Рейволюция. Роман в стиле техно

Когда встал вопрос о получении образования, Андрей подал документы в Театральный институт. По закону, платить стипендию сыну должен был родитель, проживающий за границей. От отца Андрей получал по полторы тысячи рублей за раз. В СССР это были фантастические деньги. Не все получали столько за год.

Учиться в модном вузе… получать за это огромные бабки… чего еще надо? Панов проучился в Театральном институте всего три месяца, а потом забрал документы и создал первую панк-группу страны. Прикинув, как по-русски могло бы звучать «Sex Pistols», группу назвали «Автоматические Удовлетворители».

Типичным приемом Свиньи было выйти на сцену и тревожным голосом спросить в микрофон:

– Андреи! В зале есть Андреи?!

– Есть!

– Ну, так держите хуй бодрее!

И уйти со сцены минут на двадцать.

В 1988-м во время выступления на рок-фестивале в Киеве музыканты накрыли на сцене стол. Когда объявили их выход, они расселись вокруг и стали пить алкоголь.

Публика решила, что это такой эффектный заезд, и сперва молчала. Потом, минут через двадцать, на сцену полетели стулья. Кто-то из музыкантов оторвался от стола и спел-таки пару куплетов.

Всего выступление продолжалось около двух часов. «АУ» за это время успели нарезаться до полусмерти. Выпито было много, а спето от силы полпесни. Сам Панов считал это выступление лучшим в своей карьере.

Ежегодно тысячи мальчиков с сальными волосами и угреватой кожей берут в руки гитары и идут на штурм небес. Кто-то из них становится звездой. Кто-то – нет. Но начинают они всегда одинаково: набрасывают на плечо ремешок гитары и шепчут миру: «Держись, гад!..».

Потом мальчишечьи пальцы забывают, как берутся аккорды. Звездами становятся единицы. Но никто не переживает из-за этой фигни.

Рано или поздно ты поймешь, что успех – это всего-навсего слово из пяти букв. Это дойдет до тебя обязательно. Потому что это правда. До тебя дойдет, что никто в целом мире не станет, просыпаясь, шептать твое имя.

В тот момент, когда ты покоряешь вершину, для тебя начинается путь вниз. Тот, кто добился всего, дальше будет только терять…

и терять…

и терять…

и терять…

так не проще ли оставаться внизу? Не проще ли вести себя так, будто на вершине ты уже побывал, даже если ты там не побывал?

Лицо Свиньи так и не появилось на обложке ни единого глянцевого журнала. И в заставке ни единого ТВ-шоу тоже не появилось. Дело не в том, что успех его не интересовал. Еще как интересовал! Но только реальный успех, а не тот бред, который подразумевают под этим словом.

Потому что успех выглядит красиво в кино, а в жизни успех не стоит того, чтобы его завоевывали. Слишком много мороки… слишком мало удовольствия.

Сквот Сумарокова располагался с одной стороны от офиса КГБ, новиковская АССА – с другой, а вокруг этих двух точек, как опята вокруг пня, стали расти места помельче. Клубы, галереи, театры и просто дыры, куда каждый вечер набивались толпы юных бездельников.

И все равно, самым главным местом в мире был «Сайгон». Все дороги города вели на перекресток Невского и Владимирского.

Хиппи 1970-х меняли отдельные квартиры в новостройках на крошечные комнаты в коммуналках напротив «Сайгона». Допив кофе, тусовка перебиралась к ним. Они слушали музычку и курили только появившуюся в городе марихуану.

Самое ужасное, что поменянные квартиры никуда не делись. Мир изменился два раза подряд, а квартиры остались. Обитаемы и до сих пор. За прошедшие двадцать лет там ничего не изменилось. Все так же попахивает жженой травой. Звучат все те же трупные звуки King Crimson.

Поколение рок-н-ролла напоминает беженцев из Атлантиды. Их родина ушла на дно в мифологическую эпоху. А сами они все еще живы. Опухшие, полысевшие рок-н-роллеры поигрывают иногда на своих гитарках. Снимают их с антресоли. Сдувают вековую пыль. Поигрывают. Получается ничего.

«Сайгон» выблевал свое прошлое, сменил кожу, и на месте чумазого кафетерия сейчас стоит дорогущий отель «Рэдиссон». Охранники с бэджами и рацией в ухе даже не подозревают, руины чего им выпало охранять.

Из окон соседних домов на «Рэдиссон» смотрят выжившие атланты. Они сидят на коммунальных кухнях, пьют чай, кушают гречневую кашу и ведут беседы, начавшиеся два десятилетия назад.

Они все еще слушают свой замогильный рок-н-ролл. Слушают осторожно: он что-то плохо пахнет последние годы… неприятный какой-то запах… лучше его не тормошить… но что поделаешь?.. ведь это рок!.. великий рок!.. все должно продолжаться, даже если все давно кончилось.

5. Группа «Кино» (1987–1990)

В 1987 году власти попытались прикрыть очередной ежегодный Фестиваль Рок-клуба. Сослались на несоблюдение правил пожарной безопасности и в последний момент запретили уже заявленные концерты.

Запрещать нужно было самый первый Фестиваль, а запрещать пятый по счету шабаш было поздно. Толпа меломанов не дождалась концерта и двинула на Смольный. Колонна состояла из нескольких тысяч молодых людей. Во главе колонны шел красавчик Михаил Борзыкин, из группы «Телевизор».

Борзыкин был похож на молодого Билли Айдла. Он никогда ничего не боялся. Он даже в советские времена, стоя на сцене, прислонял к ширинке на джинсах резиновую куклу с лицом Михаила Горбачева, и ему ничего за это не было.

Теперь он вел тысячи людей прямо на самое охраняемое здание города. И оно больше не казалось таким уж неприступным.

Вопрос разрулили. Фестиваль все-таки начался. Фестиваль начался, а на следующий год, в 1988, следующий Фестиваль прошел и вообще с невиданным размахом.

Три десятка групп! Три десятка тысяч зрителей! Выглядело это здорово. Однако за ярким фасадом почти ничего не стояло.

Весь петербургский рок-н-ролл – это был Борис Гребенщиков и кружок его приятелей. Как и десятилетие назад. Никакого массового движения не получалось. Такова была горькая правда.

Вторым китом петербургского рок-н-ролла была группа Майка Науменко «Зоопарк». Но Майк спивался. Неделями не приходил в себя. Вместо концертов пьяный лежал под столом в гримерке. Если же он (потолстевший… ужасно выглядящий…) все-таки выходил на сцену, то ходуном ходящие руки все равно не давали ему прилично взять хоть один аккорд. Майку оставалось жить всего пару лет. Последние месяцы жизни до музыки ему не было никакого дела. А Гребенщикову нужны были соратники по борьбе.

Гребенщиков пробовал иметь дело с панками. Это было бесперспективно. Зато именно в тусовке Свиньи Гребенщиков нашел человека, который стал таки знаменем русского рок-н-ролла.

Первое время группа Виктора Цоя называлась «Гарин и Гиперболоиды». Сперва это было трио, потом дуэт, а под конец Цой и вовсе остался один: Гарин без гиперболоидов.

До 1984 года группа была филиалом гребенщиковского «Аквариума». Их первый альбом был целиком спродюсирован Гребенщиковым, на первых концертах вместе с Цоем играли «аквариумовские» музыканты, а досуг Цой проводил в компании гуру.

В то время Гребенщикова очень интересовало направление древнекитайской философии, именуемое «Ветер и Поток». Основная идея состояла в том, что философы ежевечерне нажирались, как скоты, и мешали окружающим спокойно жить.

Цой с женой Марианной снимал квартиру в северных районах Петербурга. Работал он где-то на стройке. Денег не было. Перспектив тоже.

Денег не было настолько, что иногда Цою приходилось торговать портретами иностранных рок-знаменитостей, которые он сам же и рисовал. Он действительно хорошо рисовал и собирался быть художником. Приятелям Цой дарил сувениры собственного изготовления. Например такие, как вырезанная из дерева пепельница в виде ступни, каждый палец которой являлся крошечным пенисом.

Гребенщиков приезжал к Цоям по пятницам. С собой он привозил ящик сухого красного вина.

Древнекитайские философы обычно угощали собутыльников, пуская чашечку с вином по волнам тихой реки. В квартире Цоя не было тихих рек. Чтобы соблюсти китайский колорит, приятели пробовали пускать чашечку в ванной. Чашечки тонули. Вино проливалось. Они махнули на колорит рукой.