает Бдений… Их не хватает любому, кто хоть раз вкусил той мощи, которой они наполняют души, щедро смешивая силу с первозданной темнотой низменных желаний.

Знаю, что сейчас ваши глаза затапливает непонимание… оно не исчезнет – просто окажется задавлено тем, что вы сочтете осознанием. Я стремительными движениями распутываю ремни брони, стягивая щиток и кольчужную тунику. Не имеет значения.

С губ Летиса рвется знакомый горловой рык. Несколько шагов до его мешка…я уже уверен, что он всегда носит с собой…

«Стон Лукасана»

ДА.

Под ваши вскрики тонкий длинный хлыст со свистом ложится на мою спину, со скрипом рассекая кожу.

– МИЗЕРЕ! – Tentamen! – снова свист плети.

Искушение и милосердие. Две крайности сути Лукасана. Я, Первый Аколит Тота, всегда подчиняюсь… Рано или поздно.

Ты срываешься с места, перехватывая руку Летиса с занесенной для нового удара плетью:

– Что проиходит?! – Я даю ему то, что ему нужно, Андерс. Уйди и не вмешивайся. Вам не понять. – Мизере мио, Лукассан-аррат… Тон миеле тиерран… – едва слышный шепот под ошеломленными и испуганными взглядами.

Мне нет до этого никакого дела. Иногда нужно просто раствориться в боли, чтобы познать ее сладость. Хлыст рассекает кожу, ощущаю, как по бокам стекает кипящая кровь, оставляя на коже алые полоски ожогов.

Нет, это не бдение. И Жертвой Жизни никто из нас не собирается завершать.

Просто иногда нужно помнить о подчинении и покорности.

Быть может, это хоть ненадолго изгонит холод из самой глубины души…

А в сознании – обрывки видений. Пустота. Мерные взмахи крыльев и огненный венец рогов… И снова Пустота.

– Довольно, Летис… – слова срываются раньше, чем успеваю понять – действительно довольно. – Хорошо. Если что – обращайся. – Спасибо. Насчет Ритуала Восстановления… – Я запишу все, что встречал. Потом будем думать. – Спасибо еще раз, Летис. – Не за что. Ты ведь понимаешь, что нам обоим это может быть нужно.

Киваю, медленно поднимаясь. Ты дергаешься ко мне, собираясь исцелить раны. Отступаю на шаг и качаю головой:

– Не нужно. Они заживут сами часа через два.

Меня не интересует, КАК Летис оказался Аколитом Лукасана. Золотой венец на руне – тот случай, когда кому-то довелось побывать Первым… Тот действительно РЕДКИЙ случай, когда Первым Аколитом становится свободный житель Империи… и по собственной воле. На тот срок, что этот Имперец занимает такое положение – он не считается гражданином Тевинтера. Он – лишь воплощение воли Бога, пришедший в его Храм за искуплением или очищением…

Или, быть может, чтобы заполнить утраченную часть души новым смыслом…

Больше никто не произносит ни слова. Только Волчонок отводит глаза. Да, я знаю. Знаю, что ты знаешь.

– Я в дозоре. Все равно не усну. – Хоук…

Отметаю возражения взмахом руки, аккуратно складываю тунику и снятые щитки. Сейчас одевать их я не собираюсь. Располосованную кожу холодит вечерний ветерок, каким-то образом все же задувающий в пещеру. В спину доносится:

– Да пошлет тебе Андрасте добрых снов, если все же решишь отдохнуть.

Усмехаюсь. У меня другой бог. Оборачиваюсь к ним, позволяя вырваться части пронизывающей меня мощи, что заставляет глаза сиять пронзительно алым:

– Тот Пламенный обогреет вас Священным пламенем, и да укутает Думат Всесильный своей тишиной.

Летис отзывается предельно привычно, почти бездумно:

– Да укажет тебе Лукасан Полуночный дорогу в ночи.

Усмешка становится еще шире, когда Каллен неосознанно делает знак отводящий беду.

Почему смертные так…наивны?

Опять. Ох, Думат, как же мне это надоело…

На уступе прямо за входом дует свежий прохладный ветер. Это успокаивает. Кровь уже уснула, избавив от боли, и сейчас я просто наслаждаюсь тишиной. Ты появляешься за моей спиной. Устраиваешься на камне рядом. И молчишь вместе со мной. С тобой…с вами всеми…хорошо молчать. Тепло. Еще пара минут – и к нам присоединяется Волчонок, привычно устраивая голову на моих коленях. Я зарываюсь пальцами в мерцающие серебром в темноте волосы, поглаживая взъерошенные пряди.

Ночь отвоевывает позиции у дня, топит в темноте долину внизу. В ветре растворяется звук нашего дыхания – и пусть. Главное, он не может отобрать нашего тепла. Их тепла…потому что я сейчас сам себе напоминаю снежный ком. Твои губы, скользя, касаются моего виска, а руки обвивают пояс.

– Лучше бы ты поспал. Завтра тебе плести Нить. – Не хочу, душа моя. Я вообще редко хочу спать. – Ты измотаешь себя, – в голове эльфика невысказанный вопрос. – Нет, Волчонок, не измотаю, – качаю головой. – Я слишком…привычен. Мне довольно часто…не давали спать слишком ревнивые ученики Осциваса. Да и бдения в Храме Семи иногда продолжались не одни сутки.

Повисает тишина…быть может, самый драгоценный из даров Думата. Ты задумчиво перебираешь пальцами пряди моих волос, выбившиеся из-под шнурка. Волчонок вскидывает на меня взгляд…и начинает петь. Ни разу не слышал, как он поет. Я, конечно, подозревал, что его этому обучали…как и меня, к слову, но ни разу не слышал. Впрочем, раньше, быть может, до…ДО.

Древнее благословение. С этой песней на губах шли в бой эльфы под предводительством Шартана. С этой песней они оплакивали тех, кто пал, отвоевывая свободу.

«Esse lux in noctis, et noctis esse lux.

In confluent uterque — ae vita soccultum.

Per me are unda unitas ad stella,

Animos genus homine responsio.

Quid dolor? Quid fortuna?

Tantum umbra de caecitas vitae,

Hem veritas—esse res istentia.

Quid cassum?—remedium contra timor.

Concentus—absentia se.

Et tempus meus e tardarecursus.