Рядовой свидетель эпохи.

Но с особенной теплотой я вспоминаю начальника нашего отдела Галину Михайловну Волову, исключительно внимательную, доброжелательную, в высшей степени интеллигентную женщину, полковника ВВС, выпускницу ВВИА имени Н.Е. Жуковского 1937 года. Лишь много лет спустя после того времени я узнал: Галина Михайловна во время войны была инженером по вооружению 587-го женского бомбардировочного полка, которым до момента своей гибели командовала легендарная Марина Раскова. Удивительной душевной красоты и скромности была Галина Михайловна Волова. У таких людей было чему поучиться.

Глава 9. В ИМЕНИ ЖУКОВСКОГО ВОЗДУШНОЙ АКАДЕМИИ

МЕЧТА СБЫВАЕТСЯ

Добившись, после неоднократных отказов, положительной резолюции на рапорте с просьбой о направлении меня на учебу в Военно-воздушную инженерную академию имени Н.Е. Жуковского, я поехал как- то из Ногинска в Москву, чтобы узнать заранее, где расположена академия, как к ней удобнее добираться, да и просто посмотреть на нее с близкого расстояния. Из этой поездки врезалась в память и помнится до сих пор вот такая деталь. На указателе внизу метро «Динамо», перед подъемом на эскалатор большими буквами было начертано: «К СЕВЕРНЫМ ТРИБУНАМ И ВОЗДУШНОЙ АрЩЕМИИ». Было в этом обычном указателе, в словах «и воздушной академии» что-то необычное: государственная оценка значимости Воздушной академии имени Жуковского, ее широкая популярность. В народе широко было известно, что прославившиеся во время Великой Отечественной войны самолеты Ил-2, Ил-4 (ДБ-Зф), Як-1, Як-3, МиГ-3 были созданы под непосредственным руководством питомцев и выпускников Военно-воздушной инженерной академии имени профессора Николая Егоровича Жуковского — С.В. Ильюшина, А.С. Яковлева, А.А. Микояна.

Через некоторое время после смерти И.В. Сталина слова «и воздушной академии» с указателя в метро исчезли.

В Рыбинском авиационном техникуме, куда поступил я учиться в августе 1941 года, старшекурсники с восхищением говорили о капитане- военпреде рыбинского авиационного моторостроительного завода. Он, выпускник академии имени Жуковского, читал на старших курсах техникума «Конструкцию авиадвигателей». Молодой, высококультурный, всесторонне грамотный, в аккуратной военной авиационной форме — он завораживал слушателей. Фамилию его, к сожалению, не помню. Не нынешняя легковесная самореклама, а вот такие люди своим обликом, безукоризненным поведением и квалифицированной деятельностью и создавали добрую славу в народе, делали знаменитой «Жуковку».

В ГК НИИ ВВС я уже вплотную соприкоснулся с выпускниками Академии имени Жуковского — ведущими инженерами по испытаниям, руководителями отделений и отделов — инженер-капитанами А.А. Деевым, И.Орленковым, В.С. Быковским, инженер-подполковниками Б.В.Глебовичем, С.С. Марковым, многими другими инженерами, ее питомцами. Так что к моменту поступления в Академию Жуковского я уже имел достаточное представление о высокой квалифицированности, высокой обшей и инженерно-технической культуре ее выпускников. Все это призывало, манило в Академию.

Зимой 1950 г., где-то в конце января всех, получивших «добро» на таких своих рапортах, вызвали из учреждений и частей МВО в Москву на предварительные экзамены и комиссии. Около 10 дней мы провели в ЦДСА, сдавая предварительные вступительные экзамены и проходя необходимые, установленные специальными приказами, комиссии. И вот, в середине июля того же года мы вызваны вновь в Москву, теперь уже на основные вступительные экзамены.

Поселили нас, иногородних, в корпусе «Е», называвшимся тогда 30- м корпусом, на втором этаже. Администрация академии тогда располагалась там, куда ее выдавили сейчас после отнятия Петровского дворца — в корпусе «Ж», переименованным сейчас в корпус «А». Нарядом расположенном стадионе «Динамо» соблазнительно, почти ежедневно по вечерам идут футбольные матчи, многие из поступающих неизменно ходят их смотреть. Я из принципа на них не хожу, к футболу равнодушен. Спорт люблю, но не люблю футбольных болельщиков, среди них выделяются какие-то кретины, глупыми выкриками оскорбляют игроков той команды, против которой они болеют, не имеют никакого представления о порядочности.

В первый же день, как поселился в общежитии корпуса «Е», пошел в читальный зал, располагавшийся в том же корпусе, за учебниками. И у входа туда встретил, по истине знаменательно, ростовского близкого товарища по пионерскому лагерю, Валентина Розонова, тоже из поколения мальчишек тридцатых годов, бредивших авиацией, о которых писатель Ю. Идашкин, сам из того же поколения, проникновенно сказал: «... я твердо знаю, что мое поколение на всю жизнь сохранит особое отношение к авиации. Потому, что она для нас — часть нашего детства, окрашенного радостью осознания своей принадлежности к стране героев, она для нас — символ преодоления пространства и времени, порыв, который не отделим от эпохи бурного социалистического штурма тридцатых годов». Он, тоже техник-лейтенант, уже слушатель 2-го курса факультета самолетов и двигателей. Удивил его рассказ о том, что на его курсе учится и сын знаменитого летчика Валерия Чкалова — Игорь Чкалов. Как же так, четыре года тому назад, в 1946 году видел я его фотографию — слушателя академии имени Жуковского на обложке «Огонька», а сейчас он только на втором курсе? Оказывается, его неоднократно за нерадивое отношение к учебе отчисляли из академии, направляли в строевую часть и снова возвращали в Академию. Будто бы, Сталин сказал, что в память о выдающихся заслугах перед Родиной его отца, сына нужно выучить, сделать из него человека.

Конкурс в Академию Жуковского в тот год бьш 12 человек на место, не считая окончивших подготовительный курс (200 человек для всех факультетов), которые практически поступали вне конкурса. Первый вступительный экзамен в нашей группе — физика, и билет мне попался № 13, а первый вопрос — «Переменный ток, работа трансформатора». Немного стало не по себе. Переменный — то ток я и не готовил к вступительным экзаменам. Кто-то говорил, что переменного тока не будет на экзаменах. Да я за него и не беспокоился, надеялся на багаж серпуховского училище. Работу-то трансформатора мы в училище изучали досконально. Но цел ли тот багаж? Мельком назвав общие характеристики переменного тока, скорее перешел к работе трансформатора: переменный электрический ток, проходящий по первичной обмотке создает переменное магнитное поле, которое наводит во вторичной обмотке ЭДС, действующее против причины, его вызвавшей... И далее в том же стиле. Экзаменующий, это был подполковник Бутенко, сотрудник учебного отдела, премного удивившись, лишь спросил, откуда я так хорошо знаю работу трансформатора, где учился. Узнав, что я окончил серпуховское училище по электроспецоборудованию самолетов, поставил мне жирную пятерку и больше ни о чем не спрашивал. Чувствовалось и позднее: авторитет серпуховского авиатехнического училища в авиации был очень высоким. Все другие экзамены сдал также успешно, для мандатной комиссии все у меня в биографии было чисто.

Хорошо помнится 1-й день начала учебы в Академии — 1-е сентября 1950 года. Первая лекция — высшая математика. Ее читал тогда для всего потока профессор В.В. Голубев — заведующий кафедрами математики и в ВВИА имени проф. Н.Е.Жуковского, и в МГУ. Читал просто, но изящно и доходчиво. О нем были уже наслышаны от товарищей, ранее поступивших в Академию: еще до революции учился и работал в Сорбонне, верующий, беспартийный.

Только ли на нашей первой лекции или еще и на других своих лекциях, он провозгласил во вводном слове тезис, необычный для того времени. Этот тезис примерно звучал так: одним из главных стимулирующих факторов развития математики были войны. Тезис по существу справедливый и понятный для военного человека. Но как за этот «непартийный» тезис накинулись на профессора В.В. Голубева партлолитработники, преподаватели кафедры ОМЛ. Долго склоняли беспартийного В.В. Голубева и на партийных собраниях в Академии.

В дальнейшем все разделы высшей математики (мат. анализ, аналитическая геометрия, векторная алгебра, теория поля) 4 семестра читал нам профессор Г.Ф. Лаптев, прекрасный лектор, педагог и человек. Он нередко значительную часть своей лекции диктовал. Это нравилось всем. Но в конце курса, как стало очевидным позднее, он не укладывался в срок и сложную «Теорию поля» прочитал все же торопливо.