Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата

Кризис в польско-германских отношениях, возникший первоначально из-за компенсации за будущую добычу на Украине, перерос в острый конфликт, вовлекавший как крупные державы Европы, так и малые страны. Как и пол­года назад, мир вновь оказался на пороге войны.

Латвийские верхи демонстрировали свое вернопод­данническое отношение к Гитлеру в то время, когда по вине Германии мир вновь оказался на грани войны и в различных странах изыскивались способы обуздания германской агрессии. 15 апреля 1939 года президент США Ф.Д. Рузвельт обратился с личным письмом к Гит­леру и Муссолини с предложением, чтобы они дали га­рантии ненападения Германии и Италии на 31 страну мира. Среди них были упомянуты и три прибалтийские республики. Через два дня, 17 апреля, Министерство иностранных дел Германии потребовало от своих дипло­матических представителей в большинстве из упомяну­тых Рузвельтом стран запросить их правительства: 1) «Чувствуют ли они, что им в какой-либо степени угрожает Германия?» и 2) «Поручали ли они Рузвельту вносить свое предложение?»

К 22 апреля большинство запрошенных, включая пра­вительства Югославии, Бельгии, Дании, Норвегии, Ни­дерландов и Люксембурга, ответили отрицательно на оба вопроса. Румыния ответила загадочно, заявив: «Правите­льству рейха лучше известно, существует такая угроза или нет».

Как отмечал американский историк У. Ширер, «Латвия сначала не поняла, какой ответ от нее ждут. Вскоре гер­манское Министерство иностранных дел прояснило об­становку. 18 апреля статс-секретарь министерства Вайд- зеккер позвонил своему посланнику в Риге и сообщил ему, что «мы не понимаем ответа латвийского министра иностранных дел на наш запрос в связи с телеграммой Рузвельта». В то время как практически все другие пра­вительства уже дали ответы, и, естественно, отрицатель­ные, то господин Мунтерс увидел в этой вздорной амери­канской пропаганде вопрос, о котором он должен посо­ветоваться со своими коллегами по кабинету. Если господин Мунтерс сразу не ответит «нет» на наш запрос, то мы можем включить Латвию в список тех стран, кото­рые стали добровольными соучастниками господина Рузвельта. Я полагаю, что заявление господина фон Коце (германского посланника) будет достаточным для того, чтобы получить очевидный ответ от Мунтерса». Как заме­чал Ширер, Вайзекер оказался прав. Из Риги пришел от­вет Мунтерса: «Существующее состояние латвийско-гер­манских отношений не дает никаких оснований об угрозе независимости и неприкосновенности Латвии». Еще ра­ньше схожие ответы были направлены в Берлин из Кауна­са и Таллина.

28 апреля 1939 года в своем выступлении в рейхстаге Гитлер высмеял обращение Рузвельта и одновременно заявил о готовности Германии подписать договоры о ненападении с рядом соседних стран, включая Швецию, Данию, Норвегию, Финляндию, Эстонию, Латвию. (Лит­ве такое предложение не было сделано, так как, по объ­яснению немцев, обязательство о ненападении Герма­нии содержалось в германо-литовском договоре о Клайпеде.)

В тот же день Риббентроп вызвал латвийского послан­ника Криевеня и заявил ему, что заключение договора о ненападении должно привести к «урегулированию всех вопросов, касающихся немецкого меньшинства в Лат­вии». 2 мая правительство Латвии решило принять немец­кие условия.

Подписанию договора предшествовала германская пропагандистская кампания, приуроченная к 20-летию вступления немецких войск в Ригу в 1919 году. В Латвию прибыли ветераны антисоветской интервенции 1919 года. Состоялись торжественные посадки деревьев в «антибольшевистских» рощах. Были открыты «антиболь­шевистские» памятники. В Лиепаю прибыл германский военный корабль «Бруммер». Генерал Телферс, предста­витель латвийского правительства на этих торжествах, состоявшихся 22 мая 1939 года, заявил: «Если вновь при­дет час борьбы, я убежден, что мы снова будем стоять в ней плечом к плечу». В эти дни министр общественных дел Берзинь в беседе с советским полпредом Зотовым говорил, что в Латвии действительно есть люди, особен­но из крупной буржуазии, «которые не прочь принять не­мецкую ориентацию».

7 июня в Берлине состоялось подписание латвийско- германского и эстонско-германского договоров о ненапа­дении. В Латвии ходила шутка: «Теперь Германия может быть спокойна, Латвия на нее не нападет».

Одновременно Латвия и Эстония отказывались от ан­гло-франко-советских гарантий своей безопасности. В коммюнике после подписания договоров говорилось: «Латвийское правительство и эстонское правительство обязались самостоятельно заботиться о сохранении по­литической независимости своих государств и придер­живаться строгой политики нейтралитета». В тот же день министры иностранных дел Латвии и Эстонии, под­писавшие договоры, были награждены германскими ор­денами.

Вскоре в прибалтийские страны стали поступать новые партии германского оружия. Если с 1919 по 1938 год Лат­вия закупала оружие в основном в Англии и во Франции, то с середины 1939 года вооружения стали закупаться исключительно в Германии. Латвия заключила с Герма­нией контракты на поставки 96 артиллерийских орудий, а также автоматов, минометов, снарядов, патронов, пороха, оптических приборов.

14 июля 4 германских эсминца прибыли в Рижский порт. Одновременно в Ригу на немецких пароходах при­было 4 тысячи туристов из Германии. Агент латвийской охранки сообщал: «Немцам известно до последней ме­лочи все, что намереваются предпринять латыши... В каждом государственном и общественном учреждении они имеют своих агентов и доброжелателей. Поэтому нечего удивляться, что Германия полностью осведомле­на о положении не только в экономике, но и в военном ведомстве».

В июне 1939 года Эстонию посетил начальник штаба сухопутных сил Германии Гальдер, а затем начальник гер­манской военной разведки Канарис. В ходе секретных пе­реговоров обсуждался вопрос о вводе немецких войск в эту страну через Латвию и Литву. Прибывшие с Гальдером немецкие инженеры фотографировали пограничную по­лосу между Эстонией и СССР.

21 июня итальянский посланник в Таллине сообщал в Рим о том, что в правящих кругах Эстонии говорят о «воз­можности оккупации Германией островов Хийумаа и Саа- ремаа». Утверждалось, что в ходе германо-эстонских пе­реговоров было решено, что для ввода войск в Эстонию потребуется 16 военных кораблей. Но не исключалась возможность и ввода войск через Литву и Латвию.

Казалось, что захват прибалтийских стран Герма­нией — это дело времени. Тогда в случае войны герман­ские войска оказались бы на ближайших подступах к Ле­нинграду. Правящие круги прибалтийских государств понимали неустойчивость своего положения как перед лицом германской агрессии, так и в случае советского отпора этой агрессии. В секретной записке Мунтерс пи­сал: «Германо-советская война... очень обширное меро­приятие, которое не поддается никаким предваритель­ным расчетам. Если так случится, то перед нами будет такая беспощадная борьба, все возможности которой совсем не будут предусмотрены... Одним словом, наша подлинная угроза — ближайшая германо-советская война, которая будет такой обширной катастрофой, ре­альные прогнозы которой установить сегодня совсем нельзя».

Многие предприниматели Прибалтики стали перево­дить свои сбережения за рубеж, а иные побежали вслед за своими капиталами. Став свидетелями аншлюса Мюн­хена, захвата Чехии, а затем и Клайпеды, они осознавали тщетность надежд на помощь Англии и Франции в такой ситуации. Поскольку же антикоммунистическая идеоло­гия лидеров прибалтийских режимов ставила пределы в развитии их отношений с СССР, то они приучались вести себя на международной арене так, как это было угодно Берлину.

Тем временем Советское правительство подчеркивало свое стремление к сохранению дружественных отношений с прибалтийскими государствами. Несмотря на проводи­мую Западом политику остракизма в отношении СССР, Советское правительство выступило с новой инициати­вой, направленной на обуздание агрессора. 17 апреля М.М. Литвинов в беседе с послом Англии в СССР внес предложение о пакте взаимопомощи Великобритании, Франции и СССР, к которому могли бы присоединиться Польша и другие страны Европы. Договор предусматри­вал бы оказание помощи Финляндии, Эстонии, Латвии, Польше и Румынии.