Прибалтика. Почему они не любят Бронзового солдата

В то же время, как подчеркивалось в письме Карского, в Латвии явственнее ощущались различия между позици­ями правительства прогерманской ориентации и армии, «обеспокоенной германской опасностью и стремящейся в связи с этим к более дружественным отношениям с СССР». Правительство, подчеркивалось в письме, менее зависит от армии, «имея опору в лице массовой фашист­ской организации айзсаргов».

О просоветских настроениях в военных кругах Латвии свидетельствовало и заявление министра обороны гене­рала Балодиса в мае 1937 года, заявившего: «Несмотря на то что в Советском Союзе существует другой строй, в случае войны необходимо идти вместе с Советским Сою­зом». 28 октября 1938 года Балодис в беседе с советским полпредом Зотовым заявил: «У коренных латышей не было и не будет пропольской и немецкой ориентации, особенно в армии... Латышский народ никогда с ними не пойдет, и мы это прекрасно знаем... Наш народ имеет сердечные чувства только к вам — русским, и мы должны с этим считаться».

С целью продемонстрировать дружеское отношение к военным Латвии 31 мая 1937 года было организовано по­сещение Лиепаи советским линкором «Марат», а в сен­тябре 1937 года делегация латвийской армии во главе с генералом Розенштейном была приглашена на маневры Вооруженных Сил СССР. О готовности части латвийских верхов к контактам с Советским государством свидетель­ствовали визиты трех делегаций латвийских промышлен­ных кругов в СССР в течение 1937 года.

С этими настроениями в латвийских правящих кругах были вынуждены считаться даже прогерманские руково­дители страны. В июне 1937 года в Москву прибыл ми­нистр иностранных дел Латвии Мунтерс, который имел беседы со Сталиным и Литвиновым. В ходе беседы с Мун- терсом Литвинов заявил: «Географическое положение Латвийской республики таково, что СССР не может не от­носиться с особым интересом к сохранению полностью ее целостности и независимости в соответствии с пактом Лиги Наций».

В переговорах с Мунтерсом приняли участие Моло­тов и Сталин. Вернувшись в Ригу, Мунтерс рассказывал, что хотя никаких обещаний им дано не было и никакие пакты заключены не были, также не велись переговоры о торговле оружием... В разговорах только констатирова­лось, что отношения хорошие». Мунтерс признал, что «никакой опасности агрессии со стороны Советского Союза нет» и что он «также заверил русских, что Латвия свою землю никому не предоставит для прохождения через нее войск».

По случаю 20-й годовщины Октябрьской революции в ряде латвийских газет были даже опубликованы статьи, в которых высоко оценивались достижения Советской вла­сти. (При этом Компартия Латвии продолжала находить­ся под запретом, а многие коммунисты пребывали в тю­рьмах.)

Видимо, учитывая антигерманские и просоветские на­строения среди части военных Эстонии, даже генерал Лайдонер, по сведениям советской разведки, заявлял, что «был весьма удовлетворен визитом маршала Егорова и пришел к убеждению, что Советский Союз не занимает в отношении Эстонии позицию офензивы».

Однако под давлением Германии власти Эстонии и Латвии постарались, чтобы контакты военных этих стран с их советскими коллегами были сведены к минимуму. Одновременно расширялись связи между армией и раз­ведкой двух стран. После прихода Гитлера к власти гер­манская разведка активизировала сбор сведений о Со­ветском Союзе через прибалтийские страны. Эта разве­дывательная деятельность координировалась так называемым Бюро Целлариуса. Бюро вело наблюдение за Балтийским флотом, частями Ленинградского военного округа. Только в Эстонии было установлено 4 германские радиостанции, с помощью которых велось наблюдение за работой радиостанций на территории СССР и осуществ­лялся радиоперехват советских радиограмм, которые тут же расшифровывались.

Сотрудничество эстонской и германской разведок осо­бенно усилилось после визитов в Германию в 1936 году руководителя военной разведки Эстонии Маазинга и на­чальника штаба армии Рээка. В том же году Эстонию по­сетил шеф военной разведки Германии Канарис и началь­ник Генерального штаба Германии Гальдер. Позже коман­дующий эстонской армии Лайдонер признавал: «Гальдер и Канарис выясняли мобилизационные способности и возможности Советского Союза, уточняли данные насчет железных дорог, гужевого и автомобильного транспорта, насчет людских резервов, запасов оружия, производст­венной способности военных предприятий и об авиацион­ных силах СССР». С 1938 года германская разведка по до­говоренности с эстонской стала забрасывать шпионско- диверсионные группы в СССР.

Давление Германии на три республики усиливалось. С 1938 года Германия добивалась, чтобы прибалтийские республики разрешили пропускать германские войска че­рез их территорию. Кроме того, в том же году Германия настаивала на нейтрализации прибалтийских государств и заставляла их отказаться от соблюдения 16-й статьи устава Лиги наций о коллективной обороне.

Эти действия Германии были поддержаны Польшей. Министр иностранных дел Польши Бек не раз посещал столицы прибалтийских государств, выступая за их ней­тралитет. В польском журнале «Пржеглад Повсечни» в 1938 году говорилось: «Сам Риббентроп намерен посе­тить Варшаву, Каунас, Ригу, Таллин и Хельсинки, чтобы установить там протекторат Польши под протекторатом Германии». Разоблачая эти маневры, «Правда» 19 июля 1938 года писала: «Бек хлопочет о создании блока ней­тральных государств от Черного моря до Северного Ле­довитого океана, блока, который можно было бы поста­вить на службу агрессивным планам Берлина и Варша­вы».

29—31 августа 1938 года Эстонию посетил зять Герин­га Мегерле, который настаивал на отказе Эстонии от ее обязательств, вытекающих из 16-й статьи Устава Лиги На­ций. 1 сентября 1938 года заведующий отделом Сканди­навских и прибалтийских стран Министерства иностран­ных дел Германии Грундгер заявил поверенному в делах Латвии Игенбергу: «Пришло время недвусмысленно и твердо заявить о том, кто будет соблюдать во время вой­ны нейтралитет, а кто нет».

Уступая этому давлению, 19 сентября 1938 года пред­ставитель Латвии в своем выступлении на заседании Ас­самблеи Лиги Наций заявил, что правительство этой стра­ны «сохраняет за собой право определять в каждом отде­льном случае, в состоянии ли оно принять меры, предусмотренные статьей 16, и если да — то в какой сте­пени». Аналогичные заявления были сделаны правитель­ствами Эстонии, Литвы, Польши, Швеции и ряда других стран. Эти заявления были с удовлетворением встречены в Берлине.

Отступление перед германским диктатом происходило в то время, как Германия практически не скрывала своих захватнических намерений. В апреле 1938 года Гитлер в беседе с германским послом в Риме Макензеном заявил, что после того, как к Германии будет присоединена Су- детская область, речь будет идти прежде всего об уста­новлении германского господства над окраинными госу­дарствами. Эти мысли высказывали в своих разговорах и германские дипломаты в Прибалтике, что следовало из секретной записки латвийской полиции: «Что говорят со­трудники германской миссии в Риге». В ней* в частности, сообщалось о постоянных беседах о том, что «сразу же после разрешения чехословацкого вопроса начнется осу­ществление планов немцев на Востоке, в том числе в При­балтике».

Откровенно высказывались на этот счет и представите­ли немецкого меньшинства. Руководитель немецких наци­стов в Лиепае говорил 9 сентября 1938 года: «Если из Гер­мании будет получен приказ создать условия, которые дали бы Германии возможность вступить в Латвию, то уча­стники национал-социалистического движения будут устраивать демонстрации и беспорядки, чтобы спровоци­ровать полицию на применение насильственных мер, пока об этом не начнет писать иностранная пресса, особенно немецкие газеты. После того как мировое общественное мнение будет должным образом подготовлено, никто не может запретить Германии поспешить на помощь своим братьям».

Руководители Германии открыто заявляли о своей под­держке этих взглядов немецкого меньшинства. Выступая на слете руководителей национал-социалистического движения в Прибалтике летом 1938 года, Генрих Гиммлер говорил: «Германия поддерживает латвийских немцев даже больше, чем немцев, проживающих в других стра­нах, например судетских, ибо прибалтийские, в том числе латвийские, немцы в известном отношении более важны, так как их рассматривают как германский форпост на Вос­токе против Коминтерна».