О Грузии (СИ)

В самом деле, разве имеют значение восемьсот лет, прошедшие с тех времен - ведь настоящее великой Грузии живет в сердце каждого грузина и объемлет три тысячелетия, а не жалкие столетия.

Золотой век завершился вскоре после смерти царицы Тамар, в середине XIII века, во время царствования ее дочки Русудан. На Кавказ пришли татаро-монголы, а вместе с ними - черный период в грузинской истории, который продлился вплоть до вхождения Грузии в состав России. Впрочем, многие грузины теперь считают, что этот период кончился только в 1991 году, с обретением Грузии независимости от СССР.

К середине XIV века Грузия смогла освободиться от монгольского ига, но ненадолго: в конце четырнадцатого столетия в Закавказье пришли войска Тамерлана. А едва Хромой Тимур умер, как с запада пришла новая беда - турки-османы. На юго-востоке усилился Иран. В результате двухсотлетнего разорения и сопутствующих ему междоусобиц между грузинскими знатными родами, в XVI век Грузия вошла раздробленной на четыре крупных царства или княжества - Кахетия, Картли, Имеретия и Самцхе. Но и эти псевдогосударства не были едины и целостны, а дробились на малые феодальные вотчины. Западная и центральная Грузия - Имеретия, Самцхе и отчасти Картли - оказались под властью Турции. Кахетия старалась лавировать между Турцией и Ираном.

Триста лет, с XVI по конец XVIII века шла непрестанная борьба между Турцией и Ираном за власть над Закавказьем. Грузины то вступали в союз с одной стороной против другой, то восставали сами по себе.

Здесь надо принять во внимание одно немаловажное обстоятельство. Во-первых, Грузия почти всю свою историю (за исключением периода правления царицы Тамар) была под властью той или иной империи. За это время грузины привыкли к такому положению и относились к нему даже лучше, чем к неизбежному злу. Во-вторых, непосредственными правителями грузинских княжеств оставались сами грузины - пусть принявшие мусульманство или, как в домонгольский период, породнившиеся со знатными персидскими фамилиями. Но грузины. И в-третьих, особенно грандиозной культурно-религиозной пропасти между захватчиками и покоренными не было. Практически все грузинское дворянство знало персидский - он был для них вторым языком, так же, как для русских дворян французский. Разговорный турецкий тоже был понятен большинству населения, мусульманские обычаи не вызывали категорического неприятия, поскольку в Грузии всегда мирно соседствовали различные религии. Наконец, грузинские войска, ценившиеся в Центральной Азии как швейцарские наемники в Европе, часто, охотно и небесплатно сражались на стороне захватчиков. Иными словами, эти триста лет - ровно так же, как двести лет пребывания Руси под татаро-монгольским игом - нельзя считать чем-то, похожим на немецко-фашистскую оккупацию. Это были вполне обычные вассальные отношения.

И когда возникла возможность уравновесить зависимость от Ирана и Турции российской военной силой, Грузия, точнее, кахетинский царь Ираклий обратился за покровительством к Екатерине II. Знаменитый Георгиевский трактат, предполагавший довольно либеральный протекторат и сохранение грузинской царской династии у власти, был подписан в 1783 году, но только через восемнадцать лет в Грузию всерьез пришли русские. За эти годы Грузию успели разорить иранцы, сыновья Ираклия рассорились и разодрались, Екатерина Великая умерла. Павел I не увидел резонов для предоставления Грузии такой широкой автономии; его преемник, Александр I, оказался с ним солидарен и в сентябре 1801 года подписал манифест об упразднении Картли-Кахетинского царства и включении его в состав Российской империи. Вслед за Картли-Кахетией в российское подданство были приняты Имеретия, Гурия, Сванетия, Мингрелия и Абхазия.

Грузины, начиная с конца XIX века, относятся к этому как к аннексии, категорически отрицая тот факт, что только в составе Российской империи Грузия вновь стала единой, хотя, конечно, и не в тех масштабах, как при царице Тамар.

Под пятой русского царя Грузия существовала более чем сносно. Но только не с точки зрения самих грузин. Например, до начала 1830-х годов не облагались пошлиной транзитные товары, перевозимые из Турции и Ирана в Россию. Русским это казалось льготой, грузинам нормой. Когда пошлины в 1832 году все-таки ввели - в Грузии начались бунты, а представители царской семьи и высшего дворянства составили заговор.

Хотя первые годы русская администрация старалась не нарушать сложившийся в грузинских землях миропорядок, но таково было впечатление именно самой администрации. Например, поначалу страдали больше всего государственные крестьяне, но не за счет повышения налога, а за счет изменения системы его сбора. Прежде царские сборщики налогов сдавали деньги и натуральные продукты в царскую же казну, теперь они передавали их российским властям. Кажется, изменение минимально, но оно затрагивало одну из основополагающих особенностей не только грузинского национального, но и вообще восточного мировоззрения.

Естественный принцип восточного и грузинского, в частности, феодализма заключался и заключается до сих пор в системе "кормлений", когда жалованье как таковое практически отсутствует, зато чиновничеству высочайшим именем даровано право кормиться за счет исполняемой должности. Даже больше того. И чиновничество, и не служащие дворяне имели возможность кормиться еще и за счет дополнительных, так сказать, внеплановых разовых разрешений от имени царя или иного крупного феодала на взимание "дани". Эти разрешения именовались в Грузии "баратами", как правило, были устными и напоминали скорее официально дозволенный грабеж - по свидетельству командира егерского полка генерала Лазарева, прибывшего в Грузию в 1799 году, любой мало-мальски влиятельный (т.е. родовитый) чиновник или дворянин мог взять "по барату" сколько угодно добра и у кого угодно. Разумеется, в системе баратов была своя сложная логика, основанная на родственных и наследственно-должностных традициях отношений, но русским она виделась полным хозяйственным хаосом и произволом. Между тем, этот хаос был достаточно устойчив и всегда оставлял возможность для личных договоренностей, не вносимых в реестры и податные листы.

Попытка ликвидировать эту "налоговую" модель привела к тому, что она мимикрировала и ушла в тень. Но ни в коем случае не исчезла. Именно поэтому структурно более внятные, сравнительно простые и щадящие российские налоги стали для грузинского крестьянства не облегчением, а дополнительным бременем.

Заметим, что постепенно присланное российское чиновничество проникалось местным колоритом и конец XIX века, не говоря уже о XX, являет собой тихое торжество казалось бы теневых, но по сути - традиционных налоговых отношений в Грузии.

Было еще несколько важных поводов для недовольства элиты Грузии. Во-первых, упразднение автокефалии грузинской церкви. Духовенство, разумеется, также принадлежало к дворянским родам, а значит, было включено в систему "кормлений". Церковных крестьян переписали в государственных, духовенство приняли на службу - ведь российская церковь была тогда государственным институтом и подчинялась Святейшему Синоду. Следственно, жалование шло через государственное казначейство.

Во-вторых, российские власти упразднили тонкие различения между грузинскими княжескими (тавадами) и дворянскими (азнаурами) родами, которые издревле находились в вассальной зависимости от князей, объединив всех в одно синтетическое дворянство. Это, конечно, не затрагивало имущественных прав, но оригинальная местная иерархия была Россией дезавуирована.

И наконец, последнее обстоятельство. Российское правительство, еще даже не завершив присоединение всех грузинских, азербайджанских и дагестанских княжеств, начало расселять на грузинских землях русских, армянских и даже немецких переселенцев. Этому были объективные причины: войны с Ираном, Турцией, мятежи грузинских князей против России привели к тому, что многие земли обезлюдели. Кроме того, русская администрация хотела хотя бы частично нарушить многовековую вассально-родовую связь между грузинскими феодалами и крестьянством.