После Чернобыля. Том 1

    Позже крупнейшие специалисты-ядерщики нашей страны рассказали об этом в своем журнале “Атомная энергия”.

    В июне 1986 г. секретарь парткома ЧАЭС Парашин говорил мне:

    — На тренировках мы формируем у эксплуатационников не просто дисциплину, но сознание личной ответственности. Например, в качестве задачи предлагаем ситуацию: “Оборудование остановилось, а на пульте управления остался всего один человек, — Вы как поступите?” Тут главное — самоорганизованность, хладнокровие. А знания можно получить в процессе учебы.

    Как подчеркнул в своем выступлении через год, 22 апреля, в пресс-центре МИД СССР министр атомной энергетики СССР Н.Ф. Луконин, для осуществления аварийных и восстановительных мероприятий были задействованы лучшие научные, конструкторские, производственные, строительно-монтажные и эксплуатационные организации страны.

    А еще нужно было выполнить обычный летний плановый ремонт на первом и втором энергоблоках. О судьбе третьего блока пока говорить было рано — требовалось решение специально для этого созданной комиссии. Для этой цели на всех электростанциях существует специальная служба профессионалов высокого класса, притом универсалов.

    Рабочие-ремонтники ЧАЭС вернулись в свою мастерскую 26 апреля, то есть сразу после аварии, увидели ее прибранной и даже уютной! Это позаботился В.А. Волков, слесарь высшего разряда. В ужасе, напряженности первых дней, да еще когда вертолеты бомбили ректор четвертого блока, это было как-то особенно трогательно и жизненно важно для каждого. Очень добросовестный и вдумчивый человек этот Волков. Даже на общественной работе, возглавляя группу народного контроля, он не дожидается указания или запроса “сверху”. Просто, когда считает полезным, тогда и идет контролировать, например, столовую или другие объекты. Делает это грамотно, без придирок и без скидок. С малых лет он в атомной энергетике, ремонтирует реакторы, имеет награды и почетные звания. Возраст у него уже пенсионный, мог бы и отдохнуть. Да “замены ему нет”, — сказал Быстров, председатель цехкома РЦ-2, мастер по ремонту топливно-перегрузочных машин. Фамилию Волкова коллектив предложил включить в книгу Почета ЧАЭС, приурочив это событие к Дню энергетика. И Волков, и Быстров, и многие другие ремонтники по очереди оставались на станции и 26, и 27, и 28 апреля — надо было работать с топливом третьего энергоблока.

    Без цеха централизованного ремонта (ЦЦР) не обходится ни одна электростанция. А здесь от всего огромного подразделения народу осталась лишь одна четвертая часть. Поэтому первые три дня все — от рабочего до начальника, не оглядываясь на должности, трудились в три смены: резали, сваривали металл, стеклили окна. И это было очень важно. Через вентиляцию, раскрытые окна и двери в помещения затянуло и продолжало задувать немало радиационной грязи. Просто придти туда и начать работать было нельзя. Сначала — дезактивация.

    Поискали ремонтники на станции самое чистое в радиационном отношении место для своего отдыха. Таким местом оказался туалет. Это никого не смутило: мелочь! Там и обедали весь май и июнь, пока не дезактивировали для этой цели другие помещения.

В полиэтиленовых мешках им привозили термосы с пищей, которые централизованно получали из Чернобыля — там для приготовления обедов поначалу приспособили помещение бывшего детского садика. Нормальная (надо сказать, отличная) столовая появилась на станции лишь в сентябре 86-го.

   30 апреля турбинисты и работники цеха централизованного ремонта были самой многочисленной группой на станции. Жили в “Сказочном” и работали по сменам.

   Огромный комплекс работ не только на территории станции (об этом уже говорилось), но и непосредственно на энергоблоках выполняли монтажники ЮТЭМа под руководством главного инженера треста А.И. Заяца, заместителя начальника Трипольского управления треста В.Г. Микитася и В.Н. Коваля — ведь каждым летом они традиционно помогают работникам станции в проведении плановых профилактик, ремонтов и модернизаций. В помощь чернобыльцам со стройплощадки Запорожской АЭС прибыла бригада механизаторов монтажных работ А.А. Олейника. Она выполнила большую и чрезвычайно трудную работу. Особенно самоотверженно работал сам бригадир. Непосвященный по его поведению нс заметил бы его огромного личного горя: незадолго до этого Александру Александровичу из Афганистана привезли тело погибшего сына.

   ...Экстремальная производственная ситуация. Весь рабочий день — в респираторах. Лагерная жизнь. И все-таки на предприятии началась нормальная регламентированная работа. Пусть шла она в сопровождении ежедневного медицинского и дозиметрического контроля, пусть в сложной психологической обстановке, с постоянными думами и заботами об эвакуированных семьях, с беспокойством о семьях погибших и о здоровье пострадавших. Но все-таки явно начинались будни трудовой жизни на родной станции. И это немного успокаивало: жизнь начинает нормализовываться.

   Эти люди выполняли ювелирно точную работу. Но ее темп диктовался радиационным фоном. Мы уже говорили о фоне. И помнить об этом действительно следовало постоянно. Недаром первыми из практических работников сюда пришли дозиметристы.

   В 1986 году предельно допустимой радиационной нагрузкой, с которой разрешали работать монтажникам и ремонтникам, было 1 рентген в смену. На следующий год этот предел снизили до 60 миллирентген с правом в исключительных случаях увеличивать дозовую нагрузку за смену до 200 миллирентген.

    Индивидуальные накопители для проверки от них требовали не раз в несколько дней, как у большинства работавших в зоне, а ежедневно: надо было оперативно знать истинное положение и решать, можно ли этого конкретного монтажника или ремонтника допускать к работе на следующий день или ему следует повременить.

    Бывало, люди сами лезли в пекло, но каждый раз находился какой-нибудь руководитель любого ранга или даже просто рядовой работник, как бы подстраховывавший со стороны. Это как зимой в Сибири или в Заполярье прохожий смотрит, не обморозил ли ты уши, щеки и нос.

    В мае 1986 года руководитель ремонтников Е.М. Куплешников делал это довольно эмоционально: “Если вы без моего ведома пойдете в такое-то помещение, я вам так врежу, как не придет в голову наказывать никакой администрации”. Рабочие его называли “отец родной”.

    Части персонала станции приходилось одевать защитные пластиковые костюмы. Но, несмотря на такие предосторожности, после каждой смены всем на станции приходилось менять белье, шапочки, носки, обувь и перчатки. Время работы каждого контролировалось и учитывалось.

    Там, где человеку не следовало находиться даже несмотря на предосторожности, использовали автоматические манипуляторы. Надо сказать, использование манипуляторов на атомных станциях — вполне обычное дело, например, при выполнении ремонтных работ в зоне первого контура. Ее так всегда и называют — грязной зоной. Есть такая детская игра: “Поймай рыбку”, или “Поймай, кольцо”. Нужно с помощью своеобразной удочки “выловить” со дна коробки какие-нибудь предметы. Ну, “выловить” — еще куда ни шло. А если требуется извлечь одну и взамен нее установить на место другую деталь в атомном реакторе? Да если требуется это сделать, практически не видя арену своих трудов? А если “удилище” к тому же изогнуто, так как иначе не подберешься, а близко подойти нельзя из-за высокого уровня радиоактивности?..

    Порой и в таких условиях работают ремонтники на обычных атомных станциях. Поэтому в грязную зону допускают только хорошо обученных людей, виртуозов, на уровне автоматизма владеющих правилами техники безопасности.

   И лишь нескольким рабочим на станции обычно доверяют самые ответственные сварные стыки в самых ответственных помещениях. Один из таких асов на ЧАЭС — сварщик шестого разряда, бригадир Н.М. Усенко. Конечно же, и он свою станцию не бросил, только четче организовал работу бригады: для срочных, “пожарных” дел у него постоянно выделен дежурный сварщик.