Портреты Пером (СИ)

Мог же спросить… Или стоп. Кого спросить, этого вездесущего Эрсея? Откуда мне было знать… И как Зак нашёл эту щель? Мы пробовали высадить рамы, ничего не вышло, везде укрепления, в стенах, в дверях, в потолке… Листы железа, конечно...

Нет уж, оправдаться не получится. Не надо было себя вести как психу. Брат же старается…

Джек резко вскинул голову. Поморщился.

Но он же… служит Кукловоду.

Шум… В голове? Может быть. С непривычки. На голодный желудок. Всё-таки этот биллов спирт… Откуда он его берёт?.. А здесь только в трубах системы отопления шумит гоняемая вода.

Я, наверно, просто… Или если этот новенький опять не в своё дело полезет… Говорил с Кукловодом, как Джим… Что они пытаются…

Тянет в сон.

Пламя гудит. Подвальная печка обогревала весь особняк, заодно…

Подпольщик сдавил пальцами бутылёк. За счёт этого тепла где-то в своей каморке греется чёртов маньяк. Сидит перед ярусами мониторов, насмехается, обдумывает, каким ещё способом испытать своих марионеток.

Джек отсалютовал мигающей в уголке камере.

– Твоё здоровье, сволочь.

Вышло невнятно: говорить отчего-то тяжело. Он запрокинул голову, залпом допивая остатки. Кое-как проглотил, закашлялся.

– Подбросить ещё… – просипел, отбрасывая пустой бутылёк, – дровишек, ш-ш-ш… штоб ты не простудился, а?..

Кукловод молчал.

– Молчишь, сука, пригрелся… Или ты теперь разговариваешь только… с этим… у-у-ой. – Голову резко обнесло, до тошноты. Зажмуриться не помогло, мир продолжало тошнотворно кособочить, кренить в разные стороны. – С этим своим… он тоже…

Ярко вспомнилась самодовольная рожа Эрсея. Навалять бы так, чтоб шевелиться не мог.

– «Будешь беспокоить Дженни», знащ-щит… – Джек кое-как поднялся с ящика. Шатало. Тошнило. Но злость была сильнее. – А то мы без тебя… о ней… не заботились… Я вот… И будешь знать, как…

Воды было где-то полведра – труба капала всего с позавчера. Со второго раза вышло оторвать его от пола. А вот дотащить хотя бы до лестницы… Чтобы добраться до третьего этажа, ушло минут пять. Фонарик в свободной руке прыгал, пятно света металось как бешеное. Выхватило знакомую дверь с кучей жёлтых стикеров – сам Эрсей их не лепил, клеили другие, с просьбами найти что-нибудь в комнатах. Теперь некоторые стикеры были почему-то в синих потёках.

– Тоже мне… народный бла… годетель…

Джек выключил фонарик. Конспирация прежде всего. В темноте открыл дверь, переступив порог чужой комнаты. До кровати всего три шага, а там опрокинуть ведро – и обратно.

В ноги бросилось что-то тяжёлое и мягкое. Подпольщик от неожиданности сделал неловкий шаг назад – и врезался в гору шкатулок. Громыхая, футляры посыпались на пол, что в тишине прозвучало совсем уж жутко; что-то заорало, зафырчало, вцепилось в ногу, продираясь через ткань джинсов; Джек выронил ведро, кое-как стряхнул орущее существо и кинулся прочь из комнаты, оскальзываясь в луже воды. Луч фонарика разрезал темноту, провалившись в раскрытый дверной проём – вовремя: ещё секунда, и подпольщик влепился бы в дверной косяк.

– Стоять, – спокойно приказали сзади, и в спину убегающего врезалось что-то, вроде не тяжёлое. Шлёпнулось на пол, но Джек был уже на лестнице. Сбежал на три пролёта, прислонился к стенке, тяжело дыша. Медленно сполз на пол.

Там, куда вцепился кот (а теперь в том, что это был кот, сомнений не осталось), начали болезненно пульсировать царапины. Как проклятое животное умудрилось процарапать джинсу, оставалось загадкой. В голове вроде прояснилось, зато тошнило всё сильнее.

Что мне вообще взбрело в голову?!

Вверху хлопнула закрываемая дверь. Шума новенький поднимать не стал, а теперь, скорей всего, спокойно себе продолжит спать.

В особняке снова установилась тишина, только в вентиляции слабый шум ветра.

Джек в бессильной злости ударил кулаком по стене.

====== 27 августа ======

Продрав глаза утром, Арсений узрел кота, лакающего воду с пола. Увидев, что он проснулся, животное юркнуло в приоткрытую дверь.

Арсений по привычке хотел быстро покончить с утренними делами (одежда, расчесаться, собрать игрушки, плюс вытереть воду и отнести валяющееся ведро), но вместо этого сел на кровати и замер. Хотелось завалиться спать обратно. Пробирал озноб. Ныли порезы – и вчерашние, и позавчерашние, и уже наполовину зажившие; осмотрел руки – из-за бинтов на глубокой ране, той самой, когда он наткнулся на нож, виднелась покрасневшая кожа. В придачу к этому ныли полученные в драке синяки. Но это уже так, для полноты картины.

А я, кажется… перестарался.

– Эй, Кот! Ко-от! Вернись, долакай воду с пола, не будь зверем!

Но Кот то ли не знал русского, то ли принципиально не отзывался. Арсений рассмеялся.

Однако утро всё равно было испорчено: ни на какие испытания его в таком состоянии не хватит.

Арсений слегка размыл крупное чернильное пятно. Позволил капле стечь вниз, поймав кисточкой только у нижнего поперечного бруска двери, и переключился на фон – слабая заливка бледно-синим поверх тёмных густых потёков.

Помимо пола в комнате, представляющего собой мини-копию ванного потопа, пострадала ещё и дверь – на неё щедро плеснули чернил. Арсения прямо ностальгия охватила при взгляде на это безобразие – напоминало одну общагу… Смывать не было сил, потом он вспомнил о валяющихся в сундуке кистях. Банка воды, ещё чернила, губка, запрятанное яблоко (чтобы не идти на завтрак) и словленное случайно вдохновение, да плюс необходимость отдыха от прохождения комнат. Арсений поставил на крошечной площадке перед дверью табурет, усевшись на него, инструментарий свалил на пол и принялся рисовать. Правда, долго сидеть на табурете не получалось – приходилось то и дело вставать, отходить, спускаясь ступеньки на две-три, чтобы оценить результат.

Потёки обратились в провалы темноты между деревьями, просветы – в светлые стволы; через некоторое время на двери возник целый сумеречный лес, уходящий вглубь вереницей деревьев.

Луну что ли сюда ещё…

На лестнице послышались шаги. Арсений вздохнул, но делать нечего: не прятаться же в комнате.

Визитёр не дошёл до площадки несколько ступеней.

– Я… извиняюсь.

Арсений развернулся на табурете, не выпуская кисти – на ней набухала синевой крупная капля разведённых чернил.

На лестнице обнаружился клетчатый. Вид у него был порядком помятый и бледный. Он прямо встретил взгляд новичка, но ощущалось, что подпольщику здорово не по себе.

– За воду.

– Хорошо, – Арсений пожал плечами. С кисти сорвалась капля, распластавшись на полу маленькой синей кляксой. – А чернила тоже твоя работа? Я не в обиде, просто интересно.

Клетчатый мотнул головой.

– Не моя. Зака, скорей всего. Он так обычно последователям двери обливает.

– Юный диверсант, значит. Ясно. У тебя всё или ещё что-то?

– Обещал. – Джек, кинув быстрый взгляд на дверную живопись, протянул ему шкатулку.

Принимая, пришлось сдерживать улыбку.

Все нужные куски, даю сто процентов. И о фонарике, судя по весу, не забыл…

– Приятно иметь дело с обязательными людьми.

– Пойду. – Подпольщик всё-таки отвёл взгляд.

– Если что надо будет найти, обращайся.

Джек, уже спускаясь по лестнице, отмахнулся не оборачиваясь. Засунул руки в карманы, слегка ссутулившись. Скрылся.

Арсений прищурился. Прежде чем вернуться к работе, ещё некоторое время сидел неподвижно, постукивая рукоятью кисточки по щеке, задумчиво смотрел клетчатому вслед.

А с ним бы такая фотография… спиной, идёт по коридору… именно в движении, на ходу… отмахиваясь, как сейчас. То есть, руку чуть выше кисти из-за плеча, лёгкий поворот головы… Во второй опушенной руке мятая сумка, из неё техническая приспособа. Отвёрток насовать, молотков… Свет из окон, естественный…

Забытая кисточка вывалилась из пальцев. Арсений наклонился, кое-как зацепил её кончиками пальцев на самом краю площадки. Табурет опасно балансировал на двух ножках.

Ага. А меня фотографировать вот так. «Падение фотографа»… с табурета.