Портреты Пером (СИ)

– Угу. – Плюхнуться на табурет, придвинуть к себе чашку. Понять, что чашка пустая и вообще не его. Кажется, импровизированный завтрак недавно закончился, и Дженни ещё не начала убирать посуду.

– Ой, прости… Тебя опять перехватили что-то искать, да? Зато вода теперь есть, и труба целая… Сейчас чай подогрею. Осталось немного овсянки, будешь?

– Угу…

Дженни в туманном далёко стучала посудой, рассказывая текущие новости: Джим прооперировал Алису за час до начала потопа, с ней всё в порядке, а вот Джек умудрился повредить два пальца на правой руке. Сломать не сломал, но вроде как трещины в костях заработал.

Перед носом сонного Арсения из ниоткуда появилась тарелка подостывшей овсянки и чашка чая. Девушка убрала грязную посуду со стола и присела на краешек стула.

– Я понимаю, что ты устал…

– Да ладно, выкладывай.

– Насчёт Кукловода… В записке был стих. Вот.

Дженни протянула ему листок. Разлинованный, тетрадный. На нём ровным, почти каллиграфическим почерком в столбик – несколько строк. Арсений даже проснулся.

Это каким может быть человек с таким почерком, интересно?

– Старец длинный и худой носит воду бородой?.. – прочитал невнимательно.

– И разноцветные сестрицы без водицы, – продолжила Дженни. – Детская загадка, краски и кисть. Другое дело, зачем Кукловоду было оставлять мне это… Я хотела посоветоваться с Джимом, но он занят.

– Может, маньяку порисовать захотелось? – вяло предположил Арсений, ковыряя ложкой овсянку и думая об идеальном почерке.

– Тогда при чём тут я? Нет. – Дженни склонилась над столом. – Помнишь, мы искали статуэтки? Мне кажется, Кукловод решил подсказать, какая следующая в коллекции.

– Художник, думаешь?

– Я плохо помню… – она покачала головой. – Понимаешь, в тринадцать лет я попала в аварию, и теперь… амнезия.

– А… ясно.

– И в этом доме я как будто бы… не вспоминаю пока, но чувствую, что вот-вот вспомню. Потому и хочу собрать статуэтки. Ну вот… – она потёрла лоб тыльной стороной ладони. – Кажется, статуэток было пять. Какие именно, я точно не знаю, а эта записка – хоть какая-то наводка. Не поищешь?

– Ладно, – Арсений пожал плечами, думая, что надо бы навестить ту темноволосую девочку, собирающую сувениры и игрушки. – Если что-то такое попадётся…

У себя в комнате он торопливо включил компьютер, ругнулся, вспомнив, что первый рисунок Кукловода не сохранил. Так было бы, с чего начать.

– Надо знать хоть примерно, каков ди-джей этого особнячного радио, – пробормотал в запале, кликами широкой кисти нанося цветные пятна на белый фон. – Что у нас есть… Исключительно вежливые интонации, постоянная ирония. Издёвка на каждом шагу. Аристократ… Ещё и маньяк. – Несколько тёмных пятен на сумрачно-сером фоне. – Нестандартный тип внешности. Сидит в особняке, так что на загар рассчитывать нечего… – белым, – бледный… Вряд ли толстый. Толстый аристократ? Да я разочаруюсь во всём сущем… – несколькими штрихами кисти потоньше обстановку, как на первом рисунке – кусок стенки, заколоченное досками окно. – Значит, типичный романтический герой – худой, бледный, в тёмном…

– Ты радуешь меня, Арсень, – холодно выдало радио после секундного хрипения, – я боялся, что ты умеешь запечатлевать реальность лишь посредством… фотоаппарата, – последнее слово было произнесено почти с издёвкой.

Не заскрипеть зубами от злости стоило немалых усилий. Арсений откинулся на спинку стула, запрокинув голову к потолку, но мышку не выпустил.

– Я вообще много чего умею. И какую ещё реальность-то? Я ж не знаю, как ты выглядишь. Могу что угодно пририсовать.

– Эта вакансия занята. Закери вполне справляется с пририсовыванием разных несвойственных людям частей тела к моим самопальным портретам. После чего не менее успешно упражняется на них в метании дротиков. Так что либо рисуй адекватно, либо пожинай лавры плагиатора.

– Ну хорошо, – согласился Арсений, возвращаясь к рисунку. – Положим, люди с таким остроумием редко бывают красивыми.

– Приведи пример, пожалуйста. На моей памяти люди с подобным остроумием обладали настолько разной внешностью, что я не заметил связи.

– По стандартным обывательским представлениям, – пояснил, нанося приблизительные контуры черт. – То есть, на журнальную обложку не потянешь, а вот на байроновского героя – вполне. Скорей всего, в толпе сразу обращаешь на себя внимание…

– Могу ли я считать это комплиментом? – Явно насмешливые интонации.

– Как знаешь. Для меня это констатация факта. – Арсений сменил цвет кисти с серого фонового на чёрный. – Против длинных волос возражений не будет?

– Смотря насколько. Всё же не стоит грешить против истины. Представь, что Джек немного оброс и причесался.

– На грани фантастики, но я постараюсь, – кивнул, пририсовывая своей «модели» требуемую длину волос.

– И светлее. Байрон или нет, но под канон «цвета воронова крыла в полуночном мраке» они не подходят. Скорее русые.

– Да? Прости, я действительно повёлся на стереотип. – Арсений, усмехнувшись, поменял цвет кисти на близкий к описанию. Программа давала какие-то тусклые, однообразные оттенки, но выбора-то всё равно не было. – Может, тогда в целом набросаешь словесный портрет? А то столько грехов против истины мне ни одна церковь не отпустит.

– О, да это почти провокация. Джек за этот портрет на тебя месяц бесплатно работать будет, – Кукловод было рассмеялся, но тут же взял себя в руки. – Нет. Не опишу. Ты забываешься, марионетка.

– Забылся, – осторожно согласился Арсений, сообразив, что перегнул палку. Нажал «закрыть», но на этот раз рисунок сохранил. – Придётся дорисовывать самому.

Радио, щёлкнув, оборвало связь. Кукловод решил поставить в разговоре точку.

Ну вот, только нашёл того, с кем адекватно поговорить можно…

Арсений сел прямее. Выпустил мышь.

– Адекватно? – еле слышно переспросил сам у себя. – Да это я тут свихиваюсь потихоньку, кажется.

Но дорисовать всё-таки хотелось, и сильно. День, два, месяц… Может, когда-нибудь портрет в воображении сложится – вместо фотографии.

Отключив связь, Джон забрался в компьютерное кресло с ногами.

Притянул к себе кружку ещё горячего чая – ради таких радостей жизни стоило покупать кипятильник, всё лучше, чем день на воде и сухом пайке.

Запотевшее окно избороздили поблескивающие дорожки капель.

Тишина. Кукловод как озверел, рвётся наружу. Вряд ли ему нравится, что Джон так разговаривает с марионетками. Теперь он взбешён, конечно…

После пары глотков горячего крепкого напитка стало легче. Наваждение как будто отступило.

Когда он в последний раз нормально спал?

На мониторе маленький двумерный Арсень отложил мышь и уставился в потолок.

На окно села птица. Любопытно наклонив голову, клюнула стекло и раскрыла рот в беззвучном чирике.

– Холодно? – Джон не узнал свой голос: немного хриплый и грустный. Кукловод так не говорил. – Ну прости, пустить не могу.

Птичка ещё раз чирикнула и улетела.

Обиделась, наверное.

Сегодня ему – впервые за… да чуть ли не за всю послетюремную жизнь довелось искренне смеяться. Звук собственного смеха оказался настолько чужим и непривычным, что захотелось прогнать того, кто забрался в его логово и изволил нарушить уединение Кукловода. А потом… будто очнулся.

Подумать только – он разговаривал с марионеткой. Нет, ему доводилось с ними разговаривать, редко; обычно этим занимался Кукловод. А он никогда не снисходил до беседы: только насмехался, или, в лучшем случае, подсказывал что-нибудь. Не беседовал. Нет.

А вот сегодня… Разговор. Или как иначе назвать этот пинг-понг малозначительными фразами?

Зябко…

Попытался дотянуться кончиками пальцев до пледа, расположившегося живописным комком на углу кровати. Не дотянулся. Более того, ещё немного, и облил бы чаем дорогостоящую аппаратуру. Вовремя спохватился – аппаратура отделалась лёгким испугом и брызгами на мониторе.

Махнуть бы рукой на этот плед, но очень уж замёрзли ноги.