После Чернобыля. Том 1

   — Наши дозиметры-“карандаши” зашкаливало при выходе из штольни практически сразу, особенно при приближении к бетононасосам. У меня такое сложилось впечатление, что угольщики и Средмаш заботились о своих людях больше, чем Минэнерго. Многим энергетикам приходилось и по городу Чернобылю ходить пешком до столовой, тогда как большинство ликвидаторов ездили по городу на машинах, чтобы избежать лишних бэров, — впечатление начальника тоннельного отдела “Гидроспецстроя” С.Б. Сахарова.

   Все технические вопросы решал организованный в мае 1986 года комплексный отдел института Гидроспецпроект. В Москве под руководством Л.И. Малышева осуществляли проектирование по всей программе. Чертежи и разработки шли буквально с колес. В Чернобыле их принимал и корректировал по месту сотрудник института Потапов.

   Ряд профессиональных экспертиз, а также практика последних лет показали, что принятые в Чернобыле решения руководителей Союзгидроспецстроя были правильными, обоснованными.

   — Начальник объединения Н.В. Дмитриев был истинным стержнем всей программы работ Союзгидроспецстроя, связанных с катастрофой в Чернобыле. Он дневал и ночевал в 30-километровой зоне со всеми вместе, возможно, схватил там бэров больше других, — мнение инженера отдела материально-технического снабжения ВПСМО В.И. Лагодиенко.

   — В мою смену из руководства объединения были Розин, Брудный, Лейдер. Все они нормальные люди. Короче, все там было нормально — в устах рабочего Н.В. Половинкина это — высокая оценка как людей, так и налаженного ими порядка.

   Между тем жизнь в Чернобыле была далеко не курортной. Первая партия “Гидроспецстроя” по приезде в зону поселилась в городском клубе, где уже стояло 100-200 коек. Затем людей расселили в бывших служебных помещениях, которые стали постоянным жильем для командированных из этого объединения. Большая часть разместилась в г. Чернобыле — там, на р. Припять есть остров, на котором до аварии располагался завод — ремонтная база речного флота. Распечатали помещение клуба. Из большого зрительного зала вынесли стулья и поставили раскладушки. Еще на острове было четырехэтажное здание с душевыми и медпунктом. Там спали на раскладушках в помещении бывшей раздевалки, которая была устроена для своего времени оптимальным образом: в центре здания душ, а вокруг раздевалки. Теперь же душ работал с полной нагрузкой, а натрудившиеся за день под его аккомпанемент отдыхали. Вообще кровати ставили всюду, где это было практически возможно.

   Это место между собой так и называли: Остров. Местные жители, которые теперь временно работали на острове, верили, что они вернутся жить в свой родной город и будут работать на своей родной атомной станции. На остров приезжали и представители местного судоремонтного завода. Увидели, что командированные ищут там что-то для своих механизмов (гидроспецстроевскую производственную базу в г. Припяти кто-то тоже разграбил, словно Мамай прошел: замок сбили, на складе все разорили, растащили). Судоремонтники возмутились: “Не трогайте здесь ничего. Мы вернемся, завод будет работать!..”. На острове же разместилась столовая, и кое-какая база. А штаб — неподалеку на берегу.

   Другая группа жила в детском садике г.Чернобыля — в комнатах по 30-40 человек. Туда каждые 3-4 часа приезжали люди со смен. “Самое жуткое было то, что утром встаешь — видишь детские игрушки повсюду в коридоре, в туалетах, в раздевалках. Они разбросаны. Только через месяц после приезда хоть немного стали приходить в себя от основной работы и стали все это убирать в подсобные помещения” (М.Ф. Шведенко, бурильщик скважин).

   В детском садике жили и женщины, в частности, Светлана Владимировна Калачева, начальник отдела кадров Днепровского управления: “Поразил мертвый город. Запущенные старые сады, распахнутые окна и калитки. Нас было всего две женщины: главный маркшейдер штаба Ереванского управления Нина Ивановна Гущина и я. Только мы вдвоем и жили в маленькой комнатке. Мне с утра нужно было записать, кто на какой участок направлен, какие у него инструменты, сколько часов каждый работал, сколько мужчин, сколько женщин, какие специальности. Потом в течение дня нужно съездить, самой и проверить, всем ли действительно люди обеспечены, не простаивают ли из-за недоразумений.

   Многие жили в здании школы в Чернобыле, неподалеку от здания бывшего горисполкома. Точнее — в помещении бывшего спортзала. Сдвинули в сторону спортивные снаряды, поставили кровати...

   Чернобыль, городок прежде очень приятный, теперь у бывалых мужчин вызывал ужас: в нем не было жителей. “На город Чернобыль я не мог смотреть без слез, врагу такого не пожелаю”, — говорит мужественный человек, ас в своем деле бетонщик В.Т. Виденеев, — “Лично я считаю, что работа в чернобыльской зоне хуже, чем в Афганистане. Душмана можно увидеть, наконец, спрятаться. А здесь опасность не видно, не чувствуется и не знаешь, откуда шибанет”. “Мне особенно запомнился запах клубники в городе. Идешь мимо, а в любом дворе ее полно. Едешь на работу — и с левой стороны кладбище, стоит крест, большой, высокий, издали видный и тоже словно покинутый. До сих пор перед глазами”, — вспоминает ведущий инженер отдела главного механика Ю.А. Бойков. Куры ходили голые около штаба на острове — питались опадающими яблоками, грушами. За курицей ходил выводок тоже голеньких цыплят. Мы наблюдали за ними: сегодня их 12, завтра суставы оказываются раздутыми, послезавтра уже трех нет. Свиньи ходили по острову бесхозные, потом через некоторое время околели, в том числе и та, которую подкармливали энергостроители. Ее прозвали Рентген. Свинья была черно-белой породы. Бежала навстречу наладчикам, стала как бы своей. Из-под забора то здесь, то там вылезали крошечные цыплята, котята. И все это бесхозное, безнадзорное, никому не нужное”.

   — Однажды вечером вышли мы покурить, подышать свежим воздухом. Взяли в руки дозиметр. И вдруг навстречу вышел огромный кабан. Мы ему сунули в щетину датчик дозиметра, в ушах затрещало, словно непрерывный гул: на щетине 70, под брюхом более 120 мр, — рассказывает В.Б. Сахаров, начальник отдела Гидроспецпроекта.

   По р.Припять плавали голые, без перьев гуси. Есть их было нельзя — птицы кормились донными организмами, которые интенсивно накапливали радиацию.

   Лично меня в июне поразили опустошенные глаза взрослых кошек. Обычно они сидели около своих калиток и не пытались подходить к людям, осознавая свою отрешенность. Уже знали, что никто не позовет, не погладит (шерсть накапливает радиацию).

   Жутко было смотреть на безлюдные хаты г.Чернобыля. Вот приоткрыта калитка усадьбы, и в ней застрял холодильник: его, видно, хозяева хотели забрать с собой, но узнав, что ничего брать нельзя, бросили. Они открывали ворота и выпускали на все четыре стороны скотину, собак, — не пропадать же им, жалко животных. Город Припять тоже был совершенно пустой, бродили по городу кошки, собаки, козы.

   Дождей не было, но кусты, деревья были такими зелеными, а листья — сочными, наполненными! Однако никто не рвал созревающую черешню или клубнику.

   — На меня наиболее сильное впечатление произвели пустующие деревни, — вспоминает М.Н. Розин, — В одной из них мы всегда видели аиста в гнезде. И вдруг он пропал. На душе стало еще тягостнее... Какова же была нечаянная, даже можно сказать почти нежданная радость, когда в этом гнезде появились не только аист, но и аистята! Поняли, что жизнь — продолжается.

   — У меня на всю жизнь осталась в памяти семья аистов на шесте, стоявшем на той избе в Копачах, где мы бетон перегружали. Сначала, видимо, погиб отец — недели две аистиха кричала, звала — он пропал. Это было в июле или августе, потом я видел, как она взвилась, сложила крылья, упала на землю и разбилась Дети в гнезде несколько дней кричали и тоже околели — их крик до сих пор в моих ушах. Аисты ведь питаются мышами. А мыши были радиоактивными, — вспоминает А.М. Лейдер.

   — В Чернобыле курочка вывела шестерых цыплят, сама облезлая, она их привела к нам. — Мы их кормили “на убой” несколько дней, потом, видимо, собаки съели и ее цыплят. На следующий год я уже не видел ни той курочки, ни аистов, ни цапель. Куда делись, не знаю, — рассказывает Ф.Г. Халиулин.