Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Он и Стивену всё обрисовывать в деталях отказывался, когда тот пришёл в комнату, потрепал по волосам, сел на край кровати, и произнёс:

– Давай, бестолочь малолетняя, кайся.

В итоге, покаялся, конечно, но в общих чертах, не вдаваясь в подробности. А с Алексом они заново – вместе – прожили почти весь тот день. После сцены в кабинете директора отчаянно хотелось откровенности, и Кэри не нашёл кандидатуры на роль слушателя лучше, чем неожиданно появившийся защитник.

Тогда сама возможность поговорить о чём-то, не ограничивая себя, не заставляя замолкать на самых неприятных моментах, показалась ему восхитительной.

Не последнюю роль в принятии решения сыграла такая немаловажная деталь, как осознание: Алекс видел его в реальности с чужим членом во рту.

Чего стесняться после такой презентации?

Кажется, уже нечего.

Нельзя сказать, что в былое время Кэрмиту не предоставлялось возможности откровенно поговорить на актуальные темы. Родители искренне считали, что он должен в обязательном порядке обсудить проблемы не с любителем, а с профессионалом. Кэри отлично помнил этот период жизни.

Четыре встречи с дипломированным психологом вместо запланированных родителями десяти. Двести фунтов стерлингов в час за активное копание в его мозгах, не приносящее ни малейшего облегчения.

Пожалуй, именно эти сеансы и способствовали утверждению во мнении, что ему не нужна помощь со стороны. Если кто-то способен ему помочь, то только он сам – остальные мешаются под ногами.

Ещё большая огласка не нужна. Ему наплевать, что будет с людьми, стоявшими за съёмками и распространением видео. Он не станет судиться с ними, проживёт без компенсации и долгих тяжб. Он просто хочет, чтобы его оставили в покое и больше не допекали нелепыми вопросами.

Вначале, до первого сеанса, он чувствовал себя паршиво, но не настолько, чтобы лезть в петлю. Стоило только оказаться в кабинете врачевателя человеческих душ, как сверху, подобно могильной плите, опустилось мерзкое осознание себя в качестве жертвы изнасилования. Психолог активно культивировал в нём этот комплекс, больше ломая, чем помогая восстановиться.

Нанеся дорогому – в определённом смысле – специалисту ещё несколько визитов, Кэрмит окончательно утвердился во мнении: бесконечное обсуждение и обсасывание одних и тех же событий – не его метод борьбы с неприятностями. Ему от такого лечения скоро захочется руки на себя наложить, а не добиться справедливости и максимального наказания для виновных.

Когда психолог в очередной раз завёл стандартную беседу, Кэрмит лишь усмехнулся, поставив собеседника в неловкое положение.

– Что мы выяснили за время наших встреч? Да, это случилось. Да, меня выебали в задницу. Да, помимо прочего, ещё и под наркотой. Однако мне понравилось, а потому можно с уверенностью сказать, что я – кто угодно, но только не жертва изнасилования, – произнёс, поднимаясь из кресла; как сам считал, высказывание получилось чрезмерно экспрессивным. – Четыре сеанса подряд мы топчемся на одном месте, и мне это порядком надоело. Если вам нечего сказать в ответ, то, пожалуй, я займу своё личное время чем-то более приятным, нежели переливание одних и тех же фактов из пустого в порожнее.

Удалился он, громко хлопнув дверью. Выскакивать в коридор и звать его обратно никто не стал. Кэрмит благополучно добрался до дома и заперся в своей комнате. После общения с такими людьми хотелось вскрыться.

Можно было, да, если бы он находил в этом смысл. Он и отдалённых проблесков смысла в данном поступке не видел.

Не то, чтобы ему действительно так уж понравилось. Признаться, он ничего не помнил, кроме того, что мозг, нагруженный химией, генерировал в промышленном масштабе какую-то непередаваемую и, естественно, не поддающуюся логическому объяснению, херню. С цветными бликами, когтями, раздирающими кожу едва ли не до костей, и прочим наркодерьмом, а тело горело так, словно его живьём в костёр кинули.

Ах, да, ещё припоминал моментами тупую боль пониже спины.

Сомнительное такое счастье. Не менее сомнительное удовольствие.

Да, фактически, его изнасиловали. Да, это не следовало оставлять безнаказанным. Но почему обязательно было преподносить всё так, чтобы он почувствовал виновным себя?

Неизвестно, что сказал родителям специалист, но на продолжении проведения сеансов они не настаивали.

Зато в игру вступил Стивен, и его методы оказались Кэрмиту ближе. Во всяком случае, он и сам в ходе проведения воспитательных работ не поленился пару раз врезать кузену своей бывшей девушки, сколотившей ему такую славу и организовавшей масштабную рекламную акцию «Кэри Трэйтон – восходящая звезда фильмов для взрослых».

В качестве прощального подарка, вероятно.

Стоит ли говорить, что ни оператор, ни актёр не побежали в полицию?

Кэрмит получил свою порцию морального удовлетворения, Стивен выпустил пар. Оба отлично поработали в рамках братского тандема.

И никаких чокнутых психологов.

Красота.

Но, когда тема была поднята в разговоре с Алексом, Кэрмит с удивлением осознал, что ему действительно требовалось выговориться хотя бы однажды, чтобы окончательно отпустить это прошлое, не акцентировать на нём внимание настолько сильно. Избавиться от этого груза воспоминаний окончательно, а не только в глазах окружающих людей, когда правды – крохи, а лживой бравады – больше нормы раза в три.

Алекс оказывал на него странное воздействие.

Это немного пугало. Как пугала и та сила притяжения, что возникла едва ли не с момента первой встречи и заставила, наплевав на осторожность, высказаться двусмысленно, не задумываясь о последствиях.

Кэрмит продолжал гадать, где и когда встретил Алекса на самом деле.

Почему этот образ показался настолько знакомым?

Точно не в школе.

Но где? Где? Где же?!

Он бился над этим вопросом с начала учебного года, но так и не вспомнил, при каких обстоятельствах умудрился с Алексом столкнуться. Или не столкнуться, а просто увидеть издалека… Обстоятельство это казалось ему невероятно существенной деталью. Каждый раз, потерпев очередное фиаско, он думал о том, что упускает из вида важную подробность, а это – непростительная беспечность.

Убрав со стола в гостиной школьные принадлежности, Кэрмит сунулся на кухню, прихватил из холодильника бутылку с апельсиновым соком. Собирался выпить его в саду, позволив себе немного повседневных радостей в качестве награды после выносящих мозги занятий. Но тут зазвонил смартфон, оставшийся лежать в гостиной, и Кэрмиту пришлось вернуться.

– Привет, милый, – произнесла собеседница. – Надеюсь, не побеспокоила?

– Привет, солнышко. Ты вовремя. Я уже освободился от своей кабалы. По какому поводу звонишь? Что-то случилось?

Несмотря на то, что Мэри была бывшей одноклассницей Стивена, Кэрмит допускал при обращении к ней подобные словечки. Она не возражала. В их общении не было ни намёка на флирт, всё воспринималось, как само собой разумеющееся. Так же естественно, как называть друг друга по имени.

– Ничего страшного, речь исключительно о приятных плюшках. Я тут разбирала кое-какие относительно недавно отснятые материалы. Нашла твои прошлогодние фотографии, о которых ты так и не побеспокоился, кстати говоря. В названии папки стоит пометка, что они остались невостребованными. Могу скинуть, чтобы ты посмотрел. Если нужны – распечатаю, если нет – удалю.

– Скинь, если не сложно.

– Сложно? Мне? Нет, конечно. Всё для тебя, дорогой мой, – хмыкнула Мэри. – Лови послание, ссылка дожидается в почте. По ссылке – архив. Скачивай и наслаждайся.

Судя по тому, что во время разговора Кэрмит слышал стук клавиш, собеседница находилась за компьютером.

– Есть чем?

– А ты сомневаешься?

– Нисколько, – засмеялся Кэрмит.

– Правильно, не сомневайся. Я много раз об этом говорила, но, наверное, никогда не устану повторять о том, насколько тебя обожает камера. Если с другими я мучаюсь, то твои снимки можно пускать в печать сразу же, не подвергая их обработке в графических редакторах.