Русский гамбит генерала Казанцева

В последнем случае размах народных выступлений, по сообщениям корреспондентов, вызвал немалый конфуз у американских военных, размещенных на военных базах в этой республике. Симпатии к России с особой силой проявляются среди простых людей в приграничных с Россией славянских республиках, для которых состояние государственной разделенности братских народов представляется неестественным и временным.

Распад СССР и ослабление России привели к последствиям, опасным для мира в целом. Если во времена противостояния СССР и США, несмотря на обилие ядерного и обычного вооружения, угроза военных конфликтов казалась нереальной при сложившемся военно — стратегическом паритете двух сверхдержав, то теперь она не для кого не кажется несбыточной. Аргументы для такого вывода можно найти у З. Бжезинского в контексте его логических построений о том, что Евразия в XXI веке может стать главным геополитическим призом Америки.

Миру необходимо геополитическое равновесие, основы которого закладываются на Евразийском континенте. Россия и консолидирующий страну русский народ составляют естественную многовековую основу такого равновесия.

4.2. Была ли царская Россия «тюрьмой народов»?

К концу XIX века многовековой процесс формирования территориальных пределов Российского государства, судя по всему, подходил к завершению. С учетом складывавшихся геополитических реалий в начале XX века, после вхождения в состав России ряда регионов, наступали его последние фазы. Охватив шестую часть Земли, Россия обрела, как считали тогда, и это признавалось международными договорами, «свои естественные границы», уравнявшись в размерах с таким универсалистским образованием, как Британская империя. Несколько уступали им в этом отношении страны с зависимой периферией, такие, как Китай, Турция, Австро-Венгрия, Франция и Испания.

После октябрьских событий 1917 года под влиянием новых идей разностороннее изучение многонациональных особенностей российской государственности было подменено неоспоримым, как казалось тогда, заключением: «Россия в прошлом — тюрьма народов, достигших при новой власти, наконец-то, своего подлинного освобождения». Впоследствии под давлением «непогрешимых теоретических» указаний оно обрело в 20 — 30-е годы ХХ века концептуальную завершенность, получив широкое признание в СССР.

Не подвергаясь сомнению на протяжении нескольких десятилетий, это представление превратилось в монополию на истину, с набором общепринятых установок, исключавших другие подходы в освещении темы. Для преодоления «исторической несправедливости» большевики, исходя из своих теоретических представлений, пошли на признание за российскими народами права «на свободное самоопределение вплоть до отделения»30.

При этом под прикрытием интернационализма, по сути, копировались идеалы Запада: «одна нация — одно государство». Политические лидеры первых лет существования СССР утверждали, что «Советская Россия не имеет ничего общего с Россией николаевской или времен Керенского и Корнилова», подталкивая на практике народы к сплочению, но не на основе национального единства, а по классовой принадлежности.

Оценивая результаты политики большевиков, Г. В. Вернадский, один из ярких представителей русской науки за рубежом в 20–30-е годы ХХ века, признанный в США и Европе крупнейшим специалистом по отечественной истории, утверждал: «Независимо от социально-экономической программы вождей Советской революции, их программа по национальному вопросу сумела задеть такие струны в душе народов Евразии, которые их притягивали к Москве, а не отталкивали от нее». Как ему представлялось, с этого рубежа «…судьбы России и Евразии… нераздельно слиты между собою», ибо еще в прошлом «стихийный… процесс сплотил и продолжает все больше сплачивать племена и народности…» в этом своеобразном ареале мира «в единое культурное целое».

В противовес стереотипам, складывавшимся в исторической науке, развивающейся в СССР, иные теоретические воззрения о формировании государственных пределов России формировались в философском наследии И. А. Ильина. Согласно его наблюдениям, Российское государство слагалось не по произволу государей, правящего класса или тем более простонародья, а в силу факторов, объективно направляющих процесс формирования территориально-государственной общности на северо-востоке Евразии.

Россия в его трудах предстает как органическое единство территорий и народностей, а все утверждения об агрессии со стороны русского народа и борьбе за свою свободу других, по убеждению И. А. Ильина, несостоятельны. На просторах России на протяжении веков, а по сути, изначально, происходило преимущественно добровольное единение народов, и за счет этого устанавливалась полиэтническая государственная стабилизация, «европейско-азиатское, а через него и вселенское равновесие».

Постепенно превращаясь в многонациональную державу, Россия выступала отечеством для многих входивших в ее состав народов. При формировании ее территории использовалось и военное принуждение, но оно официально не воспринималось как покорение в обычном смысле. Главным критерием при этом выступала, прежде всего, безопасность сопредельно расселявшегося населения империи.

В «чистом» виде солидаризация народов в пределах одного государства, как свидетельствует мировой опыт, фактически происходила только в Швейцарии. Однако российский размах этого явления намного превзошел его параметры в этой западноевропейской стране. Во всех остальных случаях включение инонациональных сообществ в те или иные государственные пределы осуществлялось, как правило, путем поглощения, с установлением для всех унифицированного, без какой-либо политической дифференциации, общественного устройства. Многие бывшие империи превратились вследствие этого из многонациональных в этнически однородные монолиты или приблизились к ним (например, Германия и Китай).

Сходные процессы происходили и в США. В одной из своих речей в начале ХХ века на тему об «истинном американстве» Т. Рузвельт, являвшийся тогда типичным выразителем общественного мнения в своей стране, затронул и вопрос о прибывающих переселенцах: «Мы должны сделать из них американцев во всех отношениях: по языку, политическим взглядам и принципам, по пониманию и отношениям к церкви и государству. Мы приветствуем немцев, ирландцев, стремящихся стать американцами, но нам не нужен чужеземец, не желающий отказаться от своей национальности. Нам не нужны немцы-американцы, ирландо-американцы, образующие особый слой в нашей общественной и политической жизни. Мы никого не можем признать, кроме американцев».

Россия же, как и Швейцария, считает И. А. Ильин, «сколько получила народов, столько и соблюла». В государственном устройстве России сочетались элементы как федерализации (упорядоченное единение и самобытность частей, их самостоятельность в законных пределах), так и унитарной централизации (политическое включение и срастание). Им соответствовали и параллельные надстроечные государственные формы: корпоративная (объединение по свободной воле на основе общего интереса) и учредительная (объединение не снизу, а сверху на основе опеки и повиновения).

До 1917 года учредительная (монархическая) форма правления, по его мнению, уживалась с корпоративным самоуправлением инонациональных общин, что в иных универсалистских полиэтнических образованиях в таком соотношении не встречалось. Элементы эти не были, безусловно, во всех деталях сбалансированы и не имели полной гармонии в сочетании и взаимодействии. Возможности и пути дальнейшей интеграции народов откладывались на будущее.

Таким образом, устоявшихся четких научных представлений об особенностях России как государства не существовало до революционных потрясений в начале ХХ века, а возможные пути совершенствования российской государственности в определенных кругах активно обсуждались исключительно в революционном контексте. Стремление преодолеть назревшие проблемы как можно быстрее, но все же эволюционным путем, явилось причиной реформаторских инициатив С. Ю. Витте и П. А. Столыпина.