Кошки-мышки (СИ)

Он только кивает в ответ на прощание Дейзи и, не вынимая рук из карманов, принимает поцелуй-извинение. Не оглядываясь, идет в сторону медпункта, зная, что девушка стоит и смотрит ему вслед. Словно делать ей больше нечего. Доктор Стивенс выглядит слишком уставшей для столь раннего времени. Она поправляет прическу и проводит пальцем по списку горожан, отчитываясь перед мужчинами. Проверку прошли уже все, кроме одной жительницы.

- Минни? - напрягается Мартинес.

- Нет, девочка самая первая пришла, с ней все в порядке. Как и с остальными. Не было только Эмили. И… у нее грудной ребенок, - отвечает женщина, опуская глаза.

Цезарь переглядывается с Диксоном и Шупертом и снова выходит под дождь. На улице ни души – пройдя осмотр, люди предпочитают оставаться в домах. Вчера бы так. Мужчины торопливо идут к нужному дому и поднимаются по ступеням. Теперь уже Мартинес громко тарабанит в дверь. Мэрл предлагает выбить замок, когда им, наконец, отпирают. Перепуганная молодая женщина смотрит жалобно и зачем-то закрывается руками.

Эта Эмили, наверное, была красивой. Когда-то тогда. Раньше. До сегодняшнего дня. А сейчас каштановые волосы липнут к посеревшему лицу, губы распухли и дрожат, под глазами – синяки. Цезарь делает шаг вперед, и женщина отступает. Он хватает ее за плечо, и слышит смешок Мэрла о том, что они могут и сами осмотреть эту цыпочку, не ведя ее лишний раз к врачу. Порадовать напоследок. Детский плач напоминает о том, что женщина защищает не себя.

Мартинес держит упирающуюся Эмили, а Шуперт решительно шагает к детской кроватке, доставая младенца, через щеку которого проходит царапина. Обработанная и не заживающая. У ребенка горячка, а дрожит мать. Она смотрит диким взглядом на троих мужчин, обступивших ее, и рывком выхватывает дочку из рук Шуперта. Прижимает к себе и отступает. Натыкаясь на все еще улыбающегося Мэрла. Вздрагивает и умоляюще смотрит в лицо Мартинесу. Словно он может что-то сделать. Будто он способен излечить ее ребенка!

- Идем, красавица. Вам к врачу нужно. Ну? – подталкивает Цезарь ее к выходу.

- Док поможет, не бойся, - хмыкает Диксон и пожимает плечами, ловя взгляд Шуперта.

А женщина готова верить Мэрлу. Она шумно выдыхает и торопливо спускается по ступенькам. Не замечая дождя, сворачивает в нужную сторону и искоса поглядывает на свой конвой. Боится, что они ведут ее не к врачу? Так бы и было, если бы не слова Губернатора о том, что каждый укушенный должен доставляться в больницу. А потом нужно будет оповестить его. И Милтона. Словно этот странный исследователь что-то сможет понять, увидев процесс превращения своими глазами.

Доктор Стивенс при виде ребенка сдавленно охает и качает головой. Мартинесу приходится напомнить ей, чтобы не забыла осмотреть и Эмили. Так, на всякий случай. Диксон уходит сообщить Блейку, а Шуперт остается следить за порядком: вдруг отчаявшаяся мать решит что-то сделать. Молодая, сильная женщина – на что она может быть способна, осознав, что ее ребенку никто уже не поможет?

Мартинес проводит весь день за работой: проверять все приходится лично. От надежности каждого участка стены до способности каждого из дежурных стоять на посту. Темные тучи не расходятся весь день, и городок кажется вымершим. Шмыгающая носом Дейзи, замотав голову шарфом, приносит Цезарю теплый обед и стоит рядом, пока он ест. Смотрит сочувствующе и подает термос с кофе. Пытается сказать что-то о холоде и необходимости отдохнуть, но быстро понимает значение раздраженного взгляда. Она медленно разворачивается и уходит в туман, пошатываясь на тонких каблуках.

Спустя пару часов приходит Шуперт, коротко сообщая, что ребенок превратился, а мать была доставлена домой. Мартинес закуривает, отгоняя от себя мысли о том, что делает с младенцем сейчас Милтон. Пытается понять природу этой неведомой болезни? Может быть, даже радуется тому, что ему в руки попался такой удобный образец. Слишком маленький, чтобы быть опасным при элементарных мерах предосторожности. Сейчас не время давать матери хоронить свое дитя. А у Цезаря много других дел, чтобы думать о подобном.

- Шеф! Я зашел… ну, на всякий случай, проверить, как там она. В общем, сам смотри. Убрать нужно или?.. – встречает вечером Мартинеса Тим, кивая на знакомый дом.

Зачем парень решил проверить Эмили, уже неважно. Дверь не заперта, в квартире темно. В комнате – детские игрушки, одежда, яркие книжки. В центре – упавшая табуретка и висящее под потолком тело. Каштановые пряди свисают сосульками, а руки, еще утром прижимавшие к себе ребенка, тянутся в направлении вошедших мужчин. Цезарь смотрит на повесившуюся женщину и достает оружие. Один точный выстрел и ее можно снимать. Он кивает Тиму и выходит. Парень справится, не впервой уже подобным заниматься.

На улице тишина, но в темноте вдруг мелькает что-то светлое, и Мартинес, недоверчиво прищурившись, шагает в ту сторону. Хватает девушку за ворот ее огромной куртки и оттаскивает за угол, прижимая к стене дома. Она смотрит немного удивленно и слишком спокойно.

- Какого черта, красавица? Ты вчера слышала меня? О комендантском часе? Ты меня поняла вчера? – разделяя каждое слово паузой, спрашивает Цезарь и только еще больше злится, видя послушные кивки. – Так почему ты сейчас не дома? Что ты тут делаешь?

Минни пожимает глазами и слегка улыбается, изображая дурочку. Но он почему-то не верит, встряхивая ее сильней и не обращая внимания на прикушенную от боли губу – девушка ударилась головой о стену.

- Ну? Куда ходишь? К кому? Оставайся на ночь, если дома не сидится, никто не запрещает! Или тебе в прошлый раз понравилось, а? Может быть, я тогда зря помешал? Нужно было пройти мимо? Может быть, ты разгуливаешь тут ночами, ища приключений?

Цезарь уже не пытается подавить в себе ярость. Почему-то злится, представляя, что девушка так поздно возвращается от мужчины. Не обращает внимания на лужу, в которой они оба стоят. Его ботинки выдержат. А ее мокасины? Минни только смотрит на него молча, ничего не отвечая. Мартинес вовремя вспоминает, что она не может, и бьет кулаком о стену. Видит подрагивающий уголок губ и не сдерживает ругательств – она смеется над ним.

Он всего лишь хочет показать ей, до чего может довести подобное нарушение порядка. Преподать урок нахальной девице, возомнившей, что она особенная. Что ей позволено все. Мартинес прижимает ее крепче к стене, вдыхая запах сигарет с ментолом и сырости. Руки быстро оказываются за вырезом платья, сжимая маленькую грудь. Губы касаются шеи: холодной, нежной, гладкой. Он успевает подумать о том, что ничем не отличается от насильника, когда ощущает ледяные пальцы на животе.

Девушка ловко справляются с ремнем на его штанах, и закидывает голову вверх. Просто смотрит этим своим сводящим с ума серьезным взглядом. Мартинес приподнимает ее выше под бедра и впервые так радуется привычке местных женщин носить платья. И своей привычке набивать карманы всем необходимым.

Ему почему-то казалось, что он будет у нее первым. Почему-то хотелось быть первым. Не угадал. Она едва заметно улыбается и не отводит от него внимательного взгляда даже сейчас, вбиваемая в стену резкими толчками. Ее не хочется жалеть. Только вызвать эмоции. Любые, кроме этого осточертевшего уже любопытства.

Мартинес склоняется к ее губам, но она отворачивается. Касается поцелуем щеки, прикусывает мочку уха и часто, хрипло дышит. Цепляется ледяными пальцами за его плечи, пробравшись уже под футболку. Такая горячая внутри и такая холодная снаружи. Еще несколько движений и он утыкается лбом в сырую шершавую стену какого-то дома.

Девушка соскальзывает вниз - обратно в лужу - и опирается о стену. Дрожит и прячет глаза, торопливо поправляя одежду. Цезарь приводит себя в порядок и неловко дергает полы ее куртки, сводя их вместе. Вдруг думает о том, что она может заболеть. А Минни роется в кармане, достает две сигареты и закуривает одну трясущимися пальцами, суя ему в ладонь вторую вместе с зажигалкой.

Она курит быстро, глубоко затягиваясь и глядя куда-то в сторону. Жалеет? Мартинес крутит в пальцах сигарету и впервые в жизни не находит подходящих слов. Раздраженно закуривает и подталкивает Минни обратно к главной улице.