Москва и москвичи

проходить открытым местом и в дождь и в зимнюю вьюгу. Правильных водостоков под полами не было: мыльная вода из-под пола поступала в специальные колодцы на дворах по особым деревянным лежакам и оттуда по таким же лежакам шла в реку, только метров на десять пониже того места реки, откуда ее накачивали для мытья... Такие бани изображены на гравюрах в издании Ровинского. Это Серебрянические бани, на Яузе. Отоплялись бани "каменками" в горячих отделениях и "голландками" - в раздевальнях. Самой главной красотой бани считалась "каменка". В некоторых банях она нагревала и "горячую" и "мыльную". Топили в старые времена только дровами, которые плотами по половодью пригонялись с верховьев Москвыреки, из-под Можайска и Рузы, и выгружались под Дорогомиловым, на Красном лугу. Прибытие плотов было весенним праздником для москвичей. Тысячи зрителей усеивали набережную и Дорогомиловский мост: - Плоты пришли! Самыми главными банными днями были субботы и вообще предпраздничные дни, когда в банях было тесно и у кранов стояли вереницы моющихся с легкими липовыми шайками, которые сменили собой тяжелые дубовые. В "дворянских" отделениях был кейф, отдых, стрижка, бритье, срезание мозолей, ставка банок и даже дер[294] ганье зубов, а "простонародные" бани являлись, можно безошибочно сказать, "поликлиникой", где лечились всякие болезни. Медиками были фельдшера, цирюльники, бабки-костоправки, а парильщики и там и тут заменяли массажисток еще в те времена, когда и слова этого не слыхали. В окраинных "простонародных" банях эта "поликлиника" представляла такую картину. Суббота. С пяти-шести утра двери бань не затворяются. Публика плывет без перерыва. В уголке раздевальной примащивался цирюльник, который без всякой санитарии стриг и брил посетителей. Иногда, улучив свободное время, он занимался и медициной: пускал кровь и ставил банки, пиявки, выдергивал зубы... "Мыльная" бани полна пара; на лавке лежит грузное, красное, горячее тело, а возле суетится цирюльник с ящиком сомнительной чистоты, в котором находится двенадцать банок, штуцер и пузырек с керосином. В пузырек опущена проволока, на конце которой пробка. Приготовив все банки, цирюльник зажигал пробку и при помощи ее начинал ставить банки. Через две-три минуты банка втягивала в себя на сантиметр и более тело. У цирюльников было правило продержать десять минут банку, чтобы лучше натянуло, но выходило на деле поразному. В это время цирюльник уходил курить, а жертва его искусства спокойно лежала, дожидаясь дальнейших мучений. Наконец терпения не хватало, и жертва просила окружающих позвать цирюльника. - Вот сейчас добрею, не велик барин! - раздавалось в ответ. Наконец цирюльник приходил, зажигал свой факел. Под банкой - шишка кровавого цвета. "Хирург" берет грязный и заржавленный штуцер, плотно прижимает к возвышению, просекает кожу, вновь проделывает манипуляцию с факелом, опять ставит банку, и через три - пять минут она полна крови. Банка снимается, кровь - прямо на пол. Затем банщик выливает на пациента шайку воды, и он,