Признать невиновного виновным. Записки идеалистки

– Мне позвонили и спросили: получил ли я открытку? Сказали, что я должен прийти на отбор присяжных с паспортом. Открытка пришла позже, когда меня уже выбрали. Во время отбора я пытался взять самоотвод. Несколько раз я объяснял, что 26 апреля мне надо уезжать в командировку. Но они уверяли меня, что это не причина для отказа.

Я не удержалась от оценки:

– Такое впечатление, что в суде за вас уцепились…

Мы уже стояли в коридоре. Я скинула домашние тапочки и собиралась надеть туфли. Механик снял с вешалку мою куртку и галантно подал ее мне.

– Многие отказывались участвовать, – объяснил он. – Я тоже не хотел, что называется, по бытовым причинам. Но потом понял, что это мой гражданский долг.

Это было сказано очень проникновенно и даже с пафосом.

Я спросила:

– Получается, что вы свой долг выполнили?

Механик так же серьезно продолжал отвечать, хотя уже повернулся ко мне спиной и открывал замок:

– Да, выполнил. Только на этот раз долг этот был неприятным. Как, если бы я побывал в горячей точке.

Когда мы вышли из квартиры, я протянула ему руку для прощания и задала самый последний вопрос, который не давал мне покоя все это время:

– Среди вопросов, на которые отвечали присяжные, был вопрос о снисхождении. Известно, что четверо высказались за снисхождение. Кто они?

Механик улыбнулся. Пожал мне руку и ответил:

– Это тайна совещательной комнаты. Поэтому я ничего не могу вам сказать. Не хочу быть ни хуже, ни лучше других. Простите.

Это была его последняя фраза. Чувствовалось, что он мечтает, чтобы я поскорее ушла. Он вызвал лифт. Но не стал дожидаться, пока он приедет. В квартире раздался телефонный звонок. Механик махнул рукой, закрыл дверь и побежал к спасительному телефону.

По дороге домой меня не покидало ощущение недосказанности. В отличие от Александра Дружинина, Валерий Механик не вызвал у меня чувства брезгливости. Напротив, мне было его жаль. А ведь он тоже был одним из двенадцати.

«Такое ощущение, что он сожалеет об этом вердикте, но не решается признаться в этом даже самому себе. Наверное, он был одним из тех четырех, что проголосовали за снисхождение. Но почему все-таки он посчитал Летучего виновным?»

Глава девятнадцатая. Настоящий шпион

Аня позвонила как всегда неожиданно. На этот раз ее голос звенел от радости.

– Родион его нашел. Он в списке присяжных для окружного военного суда. Это невероятно. Это очень большая удача для нас.

Из ее слов я ничего не могла понять. Кого нашел Родион? При чем тут список окружного военного суда?

– Ты ничего не понимаешь! Роман Брюн, который был в коллегии присяжных и осудил Летучего, значится в списке кандидатов в присяжные для окружного военного суда. По закону, он не имел права входить в коллегию присяжных по нашему делу. Это маленькая надежда на то, что приговор могут отменить в Верховном суде.

Аня чуть-чуть успокоилась и постепенно объяснила мне, что произошло.

Оказалось, что адвокат Родион Гаврилов пошел в библиотеку, чтобы найти там список присяжных для городского суда. Ему на глаза попался другой список. Для окружного суда. И в нем-то он и увидел знакомую фамилию.

Дальше события развивались достаточно интересно. Адвокаты Летучего написали жалобу в Верховный суд. Как и подозревала Аня, судьи Верховного суда закрыли глаза на явные нарушения закона. И утвердили приговор.

Борис Емельянов был в ярости. «Как они могли? Есть ли вообще правосудие в этой стране?» – возмущенно восклицал он в присущей ему театральной манере. Толпа журналистов, собравшаяся на крыльце Верховного суда, внимала ему, ожидая грозных и сенсационных заявлений. И он сделал по крайней мере одно такое заявление.

– Коллегия присяжных вынесла неправосудный вердикт. Но это еще не все. Мы уже говорили, что присяжным были заданы неправильные вопросы, и их ответ был предсказуем. Но самое возмутительное, о чем мы узнали совсем недавно: коллегия присяжных, вынесшая обвинительный вердикт ученому Алексею Летучему, была нелигитимной. В нее включили человека, который не имел права принимать участие в этом судебном процессе. Его имя – Роман Брюн. Мы нашли это имя в списке присяжных для окружного военного суда. Он должен был принимать участие в судебных процессах в этом суде, а его включили в коллегию присяжных по нашему делу в городском суде. Мы говорили об этом сейчас на кассации. Но нас никто не хотел слушать.

Адвокат Борис Емельянов даже не предполагал, что выпустил джинна из бутылки. Публично назвав фамилию присяжного Романа Брюна, он оказал своему подзащитному большую услугу. Журналисты нескольких газет процитировали слова адвоката. А через пару дней в бюро «Емельянов и партнеры» раздался неожиданный звонок.

– Знаешь, такое впечатление, что Родиону просто Бог помог. – Аня в мельчайших подробностях рассказала мне о том, что произошло дальше. – Как он наткнулся на этот список! А уж за адвокатом Емельяновым не заржавеет. В отличие от всех других, он не стал скрывать фамилию присяжного. И это сработало. К нему пришел бывший водитель этого самого Брюна. Он в 90-х годах работал вместе с ним в российском посольстве в Варшаве. Брюн тогда был первым секретарем посольства. Водитель признался, что терпеть не может своего бывшего начальника, вот и решил его заложить. Он говорил, что Брюн – очень неприятный и высокомерный человек, который с подчиненными обращался как с быдлом. Выставлял себя этаким суперменом, хвалился своими связями в КГБ и во внешней разведке. Водитель не знал, почему успешная дипломатическая карьера Романа Брюна неожиданно закончилась и его раньше времени отозвали в Москву.

– «Как и многие советские шпионы, он работал под прикрытием иностранного посольства. Работал много лет, прежде чем ему было доверено ответственное задание. Ни больше ни меньше – получать информацию от одного из наших высокопоставленных чиновников, завербованного российской разведкой, и передавать эту информацию в Москву..» – Я читала вслух статью из польского еженедельника, переведенную на русский язык.

Мы с Аней снова сидели у меня на кухне. Вся раковина была забита грязной посудой. Накануне у нас допоздна засиделись гости. Вымыть посуду ни у кого из моих домашних не хватило сил. Утром, наспех выпив кофе, все они убежали по делам. На рабочем столе, рядом с компьютером лежал путеводитель по Болгарии на французском языке. Через десять дней я должна была закончить перевод путеводителя на русский. В «Резонансе» очень мало платили, поэтому приходилось подрабатывать.

Я собиралась помыть посуду, заняться переводом, а в три часа у меня было назначено интервью с экспертом по жестокому обращению с детьми. Как оказалось, в этот день мои планам не суждено было сбыться: в дверь позвонила Аня Сваровская. Сбросив элегантный черный пиджак и скинув черные сапоги на платформе, она достала из сумки большую серую папку и чуть ли не приказала: «Читай!» Вот я и читала.

«Роман Брюн начал карьеру в нашей стране как простой журналист, потом работал руководителем информационного агентства, а за особые заслуги его направили на дипломатическую работу в посольство. Он великолепно говорил по-польски, умел нравиться женщинам, был галантен, предупредителен и остроумен. Пожалуй, единственной слабостью этого русского с французской фамилией была страсть к алкоголю. Он мог выпить много, но не пьянел и охотно продолжал разговор с уже изрядно захмелевшими собеседниками. Некоторые польские газеты писали, что Роман Брюн был двойным агентом. В какой-то момент его завербовала польская разведка, и он рассказал об одном очень высокопоставленном польском чиновнике много лишнего. Обещал предоставить документы, изобличающие связь этого человека с российской разведкой. Прокуратурой Варшавского округа было возбуждено уголовное дело по факту возможной передачи информации иностранной разведке.

Но уже через несколько месяцев это уголовное дело было благополучно закрыто. Официальные лица заявляли, что у них недостаточно доказательств для предъявления обвинения конкретным лицам. Об этой истории наши газеты писали очень много. Но так и осталось непонятным, кем был Роман Брюн – только лишь российским офицером госбезопасности, работающим на разведку, или все-таки двойным агентом. Неизвестно, говорил ли он правду о связях нашего высокопоставленного чиновника с российской разведкой или это была сознательная дезинформация. Одно можно сказать с уверенностью: дипломатическая карьера Романа Брюна в нашей стране закончилась раньше времени. Из-за громкого скандала вокруг его имени он был вынужден разорвать контракт и, не дожидаясь неприятностей, уехать в Москву. Многие польские журналисты спустя годы пытались найти его и узнать, как сложилась его судьба. Но его телефоны не отвечали: красавец-дипломат как в воду канул».