Татуировка с тризубом (ЛП)
Татуировка с тризубом (ЛП) читать книгу онлайн
трана, находящаяся в состоянии забуксовавшей войны, не в состоянии провести реформы, но одновременно потихоньку формирует свою новую идентичность. Украина после Майдана. Именно это время описывает польский журналист и писатель Земовит Щерек в своей новой книге «Татуировка с трезубцем».
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Мусоров это немного обидело, и они ушли.
Tiempo santo
Вообще-то говоря, мне было сложно представить революцию во Львове. Во Львове? Ведь здесь по кафе только сплетни разносят, а не революцию делают. Такой вот стереотип. Что ничего тут нет, одни только кафешки, кофе, пиво по вечерам, какая-то водочка, ужин. Театр, концерт. Культура – не война. Какой еще театр? Какой концерт? Какое кино? Кинотеатров – как кот наплакал, фильмов еще меньше. Какой-то кинотеатр имеется в центре города, к тому же, в том же самом здании, что и военное учреждение, так что сразу же после входа в двери в глаза бьет снимок президента государства и главнокомандующих вооруженных сил, и у всех такие серьезные лица, и в глазах у них бремя ответственности за страну, и тебе тут же делается как-то глупо, что ты хочешь идти смотреть какой-то там фильм, терять время, в то время как они здесь так серьезно висят, а рядом – государственный герб, какие-то занавеси, словно на школьной линейке, ведь государственная символика не может обойтись без драпировки, что же это за государство без драпировки.
Другой кинотеатр, не рекламируемый как студийный, "затерянный в путанице узеньких улочек старого города, а только обычный, коммерческий кинотеатр в торговом комплексе King Cross в предместьях. Туда едешь ночью, ну да, сквозь черную украинскую ночь, заходишь в комплекс через стеклянную дверь, включаешься в кругооборот мирового капитализма, ведь в этом комплексе-галерее, понятное дело, точно так же, как и во всех остальных торговых комплексах Европы, да, скорее всего, и в мире. Когда-нибудь, думаешь ты себе, в будущем туристы станут посещать древние торговые комплексы-галереи точно так же, как сейчас посещают старые города, ведь это же точно то же, вот только, думаешь ты, а что они там будут осматривать? Может, таблички: "бутик с обувью, начало XXI века", манекены, изображающих посетителей, одетые в народные костюмы типа "восточная Европа", конец одного тысячелетия – начало другого. Или же мужские тренировочные костюмы, какие-то мокасины, кожаный пиджак и кожаный головной убор (и неважно, что и одно, и другое из искусственной кожи), вечернее дамское платье, потому что у творцов этого скансена из будущего торговая галерея попутается с галереей изобразительного искусства, и все у них смешается, и они не будут знать, что есть что, и, не желая переживать "определенные неудачи", они не станут рисковать и оденут дам – на всякий случай – в вечерний туалет, чтобы никто ничего не сказал, и чтобы не было неудач. Вот что еще, размышляешь ты, может быть в такой галерее – ресторан с суши, первая половина XXI века. На табличке надпись, что в эти времена в восточной Европе имел место апокалипсис и полнейшее отсутствие веры в то, будто бы восточные европейцы сами в состоянии выдумать нечто осмысленное, так что пришлось обратиться к другим, сформированным культурам, чтобы черпать от них образцы, чтобы, хотя бы на миг, хотя бы поедая суши в заведении, притворяющемся японским, почувствовать, что имеешь дело с чем-то таким, что обладает формой, в связи с чем, его можно не стыдиться. Вот как раз в таких местах львовские кинотеатры и находятся. То есть – ничего особенного, как везде.
Так вот, во Львове все всегда твердили: нет, у нас ничего не будет, у нас по кафешкам сидят, а не бегают по улицам, чтобы машины палить. Вот и сидят; когда все начиналось, тоже сидели.
Выглядело это жутковато. Пивные были забиты, люди сидели над бокалами и пялились в висящие на стенах телевизоры, а на них горел Майдан. В режиме реального времени. А в воздухе уже чувствовалось, что и во Львов это уже идет. Что вот-вот что-то случится. Между заполненными пивными в центре и по пустым, холодным улицам за пределами старого города бегали худые говнюки в велосипедных шлемах и масках с черепушками на лицах. На спинах у них болтались рюкзаки, из которых высовывались различного рода дрыны: начиная с бейсбольных бит, заканчивая тяжелыми арматуринами, обвязанными веревкой на рукоятках. На ногах – наколенники. Выглядели они словно гадкие дети из песен "Misfits" [93]. Словно обкурившиеся панки. Только здесь речь об этом не ша: это был стиль Майдана. И эти львовские пацаны переоделись в своих. Не в каких-то там американских рэперов или хипстеров: это именно с Украины в том сезоне шел самый заебательский стиль. Именно майданный стиль был самым cool. Нет ничего более стильного, чем революция.
Я ходил по улицам, а они обгоняли меня на своих велосипедах, куда-то спеша, таинственно перемигиваясь над обрезами платков. А милиции на улицах не было. Ни единого мусора. Ни-че-го.
Львовский Майдан находился на проспекте Свободы, все время там толкали речи, а когда на какое-то время заканчивались лозунги, которыми здесь жонглировали, когда всем уже надоедало кричать "Слава Україні - героям слава" и петь государственный гимн – тогда попросту врубали большой телеэкран на котором шла прямая телетрансляция из Киева. На экране оранжевым цветом горели майданные шины. Этот оранжевый мотив врывался в холодную, восточно-европейскую темно-синюю реальность.
А потом и действительно началось. Прозвучал слух, будто бы палят здание областного управления МВД, и от туши толпы тут же оторвался приличный ее шмат и двинулся по улице академика Гнатюка. Шум и вопли были слышны издалека. Пацаны в масках с черепами натаскали шин под двери МВД и подожгли. Пытались прорваться через боковые входы. Пытались вырвать решетки с окон. Толпа, словно зачарованная, пялилась на огонь и слушала повторяющийся грохот. Огонь и транс ударов – бух, бух, бух. Это походило на шаманский обряд. Светились экранчики мобилок: одни снимали видео, другие делали снимки. Какой-то пацаненок вскарабкался повыше и начал ногой пинать камеру, повешенную перед входом. В толпе кто-то расхохотался.
- Молодец! – крикнул кто-то.
- Молодец! – поддержал кто-то другой.
И через мгновение уже вся толпа скандировала: "Мо-ло-дец! Мо-ло-дец!".
Камера свалилась и повисла на шнуре, словно недорубленная голова. Толпа завыла.
Я высматривал мусоров. Их не было. То есть – они были, но делали вид, будто бы их нет. То тут, то там стояли какие-то мужики в гражданском, на широко расставленных ногах, поглядывали по сторонам, чего-то выслушивал и что-то шептали в мобильные телефоны старого типа, заслоняя рты ладонями.
- Не, тут совсем не видно, что мусор, - фыркнул мне на ухо, какой-то паренек, показывая пальцем на одного из шепчущих. – Нихрена не видать. Стопроцентный камуфляж, блин.
Парни фоткали девушек, которые позировали на фоне горящих шин и выбиваемых окон.
А если этого не считать – все нормалек. Пивные открыты, люди там сидели, официанты принимали заказы. Именно такой была эта ночь беззакония. Даже автомобили ездили нормально, хотя гаишники закрылись по домам и, грызя ногти, смотрела революцию по телевизору, надеясь, что о них никто не вспомнит. По улицам ходили патрули пацанов с битами, которые должны были следить за порядком. На лицах у них были надеты маски, но брови у всех были нахмурены: серьезность, достоинство. И вообще – дело важное, революция. Сбившись в кучи, они шастали по улицам.
Милиции не было – и ничего. Никто даже не бил витрин, даже правил дорожного движения не нарушал больше обычного. В очередной раз оказывалось, что страна следила за собой сама. Что она действовала не благодаря власти, но вопреки власти.