Факелы на зиккуратах (СИ)

– Все здесь? – раздраженно спросил он, рявкнул на кого-то за своей спиной, оттолкнул чью-то руку, протягивавшую ему папку, и уселся в кресло. – Равенсбург! – рявкнул он.

Фабиан стоял на противоположном конце салона и молча глядел на него. Первый осмотрел его, прищурился.

– Все здесь? – с угрожающим добродушием спросил он.

– Согласно списку, переданному мне господином Ардентеном, в салоне присутствуют все указанные в нем члены Консулата и все указанные члены Магистрата, господин Первый Консул, – усердно имитируя интонации Эраста, ответил Фабиан. Он не улыбался. Но уголки губ были двусмысленно вздернуты вверх.

Первый сложил руки домиком. Жест хорошо смотрелся перед тощим и длинным лицом Содегберга и совершенно не подходил первому.

– Я не сомневался в вашей расторопности, Фабиан, – до тошнотворного любезно произнес первый, вздернул брови и обвел тяжелым взглядом присутствовавших. – Итак, на повестке дня… ночи, господа, четыре жизненно важных проблемы, с решением которых нам следует определиться за те четыре часа, которые мы летим в сорок седьмой.

Фабиан делал кофе первому – и слушал. Он подносил бумаги, передавал их другим, исполнял другие поручения – и слушал. Первый был узнаваем; его голос, тон, манера говорить, сочетавшая в себе и интенсивную харизматичность, которую он включал, выступая перед огромными толпами, и ту болезненную ядовитость, которую первый применял, обращаясь к мелким людишкам вроде безранговых клерков – все было знакомым, привычным и при этом иным. Первый походил на Фабиана своей алчностью, нетерпеливостью, с которой он ждал прибытия в сорок седьмой и возможности действовать. И Фабиан слушал. Он пытался выделить в потоках слов, исторгавшихся со всех сторон с умопомрачительной скоростью, мнения людей, их извергавших. И снова: делал кофе, протягивал первому бумаги, передавал их другим, уничтожал их, связывался с кем-то, передавал охране распоряжения, передавал первому информацию от охраны и пилотов и снова делал кофе. За сорок минут до посадки первый решительно встал, бросил Фабиану: «Кофе в кабинет», и пошел в соседний отсек. Тимбал стоял у автоповара и задумчиво смотрел на автомат.

– Заправить бы, – смущенно сказал он.

Фабиан молча смотрел на него.

– Стюардов велено не брать. Было. Эти, которых магист…ран-ты, маги… эти, – Тимбал кивнул в сторону салона, – набрали мелкоты, и… – он пожал плечами. Немного подумав, Тимбал сунул руки в карманы и понурил голову.

Фабиан осмотрел автоповар.

– Попробуем? – невозмутимо спросил он.

Тимбал радостно закивал головой.

Автоповар выглядел роскошно, обладал тысячью и одной функцией и при этом был достаточно прост в управлении. Почему Тимбал притворялся беспомощным, было непонятно. Фабиан не выказал ни удивления, ни недовольства, но просил его то засыпать кофейные зерна, то налить воды, то еще чего, а затем они вместе изучали программы и все равно вернулись к самой простой: первый не любил все эти эспрессо-ристретто, ему был дорог простой немудреный кофе.

– У-у… вроде просто, – сказал Тимбал. – Только не поверишь, они меня не любят. Дома приходится самому. На плите. – Он неопределенно помахал руками. – Три уже, три таких штуки – фьють, – пожаловался он. – Обидно. Не любят они меня. И эти. Кому-ни-катеры. Эм… Не в службу, а в дружбу. Мне сделай?

Он жалобно посмотрел на Фабиана, который сочувственно пожал плечами, повернулся к автоповару, поставил в отсек чашку и легонько щелкнул по экрану. Он хотел верить этому Тимбалу, и наверное, ему следовало верить, но не стоило забывать, что этот же Тимбал, который ловко разыгрывает из себя беспомощного неандертальца, не один заговор против первого разоблачил. Фабиану, разумеется, такие вещи знать было не положено. Но кое-какие отчеты он читал, и помимо информации, в них содержавшейся, они привлекали и стилем, почти изящным, очень привлекательным, разительно отличавшимся от манеры Тимбала разговаривать, и при этом очень ему подходившими.

Фабиан взял чашку, поставил ее на блюдце и подал Тимбалу.

– Сахар, сливки? – спросил он.

– Э-э-э, – задумчиво протянул Тимбал и принюхался. – Сливки?

Фабиан взял чистый сливочник, налил в него сливок и из него уже плеснул немного в чашку Тимбала. Он не поднимал глаз, но ощущал кожей, как пристально тот следит за ним.

– Хорошо, – довольно сказал Тимбал после первого глотка.

– Я делаю кофе первому? – невозмутимо произнес Фабиан, изучающе глядя на него.

– Делай, – усмехнулся Тимбал и пошел к креслу.

Первый сидел с закрытыми глазами, откинувшись в кресле и вытянув ноги.

– А, Фабиан, – устало выдавил он. – Сколько до посадки?

– Около получаса, – ровно ответил Фабиан, ставя чашку на стол перед ним.

– Ты десять минут делал кофе? – особым тоном, тошнотворно ласковым и угрожающе-шипящим протянул первый.

– Мы с господином Тимбалом разбирались в управлении автоповаром, а затем он дегустировал новую партию зерен, – смиренно и при этом сквозь зубы ответил Фабиан.

Первый вскинул голову и ехидно прищурил глаза.

– Тимбалу понравился кофе? – ухмыльнулся он.

– Думаю, я могу сказать, что понравился. Насколько вообще кофе может нравиться человеку, последовательно предпочитающему чай, – натянуто улыбнулся Фабиан.

Первый хмыкнул.

– Садись, – бросил он. – Хотя нет. Иди сделай себе. Кофе. Или чай, – ехидно добавил он. – И приходи сюда.

Фабиан вернулся с кофе, сел, и первый вскинул голову и лукаво заухмылялся.

– Все-таки кофе, Равенсбург?

– Я не смею не следовать вашему примеру, господин Первый Консул, – ядовито ответил он.

Первый поднял брови.

– Ты думаешь, кто-то из тех амеб рискнул бы бухнуть яд в партию кофейных зерен? – высокомерно спросил он.

– Или сливок, – дополнил Фабиан.

– Да хоть чего, – презрительно бросил первый. – Эти придурки свою собственную диарею лечить не рискуют, сразу требуют консилиума врачей и круглосуточного наблюдения вместо банальной порции чего-нибудь…. – он пожал плечами. – Мое счастье, что у меня и насморки не случаются. Забавные они людишки, правда, Равенсбург? – неожиданно спросил он. – И не делай такое ханжеское лицо. Ты не дурак, как бы ни притворялся в обратном. Ты видишь то же, что и я, и даже больше. Поэтому ты не можешь не видеть, что там, – первый кивнул в сторону салона и скривился. – Впрочем ладно. Что там в новостях говорят?

У Фабиана округлились глаза. Первый отлично видел, что он все время неотлучно был в салоне, и дел у него было более чем достаточно, – и он требует информации о новостях?!

– Что. Говорят. В новостях? – мягко улыбнулся первый. У Фабиана зазвенели нервы.

– Последствия диверсий устраняются, – сглотнув, выдавил он. – Оппозиционная фракция требует отмены военного положения.

– Хорошо, – протянул первый. – Еще?

– Военные части передислоцируются… – он осекся.

– Еще, – протянул первый.

Фабиан молчал и смотрел на него. Первый торжествующе улыбался.

– Ну, Равенсбург, что еще могут придумать эти придурки на новостных каналах? Или ты внезапно отупел и не можешь предугадать, чего они там наплетут в ближайшие двадцать четыре часа?

Фабиан откинулся на спинку дивана. Он плотно сжимал губы и немигающе глядел на первого. И взгляд первого более не казался ему тяжелым. И острым, и причиняющим боль он тоже не был. Или больше не казался таковым.

– Для этого мне нужно хотя бы поверхностно ознакомиться с отчетами внутренних служб, господин Первый Консул, – тихо ответил он. – Со свежайшими, а не с теми, на основании которых вы и ваши коллеги что-то там решали последние четыре часа.

Первый улыбнулся. Сначала криво, затем широко.

– Скажи мне, Равенсбург. Фальк ваан Равенсбург. Будущий курсант Равенсбург, – произнес он.

– Что из этого я должен сказать, господин Первый Консул? – сухо отозвался Фабиан.

Первый засмеялся. Он поднял глаза на экран рядом с дверью в салон.

– Садимся. Пристегнись. Когда уже эти придурки придумают что-то продвинутое настолько, чтобы не хвататься за эти ремни… – раздраженно цедил первый. – Подумать только, мы строим мегакурорт на искусственном мегаспутнике, а в самолетах по-прежнему требуют пристегнуться.