Роман с урной. Расстрельные статьи

Но в результате наших долгих задушевных битв, от которых аж дрожали стекла в номере, ему все же пришлось признать верх моего редакторского права. Он сам почувствовал, особенно когда зашли теледебаты, в которых он вяз с головой, что его доморощенные перлы без моей огранки не имеют никакой цены. И тогда наш устаканившийся наконец-то симбиоз принес плоды. Его идеи, бившие из самых недр местной жизни, ее обид, привычек, языка и прочего, после моего отсева и литературной обработки били по супостатам наповал.

Я только дивился грешным делом, почему враги не грохнули этого главного смутьяна города, попортившего много крови даже мне — а уж им побольше тех, кто в результате местных бизнес-войн сошли в могилу. Сам он насчет возможной дырки в его лбу сказал мне так: «А, что одна дыра, что пять — разницы нет!»

И чудо его выживания в борьбе, за которой стояли крупные по местным меркам деньги, я в итоге объяснил себе формулой Сименона, взятой им в название его рассказа «Бедняков не убивают». Коломиец впрямь был типом бескорыстного идейного борца, каких, значит, и пуля, убирающая уймы наших жадных коммерсантов, не берет. И, думаю, было б таких неустрашимых правдоборцев на каждый наш городишко по два хотя бы — не нас шугала бы сейчас Америка, а мы ее.

5. Витязи в мышиной шкуре

Окрыленный первым успехом с Коломийцем, я пошел по своему списку дальше — но по закону маятника, потрафившему мне сразу, наткнулся на полный круговой отказ. Те, от кого я чаял получить предметный компромат на нашего противника, старались только всячески уйти от всякой фактологии. «Да, матом педагогов крыл — но не при мне». «Да, было и то, и другое, и третье — но меня при этом не стояло», — отвечали мне так называемые референтные лица. И чувствовалось, что при всей их неприязни к конкуренту ими правил жалкий страх перед его вторым пришествием — чему они же этим страхом и трафили.

И одному орденоносцу, грудью вдвое шире Коломийца, попросившего меня убрать блокнот, я, уподобясь моему баранистому другу, даже нахамил: «А без блокнота нечего и вякать! Вы же не хуже меня знаете: идет война за мэрский пост, а на войне как на войне: или ваш друг победит, или ваш недруг. Но тех, кто прячет головы в песок, в итоге отымеет и тот, и другой». Кряжистый дядя, пристыженный мной при женщинах, покрылся гневными в мой адрес пятнами — но не распрягся все равно.

Но по обмолвкам «не в блокнот», среди которых то и дело поминались уже названные Кайзер и Андреев, я ощутил, что, может, впрямь требую чего-то непомерного. Все в один голос повторяли: «Вы-то уедете — а нам тут жить!» А супостат при этом продолжал свою атаку на мозги посредством ежедневного телепоказа его добрых дел — и рейтинг его рос и рос.

Мы эту тревожную картину обсудили с Серегой и Сергеичем, признав, как повезло нам с Коломийцем, без которого хоть вовсе было б сушить весла. Но я им, исходя из опыта, сказал: как бы сейчас ни запирались собеседники, ручаюсь, что потом еще не будем знать, как от желающих накапать на врага отбиться. Мы их пока бесплодно ищем — но и они нас ищут, просто мы еще друг друга не нашли. Но здесь, где даже параллельные пересекаются, наше скрещенье неизбежно.

Ну а пока, чтобы не тратить время зря, раз кроме уже отработанной фактуры на соперника у нас ничего не было, я решил сочинить аллегорическую сказку про него. И вот что у меня вышло.

Некоторые мыши, очень умные, еще от своих школьных педагогов знали, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. И что мыши глупые уже не раз на этом сыре попадались. Только его хвать — пружина щелк, дужка на шею шмяк — и пиши: пропало!

Но их-то уж, они считали, на таком фуфле не проведешь! Поставь им эту мышеловку с сыром — просто плюнут на нее и все! И жили себе — не тужили, хоть местные коты пощипывали их и нарушали разные мышиные права.

И вот однажды, накануне их мышиных выборов, в их степь прикатывает новый кот. Вернее, новый — только с виду; так-то — старый, свой. И еще встарь, будучи избран по ошибке умными мышами их главой, он их ловил и жрал нещадно. Так жрал, такой писк бедных мышек по степи стоял, что сам глава их края чуть во гневе мышееда не сожрал. Но он тогда удрал куда подальше — до других мышей. Попасся там — и возвращается в родную степь, где наши мыши без него уже успели подразмножиться и потучнеть.

Усы подбрил, когти подстриг — его уже и не признать. Журчит: теперь я вас и ваших педагогов жрать — ни-ни! А открываю фонд защиты прав мышей, газету «Совершенно бесплатно» и на бесплатный — но не сыр, упаси Бог! — а чай с баранками и прочей бескорыстной помощью зову!

Тут наши мыши и давай смекать. Журчит-то он, положим, хорошо, но ведь и раньше не дурней журчал — при этом все-таки их жрал. И чай с баранками — это не сыр, конечно. Но ведь и на баранки надо взять откуда-то, баранки тоже на дороге не валяются! Но кот сам сроду не пахал, не сеял — так откуда ж, значит?

А он: на те баранки и другие бескорыстные дела мне местные коты чисто так дали. Чем еще больше завопросил всех: эти коты так просто сроду не давали ничего, а только брали! А тут вдруг — на тебе!

Короче, вовсе сбились мыши с толку. И обдуриться на мякине не хотят — но и халявы тоже страшно хочется, так на бесплатные баранки слюнки и текут: а вдруг еще и с сыром будут!

И тогда самая отчаянная мышь в тот фонд на полусогнутых вошла, сожрала сушку, чай глотнула — и назад. А дужка-то и не захлопнулась! Еще две мышки туда сунулись — и снова пронесло. А дальше — больше. Одной норушке еще дали целое пшеничное зерно, другой щеколду на калитке починили, третьей вставили в хибарке настоящее стекло!

Зарадовались мыши, просветлели их мышиные мозги: выходит, врали всё учителя — и поделом их жрал наш кот! Ну факт же налицо: халява — вот она, и совершенно без тех ужасов, которыми стращали!

А кот тогда и вовсе окрыляет: если меня вновь изберете, вместо сушек сами будете других котов на завтрак с чаем жрать!

И мыши сердцем поняли: коль он сказал такое — дело свято, ведь ни один еще кот сроду ничего подобного не обещал! И надо не мышами — а бездушными камнями быть, чтобы такому мышелюбу не поверить!

И все до одной проголосовали за него.

И только он, положа на сердце лапу, мышам на верность присягнул — громадная дуга, которую до этого варили возле фонда непонятно для чего, как шмяк на них! Пищали мыши душераздирающе и долго — целый день, пока коты их с удовольствием, под пиво, жрали. И зарекались впредь не только на бесплатный сыр в котовском фонде — и на сушки с чаем тоже не клевать. Но уже поздно было.

Понесли мы с Сергеичем эту сказку к Ходикову — ох и тип! «Александр Сергеевич! Александр Васильевич! Присаживайтесь, дайте ваши курточки повешу. Как вам у нас? Чего подскажите? Вы только подмигните, а уж мы как можем — хотя сами видите, какая у нас бедность», — с такой елейной речью он нас принял в своем кабинете в первый раз.

Я сразу заподозрил, что с таким елейщиком, усидевшим в своем стуле при всех строях и властях, придется нелегко: затопит все этим елеем и, как мыло, из рук будет ускользать. Но и не думал, что работать с ним нельзя будет никак. Этот хитрец, усвоивший главный чиновничий завет всех строев и времен: под всеми видами из кожи вон не делать ничего, — потом обвел нас, как мальчишек, вокруг пальца. И при этом хоть бы глазом, источающим его елей, сморгнул!

«Блудного мэра» Коломийца, тиснутого в краевой газете, затем, согласно технологии, следовало растиражировать в «Славгородских вестях». Такой заход через крайцентр и поднимал статус публикации, и уводил казенную газету, обязанную перепечатывать все публикации о городе, от обвинений в ангажированности. И вот как дальше Ходиков на пару с Фицем, мастерски согнувшись в их погибель, смогли все это развалить.

За пару дней до выхода статьи в «Вестях» я отдал дискету с текстом Фицу, взявшему на себя с особой важностью роль передатчика, для передачи Ходикову. Три раза повторил ему, чтобы не перебирали с краевой газеты текст, а просто скинули б его с дискеты. Он очень важно мне ответил, что и сам соображает, слава Богу не дурак; и уж они с редактором газеты смогут без чужих подсказок заверстать статью.