Аркадий и Борис Стругацкие - Двойная звезда

Дверь им открыл очень высокий человек в домашних стоптанных тапках, в стареньких тренировочных штанах и клетчатой рубашке.

- Здравствуйте, Аркадий Натанович! Это мы вам утром звонили! Это вам от чистого сердца! - И бутылку марочного коньяка впереди себя, вместо пропуска.

- Ну что вы, ребята! Бутылочку-то свою уберите, она вам еще пригодится. Я, пока вы от вокзала так долго ехали, уже в магазин сходил, еды кое-какой приготовил, опять же коньяку купил, чайник на плиту поставил. Заходите, раздевайтесь, сейчас посидим, поговорим... Вы не очень спешите?

Комментарий Владимира Борисова: Источник этой истории - тоже я. Здесь год перепутан: дело было в 1984 году. Если убрать некоторые красивости, то примерно так все и было...

Хобби

В последние годы жизни у Аркадия Натановича журналисты взяли очень много интервью. И все почему-то интересовались, какое у него хобби. Он отшучивался.

От него не отставали. Он разозлился как-то и сказал:

- Мое хобби - лежать на диване и спать!

Цензура

Мало кто попортил Стругацким столько крови, сколько цензура.

Вот эволюция одной только фразы из "Отеля "у Погибшего Альпиниста"": "...И тут подсаживается ко мне в дрезину бухой инспектор полиции..." - так в "Юности", 1970 год. Отдельное издание 1982 года: "...И тут подсаживается ко мне пьяный инспектор полиции..." Через год "Отель" издала "Детская литература" - там был просто "инспектор полиции".

Пьянству бой объявили и в журнале "Знание - сила", где печатался в 1984 году рассказ Аркадия Натановича "Подробности жизни Никиты Воронцова". Если в рукописи "после первой об этом поговорили", то в журнале - "об этом поговорили". Если в рукописи "после второй, опустошив наполовину банку чего-то в томате и обмазывая маслом картофелину, Алексей Т. объявил...", то в журнальном варианте Алексей Т. "объявляет" не только ничего не выпив, но даже ничего и не съев. Так уродовали каждую вторую фразу рассказа.

Подобная история происходила и с публикацией "Хромой судьбы" в журнале "Нева": "водку" там редактор менял на "пиво", "пиво" - на "пепси", "вино" на "минеральную воду "Бжни", а "Салют" - почему-то на "Ойло Союзное", каковое напитком вообще не является.

Страдал у Стругацких от редакторов и цензоров не только алкоголь. В "Хромой судьбе" "сцена совращения" стала "сценой возвращения", "порнографические фантасмагории" - "фантасмагориями", "какой-то еврей" "каким-то жуком", "антисемитский выпад" заменен на "антинаучный", "унитаз" стал "ванной", журнал "Советиш Геймланд" - журналом "Научный транслятор", "партком" - "канцелярией", "Тарковский" - "Феллини", "Есенин" "Тургеневым", а лозунг "Любовь ленинградцев к товарищу Сталину безгранична" стал читаться как "Пятую пятилетку досрочно!". Где тут цензор, где тут редактор - бог разберет...

Комментарий Бориса Стругацкого: Все изменения в "Хромой судьбе" авторы делали "своею собственной рукой". Цругое дело, что редакция (собственно, главный редактор) выдвигала определенные требования. Все они сводились к: А. Не будем дразнить гусей и, в частности, Б. Никакого алкоголя!

При подготовке к печати "Обитаемого острова" в издательстве "Детская литература" уже после того, как рукопись прошла редактуру разных уровней, цензура потребовала внести в книжку около 300 разнообразных исправлений. С чем-то Стругацкие решили согласиться, что-то попытались оставить, но был эпизод, когда они ничего не поняли. Речь шла о сценах полицейских налетов. "Органам" планеты Саракш, как и на Земле, помогает дворник. Дворника, разумеется, потребовали заменить на привратника. А вот кошку, которая мет-нулась из-под ног легионеров, цензура потребовала убрать вообще. Аркадию Натановичу стало интересно, что же криминального нашла цензура в кошке. И он услышал:

- Чего тут непонятного? Это же аллюзия!

- То есть? - опять не понял Стругацкий.

- А то, что какая же на другой планете кошка! Аркадий Натанович долго потом смеялся. И любил рассказывать приятелям, что, по мнению цензуры, аллюзия - это то место в рукописи, начиная с которого мысль читателя может пойти по неправильному руслу и привести к неправильным выводам.

Иногда редакторы принимали на себя удар цензуры по рукописи Стругацких. Так случилось с "Хищными вещами века". Редактора книги Бэлллу Клюеву вызвал в свой кабинет главный редактор издательства "Молодая гвардия" Осипов и с гневом отдал ей для ознакомления сверку, уже подписанную в печать, которая вся была исчеркана красным карандашом цензора.

Редактор стала думать, что ей предпринять. Вернуть сверку Осипову? Это значило угробить книжку.

Когда Осипов потребовал сверку обратно, она ответила: "Сверки нет. Я послала ее в ЦК КПСС". Это был блеф. Сверка лежала в ее рабочем столе. Зачем она это сделала, спросил Осипов.

- Посоветоваться. Пусть нас рассудят сотрудники ЦК, - и назвала очень "высокую" фамилию.

Спустя несколько дней на вопрос Осипова, не возвратилась ли сверка из ЦК, Клюева ответила:

"Возвратилась. У товарищей из ЦК КПСС нет к ней претензий".

Удалось отделаться "малой кровью". Стругацким пришлось написать небезызвестное предисловие к повести ("...Мы не ставим перед собой задачи показать капиталистическое государство с его полюсами богатства и нищеты... Мы ограничиваемся одним... очень важным аспектом: духовная смерть, которую несет человеку буржуазная идеология...") и внести в нее несколько мелких поправок, после чего книга вышла в свет.

Комментарий Бориса Стругацкого: Не знаю, имел ли место описанный здесь эпизод, - скорее всего, имел, но вне связи с ХВВ. История остановки ХВВ в производстве гораздо сложнее. Я хорошо знаю все перипетии ее, потому что занимался этой проблемой лично (АН как раз в это время уехал в отпуск на юг).

Однако рассказывать об этом сейчас и здесь мне, честно говоря, лень, да и недосуг. Отложим на потом, тем более что сохранилось мое письмо к АН, где я об этом деле довольно подробно ему докладываю.

Шутки

Аркадий Стругацкий и Мариан Ткачев решили провести вечер в обществе друга, физика, впоследствии эмигрировавшего в США. Физик опаздывал. Ткачев со Стругацким потихоньку пили водку. Когда физик наконец пришел, он, не раздеваясь, направился к телефону: надо позвонить.

Он набрал номер:

- Валечка, установка работает? Значит, так: первый, третий и четвертый выключайте, а второй пусть до завтра работает на холостом ходу. И слейте рассол!

Аркадий Натанович откликнулся:

- Рассол не сливай. Пригодится.

Мариан Ткачев и Аркадий Стругацкий в составе бригады писателей на Камчатке. Комната местной гостиницы. Ночь. Оба спят. Начинается землетрясение.

Стругацкий, не просыпаясь:

- Ткачев, прекрати раскачивать дом!

1976 год. Владивосток. Дом ученых. Вечер встречи с А. Н. Стругацким. Зал набит до отказа молодыми учеными вперемешку с кагэбешниками. Вопрос из зала:

"Скажите, Аркадий Натанович, где можно прочесть вашу "Сказку о Тройке"?"

Аркадий Натанович, совершенно серьезно:

- Она опубликована в эмигрантском журнале "Грани" издательства "Посев". В вашей библиотеке этого журнала наверняка нет, но я с собой привез несколько десятков экземпляров, можете взять...

Стругацкий открыл портфель, вынул стопку каких-то журналов, пошел с ними к краю сцены...

И публика начала разбегаться.

Середина 80-х. Не только советские, но и зарубежные издательства стремятся заполучить права на публикацию прозы братьев Стругацких. В один и тот же день, в один и тот же час в квартире Аркадия Натановича объявляются два иностранца. Один - японец, другой - то ли испанец, то ли итальянец. Оба почти одновременно говорят, что хотели бы издать у себя на родине трилогию, состоящую из повестей "Обитаемый остров", "Жук в муравейнике" и "Волны гасят ветер". Аркадий Натанович решает пошутить.

- Что же это вы - пришли вместе, а договориться не можете? Шли бы вы лучше на улицу, выяснили, кому что издавать, а потом - приходите...