Рядовой свидетель эпохи.

По военной линии, правда, перспектива есть, открыта дорога в танковые училища. Через год некоторых из нас, из сержантского состава, имевших боевой опыт и подходящее образование, назначили на бывшие еще совсем недавно офицерские должности командиров танков. В дальнейшем, после военного училища может быть бронетанковая Академия.

Но крепкая юношеская мечта звала в военную авиацию, а там снова все придется начинать практически с нуля. Вот такие мысли бродят в голове, надо определяться, надо учиться. В дальнейшем у меня, правда, получилось все благоприятно: при поступлении в авиационное техническое училище были учтены и два мои курса авиационного техникума, и танковая школа, и боевой орден. Был принят на курс авиационного училища с ускоренным полуторагодичным сроком обучения. И служба в авиации с самого начала пошла удачно: с отличием окончание авиа- технического училища, что давало право выбора места дальнейшей службы. Выбрал Государственный краснознаменный научно-испытательный институт Военно-Воздушных Сил ( ГК НИИ ВВС имени В.П Чкалова). Там сразу назначили на приличную должность - старший техник-испытатель авиавооружения. Через два года — поступление в Военно-воздушную инженерную академию имени профессора Н.Е. Жуковского (ВВИА имени проф. Н.Е. Жуковского). Сразу после окончания академии — адъюнктура (аспирантура) при ней, затем, до настоящего времени, интереснейшая, хотя и очень напряженная научно-исследовательская работа в её стенах. Как по иронии судьбы, одним из научных моих направлений была разработка средств и способов борьбы с танками с летательных аппаратов.

Но это было все потом. А тогда, в 1945-м дальнейший путь был совершенно неясен. В первые послепобедные майские дни все застилала радость Победы, осознание того, что остался жив после того, как, по крайней мере, четырежды должен был быть убитым. Первый раз тогда, когда пулеметная очередь с самолета «Фокке-Вульф 190» попала прямо внутрь танка в открытый верхний люк, разрывные пули прошлись по моей спине, не задев костей, оставив лишь пулевые осколки в мышцах и шрамы, видимые до сих пор. Осколки в спине тоже просматриваются и сейчас, когда прохожу рентген. Второй раз, когда погорели под Дойчендорфом: бронебойный снаряд ударил в танк в полуметре от меня, спрыгивающего с надгусеничного крыла и отброшенного баллистической волной в глубокий снег; командир же танка, стоящий рядом, был убит этой волной мгновенно; третий раз должен был быть убитым, когда на окраине немецкого местечка Ляук выбросились из горящего танка метрах в 50 — 70 от немецких траншей, поливавших нас свинцом. (Об этих злоключениях я рассказывал в моей книге «Публицистика 1987 — 2003...» [10]. Был еще и четвертый острый эпизод, когда был на прицеле у немецкого снайпера, но пуля, выпущенная в меня, пролетавшая, наверное, в сантиметре или нескольких миллиметрах от боковой брони танка, под воздействием баллистической волны самой же пули чуть отклонилась от своей первоначальной траектории и, чиркнув по броне, прошла мимо меня.

После бурно-радостных майских дней 1945 года началась послевоенная танкистская служба за рубежом своей страны, вдали от родных краев, продлившаяся там полтора года. Никаких адресов детдомовцев, по каким можно было бы узнать о судьбе однокашников, у меня не было. Правда, одна упущенная возможность была, о которой жалею до сих пор. По возвращении из эвакуации вместе с техникумом в Рыбинск, в 1942 году я неожиданно получил открытку с приглашением переписываться от одной очень симпатичной девушки, не детдомовки, городской, знакомой по пионерскому лагерю. Это был первый человек, который меня каким-то путем разыскал. Я был настолько тронут этим посланием, что ответа, соответствующего моим чувствам тогда так и не смог написать. Много раз брался за перо, но все рвал и рвал написанное. Да и ближайшие планы удерживали от более близкой дружбы, звали на фронт. Уходя на фронт оставил эту открытку в своем небольшом архиве у хороших знакомых в Рыбинске и увидел ее снова только спустя два года после войны. Написал письмо, не очень надеясь получить ответ. Но ответ был, теплый и трогательный в 1947 году. И встреча была, но встреча запоздалая. Продолжения не было.

В процессе написания этого экскурса в детдомовскую жизнь второй половины 1930-х годов стал вспоминать имена детдомовцев и вспомнил все же свыше 90 фамилии однокашников. Думаю их всех здесь надо назвать. Наверное все они достойны того, чтобы их имена где-то остались в памяти. Кто-то из них воевал и отдал свою жизнь за Родину в тяжелых боях с лютым врагом. Кто-то, кому повезло, побывал в боях, но остался жив, как вот я. Другие в тяжелом труде ковали оружие, работали на полях, растили хлеб для воюющей армии. Так или иначе все они были участниками великой эпопеи, великого дела борьбы за честь и свободу великой советской России.

Вот они, обитатели Яковлевского монастыря 1935 — 1941 годов:

Бакин Борис, Балакирев Владимир, Балин, Балина, Барышев Михаил, Беляев, Блок, Боген Юрий, Бычков, Вагин, Варова Евдокия, Власов Юрий, Волков, Гостищев, Гостищева, Доронин, Ершов Николай, Загорский Виктор, Загорский Иван, Зорин Василий, Зорин, еще Зорин, Ивенский Семен, Ильин Василий, Капитонова, Карасев, Карина Лина, Климович Владимир, Климович Надежда, Ковалевский Руслан, Конищёв, Коровкина Галина, Костров Владимир, Кочетков, Кулигина Клавдия, Курицын, Кутузов, Лаврова Лида, Ланцов Борис, Лебедев Павел, Лебедева Зоя, Левашов Валентин, Левашов Владимир, Ловыгина, Логачев Константин, Малинин, Маркина, Маслов, Медведев Виктор, Михровская Галина, Михровская Ирина, Морозов, Орехов, Одрова, Петрова Антонина, Петрова Лидия, Полшков, Потехин Саша, Рогозин, Рогозина Тамара, Рожков Александр, Рожков Владимир, Саблуков, Самойлов Василий, Самойлов Иван, Самойлов Николай, Симаков Иван, Синицын Иван, Синицына Нина, Скрипкин Иван, Слоев, Советский Миша, Соколов Анатолий, Солнцев Борис, Толокнов Михаил, Травких Михаил, Туржанский, Ушаков, Ушакова, Федин Василий, Федин Иван, Хмелева Тамара, Хорев, Хоромский Николай, Хоромская Мария, Чечулин Василий, Чечулина, Чумадов, Шкенёв, Шмаров, Щиплецова Нина.

Все они и еще многие другие, пока не вспомнившиеся мальчишки и девчонки 1930 годов, разного тогда возраста, разной национальности, разных характеров, разного додетдомовского домашнего семейного воспитания, дети родителей, принадлежащих к разным социальным слоям общества, встретились в трагический момент своей жизни — в момент потери семьи и родного крова. И каждый из них невольно заменил друг другу на долгие годы в какой-то мере семью. Эта замена не сразу ощутилась, не в первый день, не в первую неделю, не в первый год, а для некоторых, может быть, не ощутилась никогда. Но это было.

Было бы несправедливо не вспомнить тех, кто самоотверженно, не считаясь со временем, порой воюя с нами, стремились вывести детдомовцев на праведный путь. Вот далеко неполный список их имен:

Директоры Ростовского детдома: 1935 — 1941 годов: Титор, Капустин, Кузнецов , Мороков И.А., Тёткин, Засовин, Чернышевич, Уткина Е.П. Завучи: Пятунин В.Н., Соловьева А.А., Иванов СМ...

Воспитатели, пионервожатые, инструкторы практического обучения и другие сотрудники ростовского детдома: Флоринская (Лапина) О.Г., Ушаков Олег, Бухвостов С.И., Касаткин И.М., Гусев М. , Гусева А., Гусев Сергей, Сабиров Карим, Коромыслов Женя, Милославская (Воронина) Л.Г., Соловьев Сережа, Куркин Костя, Софья Алексеевна (воспитательница, фамилию не помню), Л. Кваскова, тетя Катя, повар, тетя Ядя (завхоз),..

Среди ветеранов-сотрудников детдома следует особенно выделить семью Гусевых, проживавшую на территории Яковлевского монастыря по соседству с нашим жилым корпусом, глава семейства — дядя Миша Гусев (отчество не помню) и его жена тётя Шура Гусева (отчество тоже не помню) на протяжении всего времени, о котором идет наш рассказ, постоянно работали в детдоме. Дядя Миша выполнял всю самую тяжелую работу, связанную с обеспечением жизнедеятельности детдома. Он был одновременно или периодически и дворником, и разнорабочим, и сторожем, и истопником, и конюхом — возчиком, и скотником. Периодически детдом держал лошадь, корову, свиней, рядом с монастырем, на берегу озера был большой детдомовский покос.