Созидательный реванш (Сборник интервью)

— Это общая черта современной критики вообще.

— В предисловии к одной из моих книг написали, что «невнимание к прозе Полякова становится болезнью современной критики». Эта болезнь оказалась заразной и перекинулась на театр.

— Вы — один из активных инициаторов принятия закона о творческой деятельности.

— У нас творческие союзы существуют на тех же правах, что и какое-нибудь добровольное общество любителей морских свинок. Но любители морских свинок в отличие от писателей не создают национальных ценностей. Так почему же для государства они равны? Проект этого закона, который выделил бы творческие союзы из множества других общественных организаций, обсуждался в Думе еще в 90-е годы, но воз и ныне там.

— Как вы это объясняете?

— Я думаю, что люди, пришедшие к власти, боялись возрождения сильных творческих союзов, прекрасно помня о том, какую роль они сыграли в развале прежней государственной структуры.

— Получается, творческие союзы виноваты в развале СССР?

— А где проходила обкатка радикально-либеральных идей? Ведь не на собраниях же завода ЗИЛ. На заседаниях писательской организации «Апрель», на съездах Союза кинематографистов… И все это транслировалось в общество.

— Сегодня ситуация изменилась?

— Сегодня и либералы, и консерваторы понимают, что без поддержки государства творческим людям не обойтись. Чем отличается крайний либерал от крайнего консерватора? Либерал ради свободы готов пожертвовать Россией, а консерватор ради России — свободой. И то и другое ненормально. Нормально — жить в России и быть свободными.

— Незадолго до событий в Южной Осетии вы побывали в Грузии…

— Я думаю, ошибка и советской, и постсоветской власти была в том, что они не понимали: стремление народов создать свои национальные государства — естественное стремление. Империя — всегда временная конфигурация. Да, для Грузии было важно включение в Российскую империю, когда была реальность геноцида со стороны турок. Но думать, что грузины будут благодарны нам за это еще сто лет и еще сто лет, это благодушие. Изменилась историческая ситуация, и Грузия желает быть самостоятельной. Если бы власть это понимала, она бы заранее продумала сценарий распада империи, такой, который не был бы катастрофой для русских, проживающих за пределами России.

— Но мы никак не можем привыкнуть и к тому, что Украина — самостоятельное государство.

— В Грузии один писатель отвел меня в сторону и сказал: «Слушай, зачем вам Абхазия? Вообще нет такого народа. Это просто грузины с абхазскими фамилиями». Я ему ответил: «Понимаешь, я тоже считаю, что нет такого народа, как украинцы, а есть одна из трех ветвей русского народа — малороссы. Но почему-то украинцы этого убеждения не разделяют. И ничего с этим не поделаешь». К сожалению, марксизм-ленинизм наложил табу на проблемы этносов. Прорывом были книги Льва Гумилева, но они вышли слишком поздно и, конечно, не были прочитаны властью.

— Что происходит с «Литературной газетой»?

— В две тысячи первом году, когда я стал ее редактором, она была в очень тяжелом положении, практически потеряла своих читателей в регионах, поскольку стала выразительницей исключительно одной, либеральной точки зрения. Мы открыли газету всем направлениям. Вернули писателей и мыслителей государственно-патриотических взглядов. Газета стала возвращаться в регионы, к школьным учителям, преподавателям вузов, военной интеллигенции. Сейчас наш тираж — сто тысяч, и это без дайджестов, которые выходят в Германии, Израиле, Америке, Англии, Греции. Идеология нашей газеты проста: мы хотим жить в свободной, но сильной России.

Килограмм цивилизации

По своим человеческим и экономическим ресурсам, по недрам и природным богатствам мы принадлежим к тем странам, которые, безусловно, самодостаточны. И в нашей истории были периоды, когда мы обходились своими возможностями. Впрочем, это не значит, что все получалось очень хорошо. Однако я хочу напомнить, что именно в те эпохи, когда Россия начинала жить своим умом, и происходили достаточно мощные рывки в экономическом и социальном развитии. Возьмем Александра III, который весьма скептически относился к нашим взаимоотношениям с Европой и говорил, что у России только два союзника — армия и флот. Тем не менее во время его царствования начал бурно развиваться капитализм. Не будем забывать и о том, что свой технологический рывок в XX веке Россия совершила уже будучи за «железным занавесом».

Хватит ли у нас сил питать только собственными соками свое искусство, культуру и не превратиться при этом в захолустье? Понимаете, даже в период слаборазвитых средств коммуникации культурный обмен не затухал. Шолохов, Шостакович, Пастернак — кто скажет, что это было искусство второго сорта? Полная культурная изоляция невозможна. Возможно лишь некоторое ослабление контактов. Но дело-то в том, что последние двадцать лет отношение к нам со стороны Запада отличалось колониальным пренебрежением, сбросом в наше культурное пространство каких-то маргинальных и тупиковых трендов, которые у себя уже не развиваются. Поэтому вполне возможно, что некая герметизация культурного пространства и необходима. Как и ограничение ввоза недоброкачественных западных продуктов. Говоря метафорически, «ножки Буша», обколотые антибиотиками, достаточно навредили здоровью народа: хочется отечественной доброкачественной курятины. «Ножки Буша» — это синоним всей системы западного импорта.

То, что мы при определенной политической конъюнктуре в мире останемся без европейских брендов в искусстве и тем более в большой литературе, — это чушь. Как мы можем обойтись без Диккенса со Стендалем, если они уже переработаны, включены и оплодотворены нашей литературой? Это то же самое, что сказать: ах так, мы теперь порознь, так возвращайте нам все, что вы заимствовали у Толстого и Достоевского. И как вы себе представляете этот процесс размежевания?

Что же касается политической самодостаточности, то мне абсолютно не жалко, если у нас не будет возможности копировать ту систему, которую нам навязывают. Западная демократия как некий эталон, типа платинового метра или килограмма, которые хранятся на Капитолийском холме в США, меня не устраивает. Универсальной демократии не существует, это всего лишь термин, которым назывались и американская демократия времен плантаторского рабства, и устройство древнегреческих полисов. Это всего лишь «свободообразный вид принуждения», а еще точнее — та или иная степень принуждения, которую тот или иной народ в тех или иных условиях для себя допускает. России после колоссального кризиса 1990-х, после ситуации демографической ямы нужны другие формы правления. Это не значит, что у нас должна быть диктатура, но то, что нам нужна та степень свободы, которая будет не разрушать страну и государство, а укреплять их, это очевидно. И эту степень нам самим определять!

Я всего лишь хочу, чтобы у нас была национально сориентированная демократия. Надеюсь, что это не помешает свободно путешествовать по миру и свободно обмениваться с Европой идеями, книгами, талантами.

«С комсомолом я никогда не расставался»

С комсомолом я никогда не расставался и считаю, что с ним не надо расставаться. По крайней мере, стране нужна такая молодежная организация под патронажем государства, а как она будет называться, неважно. Ведь надо кому-то серьезно заниматься новым поколением, лучшие мозги которого уплывают на Запад, а худшие — отравляются наркотиками. Вот мы говорим: новые технологии. А кто их будет воплощать в жизнь, если у нас нет системной молодежной политики и министр по молодежи то появляется в правительстве, то исчезает. В течение семнадцати лет, с тех пор как был распущен комсомол, не возникло ни одной достойной альтернативы ему.