Созидательный реванш (Сборник интервью)

— Ходят слухи о грядущей третьей части вашего большого романа «Гипсовый трубач».

— Я ее сейчас заканчиваю. Идет непросто. Концовка должна быть неожиданная, но логичная, жесткая и полифоничная… Третья часть выйдет, думаю, к весне. Такого большого романа у меня еще не было — пятьдесят авторских листов! И чем-то вещь эта зацепила читателя. Первые два тома просто смели с прилавков. Было уже несколько допечаток и переизданий. Для незаконченного романа — случай почти уникальный. Я много езжу по стране — по делам газеты и на премьеры моих пьес. Сейчас везде ставят «Одноклассников». Недавно вернулся из Владивостока. И куда бы я ни приехал, первый вопрос: когда будет третья часть? Спрашивают самые разные люди, от губернаторов до студентов.

— Цепляет то, с чего мы начали, — острейшая, смешная, умная сатира.

— Да, хотя в конце будет много любви. Даже слишком…

— Кстати: ваша жена на эротические сцены в ваших произведениях не обижается?

— Настораживается. Всякая жена читает сочинения мужа-прозаика или стихи мужа-поэта как следователь по особо важным делам…

Нулевые, болевые…

…Меня, естественно, волнует культурная составляющая процессов, происходящих в нашем обществе. В минувшее десятилетие по сравнению с девяностыми обозначился, по-моему, некоторый позитив. Прежде всего, в духовной сфере удалось во многом преодолеть революционный нигилизм предыдущих лет, когда все, что не было направлено на слом советской цивилизации, объявлялось не стоящим внимания, враждебным и т. д. Девяностые почти скалькировали, повторили двадцатые годы двадцатого века. Нулевые отмечены большей разумностью в подходах и оценках, что связано с восстановлением государственности, серьезно пострадавшей в предшествующий период. К позитивным сдвигам относится и то, что право голоса в средствах массовой информации, прежде всего на ТВ, получила нелиберальная точка зрения на проблемы культуры и духовности. Ведь девяностые — это период либеральной диктатуры в СМИ, когда любые сомнения в «единственно верном» либеральном пути были равносильны если не физической гибели, как в двадцатые, то, по крайней мере, профессиональной, что, в частности, мне пришлось испытать на себе…

Нулевые ознаменовались возвращением читателя к настоящей литературе. В засилье некачественного развлекательного чтива, в том числе и переводного, образовалась существенная брешь: издательства начали публиковать серьезную современную прозу и поэзию. К сожалению, поэзия еще не вернулась достойным образом на телевизионный экран. Мне довелось быть последним ведущим ТВ-программы, где звучала современная поэзия. Передача называлась «Стихоборье» и выходила на канале Российские университеты, закрытом после того, как НТВ получило эту частоту в награду за поддержку полумертвого Ельцина на президентских выборах. Теперь я связываю возвращение современной поэзии на ТВ с передачей «Контекст», которую недавно начал вести на канале «Культура». Моим обязательным условием при подписании контракта было, чтобы в каждой такой программе звучали стихи, выступали поэты. А то ведь сегодня о поэзии вспоминают лишь в дни юбилеев и похорон… И порою кажется, что в России остался один поэт — Илья Резник в белом костюме.

Привычное возражение — мол, поэзия не пользуется популярностью. Да мало ли что у нас не пользуется популярностью! ТВ постоянно навязывает нам людей, которые не могут привлечь своим «искусством» и десятка зрителей, например, авторов так называемой «новой драмы». Их спектакли едва выдерживают полсезона и снимаются — билеты никто не покупает. Но если смотреть телевизор, создается полное впечатление, что у нас миллионы поклонников этого направления!

Здесь стоит снова обратиться к проблемам духовной жизни нулевых годов. Я говорил о преодолении революционного нигилизма, однако инерция подобного состояния умов очень велика, и это чувствуется, конечно, по тому, как наше телевидение отражает культурный процесс — абсолютно по-большевистски! Не таким, каков есть, а каким бы они хотели его видеть: замалчиваются целые направления в литературе, прежде всего, традиционное, практически исключаются проблемы русской культуры, русского культурного пространства, что, на мой взгляд, в корне неправильно. Последние события в Москве на Манежной площади, которые еще будут иметь продолжение, тоже часть этого вопроса. В связи с этим полезно вспомнить и задуматься над тем, почему, например, в Прибалтике с 60-х годов прошлого века широко распространилось хоровое движение. В каждом маленьком городишке, на каждом предприятии существовали национальные хоры. И через сеть подобных хоров в немалой степени выражалась национальная консолидация, решалась задача самоидентификации… Организации болельщиков, активной молодежи оказались сегодня такими же сообществами, «хорами», через которые русское население, не видя заботы властей, и пытается самовыразиться.

Скажу прямо: призыв, столь возмущающий либеральную прозападную интеллигенцию — «Россия для русских!», на самом деле означает: «Россия и для русских!» Поймите же это наконец, вот о чем речь-то идет! На мой взгляд, ошибка — сходу осуждать этот всплеск, называть экстремизмом, навешивать ярлыки. Необходимо сначала разобраться вот в чем: если основное, государстводержащее население России чувствует себя неуютно в своих городах, деревнях, в собственной столице — это опасный симптом, серьезнейшая проблема, которую необходимо решать незамедлительно. А сразу выдвигать обвинения — неверный и порочный путь. В свое время такие вопросы ставились и обсуждались в рамках советской национальной политики. Сейчас никакой политики в этой сложнейшей сфере нет. В России, в многонациональной стране нет даже соответствующего министерства. Я, например, хорошо ощущаю это по «Литературной газете». Например, несколько лет назад мы начали издавать приложение под названием «Многоязыкая лира России». В 90-е годы укоренилась иллюзия, что у нас литература создается только на русском языке. Но это совсем не так. А посмотрите списки номинантов всех этих нынешних квазинациональных премий, и выяснится интересная вещь. В эти списки попадают, в основном, жители Москвы, Петербурга и эмигранты. Там практически не представлены писатели из губернской России, но большая литература у нас, как правило, прирастала глубинкой. И вообще нет авторов, пишущих на языках народов России. А это более семидесяти литературных языков! Вспомним, когда в советское время начинали перечислять имена современных классиков, говорили: Бондарев, Сулейменов, Евтушенко, Межелайтис, Кулиев, Гамзатов, Мустай Карим, Распутин… Эти фигуры назывались в одном ряду вне зависимости от национальной принадлежности. Вот целенаправленная и осмысленная политика. Сейчас делают вид, что ничего подобного вообще не существует.

«ЛГ» решила вернуть читателю литературу, которая создается на языках народов Российской Федерации. Кажется, благородное и важное дело! Однако Агентство по печати и СМИ (которое может дать грант бог знает кому и на что — хоть на опус о воспитании ребенка в семье лесбиянок) наш проект «Многоязыкая лира России» встретило равнодушно. С большим трудом удалось выдавить из них смехотворный грант, который каждый год приходится буквально вырывать! Вообразите, государственная структура, призванная укреплять Федерацию на культурном уровне, как минимум, саботирует это. Что получаем в итоге? Кто такой, по сути, писатель в небольшом народе? Главный носитель национального кода. Почему? Потому что этот код — в родном языке. С утратой языка очень быстро исчезает народ, остается бурка с папахой, газыри — и уже не поймешь, казак это или адыг… Кто развивает национальный язык, а значит, и национальное самосознание? Писатели. Они в этом процессе главные, фактически — жрецы. Малые народы доверяют своим писателям беспредельно. А у нас на протяжении четверти века именно эти писатели находились в состоянии перманентной обиды на центр, который делал вид, что их нет. Могут они чувствовать себя полноценными деятелями культуры России? Нет!