Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Я хочу слышать твой сорванный крик, но кричать ты должен только от удовольствия. Никак иначе.

Красный – цвет запретов. Нельзя. Не теперь.

Но целоваться всё в том же яростном ритме, прижимаясь вновь и вновь припухшими губами к не менее припухшим губам своего неслучайного любовника, прикусывать, вылизывать друг другу рты, едва ли не трахая их языками, шепча в промежутках какую-то сентиментальную чушь – сколько угодно. Попутно ласкать друг друга руками, понимая, что при определённом раскладе, при огромном количестве самых разнообразных эмоций даже такая простая вещь может восприниматься иначе, по-особенному.

Вроде обычная взаимная мастурбация, но ощущения, что во время, что после – абсолютно иные.

Вроде нового в привычный процесс не прибавить, не убавить.

Вроде. Ключевое слово.

Алекс мог бы сказать, что никогда ничего более яркого в своей жизни не переживал. Никогда ещё эмоции не были настолько острыми, подобными битому стеклу, вгоняемому в кожные покровы.

Эмоциональным откатом его накрыло стремительно. В рекордно короткие сроки пришло осознание действительности. Несколько глубоких вдохов – вот уже привычный мир приобретает знакомые очертания, снова видно всё, да и слышно тоже.

Шаги в коридоре, разговоры в соседней комнате, через стену. Смятые простыни, разодранные рубашки, так и не снятые до конца, лишь слегка приспущенные с плеча. У обоих.

Тёмные пятнышки засосов, проступающие на светлой коже, белёсые капли на чёрной ткани школьной формы. Разгар дня за окном – не спрячешься от неловкости и ответственности под покровом ночи.

Потемневшие глаза напротив, перехватывающие взгляд. Безмолвный вопрос.

– Алекс? – позвал Кэрмит, спустя несколько минут напряжённой тишины, повисшей в комнате.

Вдохи и выдохи стали настолько тихими, как будто оба перестали дышать вовсе. Или боялись, что излишне шумное дыхание послужит поводом для самобичевания, прилива стыда и попыток отвести глаза, как можно скорее, а потом, не сталкиваясь взглядами, разбежаться в разные стороны.

Сжечь письмо, сломать и отправить в мусорный бак увядшую розу, постараться выбросить случившееся из головы.

– Алекс? – повторил Кэри, прикоснувшись к обнажённому плечу кончиками пальцев.

– Да?

– Забудем о том, что сейчас случилось? Если ты посчитаешь, что так лучше, я не стану настаивать. В конце концов, сколько там вы вместе? Понятно, кому…

– Нет.

– Но?.. – Кэрмит начал и запнулся, словно только теперь осознал смысл ответа.

– Нет, – уверенно и громче, нежели прежде, произнёс Алекс, давая понять, что в первый раз не оговорился, а Кэри не ослышался.

Всё верно, он не собирается отказываться от случившегося и называть это нелепой случайностью – или не менее нелепой закономерностью? – спровоцированной переизбытком эмоций, не планирует.

Алекс провёл носом по шее, ощущая одурманивающий аромат одеколона. Прикасался к коже, оставляя на ней практически невесомые, сухие поцелуи, слушал, как у Кэрмита вновь сбивается только-только восстановившееся дыхание.

– Саша…

Слышать от Кэрмита такую вариацию своего имени было непривычно. Произношение получилось своеобразным. Кэрмит слишком – неоправданно – тянул букву «ш». Слово выходило похожим на шипение. Но не отталкивающее, а, напротив, удивительно приятное.

Признаться, Алекс вообще не помнил, когда его последний раз называли Сашей. Что родственники, что друзья-знакомые использовали либо полную форму имени, либо иные сокращения. В их устах он успел побывать Алексом, Алеком, Лексом и даже Алом. Последний вариант оставался на совести Лики, это только сестричка так извращалась. Он отвечал ей практически тем же, используя вариацию «Анж», что ей по душе не приходилось. Такая взаимная игра в «зацепи собеседника».

Новое неожиданное обращение не могло оставить равнодушным.

Не кончи он раньше от восхитительно умелых прикосновений – он готов был поспорить, что сам не сделал бы это лучше, – кончил бы от того, как Кэрмит позвал его по имени.

Оргазм эстетический он от этого точно получил.

Через несколько дней после празднования дня Валентина, начались очередные короткие каникулы между термами, и на этот раз Алекс не стремился убраться с территории школы одним из первых.

Они столкнулись в одном из коридоров, – точнее, переходов между зданиями, – когда Трэйтон шёл с небольшой дорожной сумкой в руках. Кэри сначала прошествовал мимо, Алекс повторил его манёвр, замер на месте и обернулся. Увидел, что Кэрмит сделал то же самое. Они не копировали друг друга во всём, но иногда обоих парней посещали идентичные мысли.

Кэри улыбнулся и пошёл обратно, к Алексу. Бросил сумку на пол, не озаботившись сохранностью вещей, если в мини-багаже было что-то ценное и хрупкое, ухватил Алекса за воротничок рубашки, как тогда, в спальне. Несколько секунд пристально смотрел в глаза, словно сомневался в рациональности реализации задуманного, но в итоге от неуверенности благополучно отделался и потянулся за поцелуем.

Удалённость и относительная затемнённость коридора играла обоим на руку, наблюдатели здесь если и были, то редкие, немногочисленные.

Кэрмит толкнул сумку ногой, отправляя её в нишу, туда же потянул и Алекса. Несмотря на некую эпатажность образа, частенько упоминаемую в разговорах с окружающими людьми, он не стремился выставить напоказ собственную личную жизнь, шокируя всех присутствующих поблизости откровенными выходками и «гейской лизнёй», как однажды соизволил выразиться Кай, посоветовав при этом держать себя в руках, поскольку…

Ну да.

Все знают, что в школах бывает разное. А уж если это исключительно мальчишеская школа – теперь такая характеристика в прошлом, но раньше-то, да, – то среди учеников обязательно найдётся хотя бы пара-тройка тех, кто спал друг с другом. Все понимают, но если случай получит огласку, став достоянием общественности, по голове их руководство академии за это не погладит.

Официально школа была и остаётся школой. Вывески с надписью «брачное агентство», «эскорт-услуги» или «мальчики по вызову» над главным входом или над воротами пока не появлялось, так что лучше держать себя в руках и не давать воли чувствам. Если совсем не получается сдерживать порывы, то лучше делать это умеренно, не провоцируя окружающих.

Кэри признавал, что в словах Кая есть логика, а потому действительно старался вести себя более или менее сдержанно.

– Раз уж дневной Лондон мы вместе посмотрели, может, не откажешься составить компанию во время прогулки по ночному? – поинтересовался, покусывая и без того истерзанные губы.

Вряд ли от неуверенности, скорее, потому, что знал, какой эффект этот нехитрый жест производит на Алекса.

Он прекрасно выглядел в школьной форме, но в той одежде, что подбирал по собственному вкусу, выглядел в разы привлекательнее. Личное совершенство. Чувством стиля его природа наградила в полной мере, позволив выбирать те самые наряды, в которых Кэри был по-настоящему неотразимым.

– А твои родители не будут возражать? Или брат?

– Пять дней из семи, подаренных нам на отдых, я буду откровенно задрачиваться на занятия математикой для последующей сдачи A-levelа. Если бы ты видел мою даму-репетитора, обязательно посочувствовал бы. Она злая, нереально строгая, ко всему прочему ещё и жутко требовательная. Она поимеет мне мозг интегралами, дробями, параболами и прочей дрянью, а потом заберёт мои деньги и отправится радоваться жизни. Так вот, сведи ты с ней знакомство, понял бы, бесспорно, что за свои страдания я достоин определённого вознаграждения и хорошей порции персональных антидепрессантов, – усмехнулся Кэрмит.

– И всё-таки?

– Стивен одно время активно выступал против моих отлучек из дома, говорил, что лучше не провоцировать всех лишний раз, но запреты не носили радикального характера. Я мог их нарушать. Если говорить об угрозах такого рода, то среди моих знакомых единственный любитель отрывать людям яйца за поползновения в сторону его родственников, ну или просто разбрасываться такими угрозами – это Кай.