Созидательный реванш (Сборник интервью)

— Какой должна быть, на ваш взгляд, политико-культурная стратегия управления государством, чтобы Россия могла оптимально сочетать верность ценностным историческим традициям и способность к модернизации?

— Это сложный вопрос. Но ничего нового здесь нет, мы это проходили. Мы имели императора Александра III, при котором возрос пиетет перед традиционными ценностями, и в то же время именно при этом царе, который считается почему-то оплотом реакции, шла бурная модернизация. Так было и в тридцатые годы при Сталине, когда он окончательно сосредоточил власть в своих руках, и спокойно сочетал действительно тогда популярную во всем мире марксистскую идеологию и возвращение к нашим дореволюционным ценностям.

— Это можно сочетать?

— А как же? Таким же путем идут французы. Они штрафуют за избыток зарубежных песен на каналах, иноязычных слов в речи дикторов, но это им не мешает развиваться. Это две стороны медали.

— В своей газете вы много пишете о национальной элите. А что вы думаете по поводу собирания национальной элиты?

— К сожалению, часть национальной элиты, которая формировалась в последние двадцать лет, рекрутировалась из людей, не симпатизирующих проекту «Россия». Но поскольку это сложный процесс и его нельзя взять под контроль (хотя попытки были), то пришли талантливые, совестливые, работающие не только на себя, но и на страну люди. Они есть. И иногда попадают на ответственные посты, но не всегда могут реализовать свои идеи. Непременно должен быть приток людей снизу, из губерний. Надвигается кризис культурной элиты. Это глубокое заблуждение, что у писателя рождается сын — писатель, у актера — актер. Это бывает. Но это не правило, а исключение. Вот цвет волос и глаз могут передаться половым путем, а талант очень редко. Сейчас культивируется клановость. Но клановость — гибель для культуры. Настоящие таланты приходят из народной толщи. Это так, как бы банально ни звучало.

Да, была дворянская культура, но тогда был затруднен доступ к культуре мещан и крестьян. Как только они получили доступ, в нашем искусстве появились крупнейшие фигуры из разночинцев. Сейчас мы, декларируя демократическое общество, фактически возвращаемся в сословно-кастовое дореволюционное общество. Меня тревожит падение уровня отпрысков людей известных. Это люди совершенно случайные, по факту рождения попавшие в тот или иной «пул»: потому что в детстве сидели на коленях у Розова, Михалкова. Но от сидения на коленях талант не появляется. В советское время положение преодолевалось за счет льготных поступлений в институт. Многие состоялись в искусстве так как отслужили в армии и шли вне конкурса в вуз. Были и льготы, для выходцев из глубинки.

— Ныне в культуре всем заправляют деньги. А какие критерии успеха культурных проектов вы могли бы предложить?

— Во-первых, это не так. Да, в какой-то степени заправляют деньги. Но что это за деньги? Спонсорских вливаний в тех деньгах, которые крутятся в культуре, — маленькая часть, а основные — это государственные деньги. На какие средства снимаются чудовищные сериалы на центральных каналах? На государственные. На какие устраиваются совершенно неприличные биеннале? На государственные. На какие деньги ездят в загранкомандировки писатели, чтобы лишний раз облить грязью собственную страну? На казенные! Да, иной раз деньги заставляют делать человека не то, что он хочет. Но чаще деньги целенаправленно выделяются тем людям, которые скептически относятся к проекту под названием «Россия». Они-то и выдают: «Штрафбат», «Сволочей» — абсолютную антиисторическую и антихудожественную чепуху.

«Выигрывает тот, кого перечитывают»

— Юрий Михайлович, вы принадлежите к категории успешных писателей. Но есть мнение, что серьезной литературе противопоказан успех.

— Давайте определимся с понятиями. Не надо путать писателей, которые создают художественную литературу (талантливую, менее талантливую), с теми, кого я называю пипами — то есть Персонифицированными Издательскими Проектами. Не секрет, что много известных имен существует только благодаря усилиям издательских групп, куда входят и литераторы, которые реально пишут за пипов. Но это не литература, а совершенно иной род деятельности. Создание книжной продукции, продвижение на рынок, реклама с целью максимальной продажи. Как только раскрученный писательский бренд перестает приносить прибыль, потому что рынок устает от него, как устал, например, от Марининой, создается новый пип.

— Если успех — результат писательской работы, как его добиться?

— Чтобы написать качественный текст, нужно время. Пусть это банально звучит, но ребенок должен родиться через девять месяцев. Если рождается раньше, с ним начинаются проблемы. Но если недоношенный ребенок может развиться в нормального человека, даже в гения, как Мольер, то с романом такого не бывает. Каким ты его выпустил из рук, таким он и останется. Мой принцип работы — множество редакций и вариантов. Я редактирую свою вещь до тех пор, пока не понимаю: лучше я ее сделать уже не смогу. И судьба моих книг подсказывает, что это правильный путь. Все мои вещи переиздаются. «Сто дней до приказа», «Козленок в молоке», «Апофегей», «Парижская любовь Кости Гуманкова». Даже «ЧП районного масштаба», хотя тема ушла в прошлое. Когда доводишь книгу до максимально качественного состояния, она и живет дольше, дольше стареет. В литературе выигрывает не тот, кому дают премии, и даже не тот, у кого огромные тиражи. Выигрывает тот, кого перечитывают.

— От чего вы отталкиваетесь, начиная очередную вещь? Кто-то говорит, что он отталкивается от одного звука.

— Тот, кто пишет легко, легко выбирает и сюжеты, и героев, может и от звука оттолкнуться. Если роман пишется за три месяца, почему бы и нет? Я пишу тяжело. Когда в голове возникает сюжет, он живет во мне очень долго, прежде чем я начну его воплощать. «Козленка в молоке» я вынашивал десять лет. То же самое было с романом «Замыслил я побег…» То же самое с романом «Гипсовый трубач», который я пишу сейчас.

— Раз проговорились о новом романе… что это будет?

— Он удивит многих, кто меня читает. Это — свободный роман, с некоторой джазовой раскованностью, с боковыми линиями, вариациями, вставными новеллами. Не хочу выдавать пружину действия, но поверьте, что она есть, и она «с секретом», как во всех моих вещах. Это роман сатирический, но там есть и любовная линия… Я не представляю себе романа без любви. Мой роман будет многоплановым. Одно только правило для меня незыблемо. Я всегда считал, что занимательность — это вежливость писателя. Что бы ты там ни накрутил, какими бы философскими теориями ни увлекался, роман должен читаться с неослабевающим интересом. Или занимайся другим делом. Например, напиши философский трактат. Принцип занимательности лежит и в основе моих пьес. В них обязательно есть то, что французы понимают под словом «сюжет». Это когда начинаешь смотреть пьесу и до самого конца не знаешь, чем она закончится.

— Как складываются отношения с театром?

— Театральные дела идут хорошо. Меня много ставят по России и СНГ. Недавно вернулся из Пскова, где поставили «Женщин без границ». До этого был в Кирове, Волгограде. И все эти спектакли очень хороши. В одной Москве идет шесть моих спектаклей. Не хочу хвастаться, но ни у одного современного драматурга шесть спектаклей в Москве не идет. И не в каких-то подвальных театрах, а в Театре сатиры, во МХАТе имени Горького, где зрители заполняют залы на полторы тысячи мест. Сейчас готовится спектакль по моей пьесе «Одноклассница», Андрей Житинкин ставит ее в Театре Маяковского. Но театральная критика этого не замечает. Пусть не любят, но хотя бы объективно задумались, откуда такой интерес к пьесам современного автора с нелюбимой фамилией «Поляков». При этом стонут: нет современной драматургии!