Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

– Два года.

– Вот. Начало положено. Можно продолжать. Это не так сложно, как кажется.

Он улыбнулся ободряюще, скользнул ладонью по щеке, погладил здоровый уголок губ и поспешил убрать руку, не позволяя себе большего. Зайти дальше положенного было проще простого, но Алексу это казалось неправильным, слишком… Слишком. И на фоне сегодняшнего происшествия, и на фоне своих недавних размышлений о мести.

– Всё началось с неприятного инцидента за пределами академии, – неохотно признался Кэрмит, застёгивая пуговицы на рубашке, понимая, что Алекс его «благодарностью» так и не воспользуется; в этом было нечто поразительное, поскольку, предлагая, он не сомневался в положительном ответе. – Мои отношения приказали долго жить. Мне казалось, что расставание прошло вполне полюбовно, никаких взаимных обид, никаких упрёков и прочих факторов, омрачающих жизнь. В дальнейшем выяснилось, что такого мнения придерживался только я. Девушка оскорбилась и решила отомстить. Сразу скажу, ей это удалось. То самое видео… Надеюсь, ты никогда его не увидишь и не найдёшь. В сети его нет, диск уничтожен, запись удалена отовсюду, откуда только можно. Любительская постановка, непрофессиональные актёры и почти сломанная жизнь. Так или иначе, но отрицать собственную причастность к этому видео, было, как минимум, нелепо. Все прекрасно видели, что это я блистаю на экране, а не кто-то, безумно на меня похожий. Естественно, что после появления в сети данного порнофильма, отношение многих ко мне изменилось. Общество таких ошибок не прощает. Изгоем я не стал, но уважения, направленного в сторону моей персоны, заметно уменьшилось, а уровень пошлых замечаний повысился. Я не знал, что там были камеры. Я в тот вечер вообще ни черта не соображал, вот и поплатился…

– Возбуждающее?

– Экстази.

– Наркотики, значит… – протянул Алекс, делая пометку напротив пунктика, что давно и прочно занимал мысли. – По собственному желанию принимал или кто помог?

– Игра «изо рта в рот», – пояснил Кэрмит. – Просто поцеловать, просто протолкнуть таблетку в рот партнёру, и больше ничего не нужно. Я вообще-то не загоняюсь по таким вещам.

– Хотелось бы верить.

– Не очень так образ получается, да? – усмехнулся Кэри, откидываясь назад, опираясь ладонями на покрывало и сдувая растрепавшуюся челку, по длине совпадавшую с остальными прядями, потому спокойно закрывающую половину лица, если не убирать её в сторону. – Совсем не пай-мальчик. Порнозвезда, наркоман… И то, и другое было однократно, но хватило с лихвой, чтобы составить обо мне определённое мнение.

Он внимательно следил за действиями Алекса. Покончив с обязанностями доктора, тот старательно оттирал нож от крови, обрабатывая антисептиком поверхность лезвия, словно опасался, что Арлет может оказаться заразным. Забавно и алогично, в определённой степени, если принять во внимание демонстративное облизывание ножа во время пребывания на крыше.

– А я-то думал иначе. Как только увидел тебя, сразу же определил: «Классическая серая мышка, по-другому и быть не может». Ведь все пай-мальчики при встрече заявляют о желании оказаться в постели своих одноклассников, а потом облизывают им пальцы во время лабораторных работ, – иронично заметил Алекс. – Все, без исключения.

– Осуждаешь?

– Ну кто я такой, чтобы осуждать или читать нотации?

– Нет?

– Нет. Что там с Арлетом?

– Он оказался одним из самых ярых ценителей «искусства».

– И уже два года продолжает… восхищаться?

– Да.

– Как часто?

– Раз пятнадцать за всё время. Это не его слабость. Это его развлечение.

– Но тебе оно, смею надеяться, не нравится?

– Не задавай глупых вопросов. Разумеется, нет.

– Хорошо. Задам тот, что подойдёт под определение умных. Твой дорогой приятель Даниэль готов был сравнять меня с землёй только за то, что ему казалось, будто я расспрашиваю окружающих о тебе. Подобная экспрессия, скажем прямо, весьма и весьма впечатлила, а слова о готовности пожертвовать жизнью ради лучшего друга сразили наповал. Так почему же он, такой благородный, с широкой душой и большим сердцем, не помог тебе в противостоянии с Арлетом? Или он – герой только на словах, а когда доходит до реальных действий, вся бравада сходит до минимальных показателей? Мне кажется, вдвоём вы могли бы запросто справиться с этими уродами.

– Он не в курсе.

– Да?

– Никто не знает. Кроме тебя.

Кэрмит, произнеся это, сжал губы в тонкую нить. Он бы предпочёл данные события вообще ото всех в тайне сохранить. Особенно от Алекса. Отвратительно было думать о том, что тот видел. Отвратительно было думать, что на фоне этого испытывал отторжение.

– А ты… Почему?

– Я уже озвучивал свою точку зрения, но повторю ещё раз. Это не та история, что требует огласки. Виновного, конечно, накажут, но мне осуждения достанется не меньше. С моей репутацией только этого и не хватало. Ещё немного, и она будет разрушена до основания. Одни руины останутся.

– Не будет, – произнёс Алекс. – Если префект не идиот, он к тебе больше не подойдёт. Если идиот… Тогда я заранее ему сочувствую, но извинений за будущие свои выходки не приношу. Сам виноват.

Он сложил нож и протянул его Кэрмиту. Перехватил сосредоточенный взгляд.

– Думаешь?.. – Кэрмит сомневался.

– Да, – решительно сказал Алекс. – В противном случае, всё закончится куда хуже для нас, чем для них. Они назовут себя жертвами немотивированной агрессии, мы окажемся её источниками. В качестве доказательства их вины можно было бы использовать то видео, что наснимал для дрочки одинокими вечерами помощник Арлета, но поскольку ты не хочешь выносить это на всеобщее обсуждение, нам следует перестраховаться. Они хотели столкнуть тебя вниз, я это увидел и вмешался. Меня порезали, я ответил тем же, пытаясь защититься, а не из-за жажды крови. Самооборона, только и всего. Не смотри так. У меня за плечами нет многочисленных жертв. Просто моя мать – эксперт-криминалист, кое-какие тонкости я знаю. Ты меня порежешь, мы вытрем лезвие и выбросим нож в мусорку. То, что эта вещь принадлежит Арлету, каждая собака знает, так что с определением владельца проблем не возникнет. Когда нож найдут, и если начнутся разбирательства, могут провести экспертизу. Сейчас на нём только кровь Арлета, а должна быть и моя, для убедительности.

– Сейчас на нём вообще крови нет.

– Есть, просто мы не видим. Готов поспорить на что угодно, под рукоятку затекло немного. Специалисты это обнаружат в два счёта, при условии, что будет проверка. А если не будет, всё равно перестрахуемся на всякий случай. Это не лишнее, как мне кажется.

– И что я должен сделать?

– Единственная твоя задача в данный момент – распахать мне руку. Только и всего.

– Я понимаю. Но как именно?

– По своему усмотрению. Только не так, как потенциальные самоубийцы режут, конечно.

– Я не знаю, как они режут.

– Тем лучше. А то загремлю по твоей вине в лазарет, и останешься в одиночестве. Некому будет подсказки на занятиях писать.

Кэрмит, ожидавший иного замечания, улыбнулся. Подставил ладонь, перехватил нож в полёте, вновь выдвинув лезвие и посмотрев на него, что называется, с другой стороны. Он неоднократно видел это оружие в руках Арлета, ощущал прикосновение холодной стали к коже. Один раз его даже оцарапали, не случайно, а намеренно. С огромным удовольствием он бы вогнал это лезвие в Арлета, но перед ним сидел Алекс. И это Алекса ему нужно было резать, пусть и несильно, но всё-таки.

Кэрмит понимал, что характеристика не самая подходящая, но к лезвию так и напрашивалось определение «зловещее».

– Подожди, – произнёс Алекс. – Надо что-нибудь подстелить, чтобы не запачкать кровать. Плёнку какую-нибудь.

– И где её взять?

– Пожертвую своей собственностью.

Алекс усмехнулся. Выхватил из стопки пару файлов, вытряхнул их содержимое на стол. Сами файлы разорвал и положил на кровать, прикидывая, насколько удачно получится реализовать задуманное, и не окажется ли постельное бельё заляпанным кровью, будто в том сне? Объяснять персоналу, откуда она взялась на простынях, было не с руки. Тогда бы вся их идея погорела за считанные секунды, а Алекс нуждался в железном алиби. Закатал рукава, ощущая, что наблюдение за ним не прекращается вовсе. Бросил мимолётный взгляд в сторону Кэрмита. У Трэйтона дрожали руки. Он явно не наводил на мысли о хладнокровном убийце, способном в мгновение ока разделаться с намеченной жертвой.