Рядовой свидетель эпохи.

Северный Кавказ проехал ночью, в светлое время оказался на Каспийском побережье, у Махачкалы. Был конец декабря, где-то в дороге наступил новый год, 1947-й. Никаких эмоций по этому поводу никто в вагоне не высказал — каждый был озабочен своими делами. Каким-то он будет у меня?

Для страны год 1947-и будет тяжелым после неурожайного 1946-го. Союзники в помощи продовольствием отказали, требовали расплатиться золотом за поставки вооружения по ленд-лизу, развертывали холодную войну. Новый урожай дело поправил и в конце 1947 года была отменена карточная система снабжения населения, осуществлен обмен денег до определенной суммы, кажется, до 5000 один к одному, остальные — один к десяти, устанавливались также твердые государственные цены на все товары и продукты питания. Все цены были тщательно продуманы и сбалансированы. Постановление об отмене карточной сите- мы и введении единых цен на продукты питания, товары народного потребления были подписаны председателем Совета министров И. Сталиным. (Попробуй повысь их хоть на одну копейку...). По мере развития производства товаров и продовольствия в дальнейшем каждый год происходило снижение цен. Снижение цен по мере развития экономики, серийного производства товаров — процесс естественный, закономерный, понятный всем. Нынешнее хроническое повышение цен на все товары и услуги говорит о нездоровой экономике и нездоровой тенденции к её изменению.

Пока ехали вдоль Каспия на всех станциях и полустанках продавалась вяленая рыба, лимоны, какие-то неведомые ранее кавказские фрукты. Вспомнилось, еще до войны читал в каком-то детском журнале о том, как группа пионеров из Артека были в гостях на даче у В.М. Молотова, и он угощал их селедкой с лимоном. Меня тогда такое угощение очень удивило. В моем тогдашнем представлении лимон — это что-то очень сладкое. Теперь вижу, у меня появилась возможность самому испробовать такой деликатес. Действительно, очень стоящая закусь, просто я раньше не знал вкуса лимона и первый раз в жизни ощутил его тогда в поезде на побережье Каспийского моря.

Это сейчас лимоны продаются в каждом фруктовой палатке, а тогда это была редкость в средней полосе. До Тбилиси дорогу помню плохо, в Тбилиси сделал остановку на несколько дней. Съездил в центр города, но никакого особого впечатления не ощутил. Кавказский горный пейзаж закрыт большими домами. Удивило, конечно, обилие среди зимы фруктов на большом тбилисском базаре. Вижу — многие едят кукурузные лепешки с красными помидорами. Не сразу узнал, что красные помидоры — это вовсе не помидоры, а японская хурма. Почему-то тогда на Кавказе хурму называли непременно японской хурмой. Удивили еще совершенно коричневые яблоки шафран. Сначала думал — это начавшиеся портиться или сильно подмороженные яблоки, потом вижу — все спрашивают — шафран да шафран. Попробовал — действительно очень вкусные яблоки. Позже я такой коричневый шафран нигде и никогда, в том числе и в Москве, не встречал.

В гостиницах в Тбилиси мест по нормальной государственной цене, конечно, не было, ночевал на вокзале. К вечеру, в какой троллейбус или автобус ни сядешь, везде мужчины навеселе, часто поют, общее радостное настроение. Грузины гуляют, наверное, еще с самого победного дня 9 мая 1941 года. Встречают демобилизованных, демобилизация армии растянулась на несколько лет, принимают гостей, бывших однополчан- фронтовиков.

После Тбилиси решил отклониться от маршрута, побывать в Батуми. Там, говорят теплее всего и фрукты очень дешевые. Для этого надо было сойти с сухумского поезда в Самтредии, где закавказская железная дорога разветвляется: одна линия идет на Сухуми, другая — на Батуми. В Самтредии в гостинице свободно, заночевал. Наслышался всяких разговоров о жуликах-картежниках и даже о заказных убийствах и ценах на такую услугу: сколько стоит солдат, сколько офицер. Точно цены не помню, но, помню, — небольшие. Тогда в существование такого промысла не поверил.

Батуми не понравился. Хотя и тепло, и фруктов дешевых много, но очень уж много везде народа. Кругом торговля с рук, какие-то сделки, постоянно спрашивают — что продаешь. Побродив день по городу, сел снова в поезд до Самтредии, там пересел на Сухуми.

В Сухуми, сойдя с поезда, узнал, где расположена гостиница, добрался до неё. То была центральная гостиница города — «Абхазия», узнал — места есть, но цены высокие, вышел и сел на лавочку на самом берегу и залюбовался бушующим Черным морем. Через некоторое время ко мне на лавочку подсела вышедшая из гостиницы хорошо одетая девица и на ломаном русском языке стала расспрашивать — откуда я, что здесь делаю. Рассказал ей, что отпускник, путешествую по Кавказу, только что с берега Каспийского моря, был в Тбилиси, очутился на Берегу Черного моря.

Услышав о Тбилиси, она сразу оживилась, стала очень разговорчивой. Ей явно хотелось попрактиковаться в разговоре на русском. Сказала, что очень любит Тбилиси, что она — дочь одного из руководителя польского государства, назвала знакомую фамилию, сейчас боюсь спутать: то ли Циранкевича, то ли Гомулки, то ли еще кого, только помню, фамилия, известная по газетам. В Тбилиси она учится в университете, а здесь отдыхает на каникулах. Судя по её каникулам — был уже конец января, я же свой счет дням потерял и ориентировался только тогда, когда попадалась в руки газета. Неоднократно выражая свое восхищение Тбилиси моя собеседница заявила: в Тбилиси за деньги можно сделать все, взорвать весь город и заново его построить. Разговор с ней надолго запомнился. Человек из другого мира, для которого деньги делают все. Всякое знакомство с иностранцами в то время до добра не доводило, и я, сославшись на то, что мне необходимо ехать на вокзал, брать билет на поезд, постарался побыстрее откланяться.

В этот же день к вечеру направился в Сочи, побывал затем в Адлере, в Гаграх. Ни санатории, ни дома отдыха, ни пансионаты в то время не работали. Точнее сказать, они были, но в небольшом количестве, в них после войны долечивались тяжело раненые. Никаких путевок в них в свободной продаже тогда не было. В конце концов мое своеобразное путешествие в переполненных поездах без нормального отдыха превратилось в однообразие и изрядно мне надоело. В значительной степени этому способствовала хмурая, пасмурная южная зима. Потянуло скорей сесть за интересную учебу.

С большим трудом взял билет до Москвы, купил большой фанерный ящик — чемодан для фруктов, накупил лимонов и мандаринов и отправился в обратный путь на север через Туапсе, Армавир, Тихорецк, Сальск, Сталинград и далее до Москвы. В Сальске отстал от поезда. Раздетый, правда в шапке, при документах и деньгах. Шинель, вещмешок и большой ящик с фруктами поехали дальше. Посмотрел расписание поездов, — они идут на Москву часто.

Ушедший мой поезд был простым пассажирским, тащился он медленно. Вслед за ним идут курьерские поезда, ближайшим — через пару часов. Посоветовался с дежурным по вокзалу, он несколько успокоил, сказав, что курьерский поезд обязательно догонит пассажирский через столько-то часов. Потолкавшись по вокзалу увидел объявление местного аэропорта: начали работать местные пассажирские авиалинии во многие города области, цены указаны вполне приемлемые, есть рейсы в города, расположенные на железной дороге к северу от Сальска. Быстро созрел план: бегу в аэропорт, он расположен километрах в пяти от железнодорожного вокзала, на улице тепло, около нуля, сажусь на рейс, идущий в город, расположенный километров за двести севернее Сальска, там поджидаю на вокзале свой пассажирский и сажусь в него. Пробежать раздетым пять километров — для меня сущий пустяк.

Прибежал в аэропорт, но рейсы там из-за погоды на ближайшие сутки отменены, такая досада. Бегу обратно и вскоре сажусь на курьерский поезд. На садящегося в поезд раздетого военного человека в сутолоке посадки кондуктор не обращает внимания. Прошел несколько вагонов, сел на свободное место и через несколько часов, выйдя на платформу какой-то большой станции, где стояло несколько поездов, опознал свой. Без особого труда нашел свой вагон. Вещи мои оказались на месте, лишь соседи стали интересоваться, где так долго пропадал. С трудом поверили в то, где я все это время был и что делал.