После Чернобыля. Том 1

   ...Окопный рассказал об одном случае в ЦЦР. Однажды Быстров задумался, как бы это оформить себе наряд на срочную сварочную операцию побыстрее, без волокиты? Работа нужна немедленно, а тех, кто имеет право подписи, поблизости не видно. Усенко, видя это, спросил только: “Куда послать сварщика? Сейчас прийдет.” А ведь для него наряд не был пустой формальностью. В наряде — и гарантия здоровья, да и деньги: речь шла о более опасной работе при повышенном радиационном фоне.

   Слесарь VI разряда ЦЦР, председатель цехкома И.И. Лавриченко, рассказывал, как Куплешников (легендарная личность!) сам остался в цехе 26 апреля и возглавил ремонтные работы на своем участке. Примерно четвертую часть всех рабочих цеха, оставленных после аварии на станции, он организовал для работы на самых жарких участках — так и хочется сказать — для этого беспримерного боя за жизнеспособность станции. Конечно, формально и в первую очередь — станции. Но в действительности — родной земли, за здоровье живущих на Земле людей... Он это осознавал. Бывают периоды, когда высокие слова воспринимаются буквально. Один турбинист с тепловой электростанции так вот и определил смысл своей профессии: “Чуствую себя Прометеем. Даю людям свет, тепло. Благодаря мне сияют экраны телевизоров, работают молотилки, станки, машины!” И он прав.

   Ремонтникам на действующей АЭС всегда достается работа грязная в прямом и переносном смысле, то есть радиационно грязная. Плохо ли это? Могучие богатыри братья-близнецы Владимир, Александр и Виктор Семеряка — все трое признают стоящим только одно дело: ремонт атомных реакторов и реакторных систем. Они специализируются в работе с любой араматурой и главными циркуляционными насосами. Их обязательно приглашают на ревизию и аттестацию качества всех трубопроводов, кранов, разных задвижек и прочей “мелочи”, без которой, однако, невозможны надежность и вообще работа АЭС. Онн и слесари, и сварщики, и крановщики. Не раз им приходилось и до аварии ремонтировать реакторы. Теперь же, считают, им, как говорится, сам бог велел доводить эту технику до ума. Владимир и Виктор — бригадиры. В 1987 году их имена были в списке представленных к званию “Отличник атомной энергетики”. Они и не помышляли бросать свою станцию в час беды.

   Постороннему может показаться, что ремонтник идет в “грязную” зону как в бой; опасно ведь. И в мирное время опасно. Но эти рабочие воспринимают подобные обстоятельства спокойно: грамотность снижает риск практически до нуля. Я видела немало ремонтников, проработавших на атомных станциях десятилетия. Они производили впечатление вполне здоровых людей.

   ...Теперь же “грязной” была вся территория станции. Даже пылинки в солнечном луче таили радиоактивность. Они оседали толстым слоем на стенах, полу, подоконниках, столах, окутывали машины, станки, словом — все поверхности. Влажная уборка пыли тоже была элементом дезактивации. Ее смывали из шлангов, вытирали тряпками.

   — Все станочное оборудование огромного, насыщенного техникой цеха централизованного ремонта тоже оказалось под слоем пыли. Ремонтники сами мыли свои станки, смазывали, а на следующий день им снова приходилось смывать слой пыли и вчерашнюю смазку и заново смазывать металл. На этих станках они ежедневно работали, других не было. А пыль все ложилась и ложилась на блестящую поверхность. Моющий порошок, вода и собственные руки — это и были личные средства борьбы с последствиями аварии на рабочем месте у станочников Л.A. Дубчака, В.Ф. Гаврикова, Н.А. Гончаренко, А.Ф. Кубарева.

   — Да, они отличные станочники. И могли бы требовать прихода дезактивационных бригад. Но я бесконечно благодарен этим людям за их черный, бескорыстный и невидимый миру труд, — сказал Лавриченко.

   Мы разговариваем в кабинете главного инженера ЧАЭС, а в это время бесшумно входят люди с дозиметрами, очень старательно вытирают пыль со столов, другой мебели; мокрыми тряпками протирают пол. Дезактивация. И в кабинете директора — то же.

   Возглавлял ревизию оборудования и определял, что, где и когда следует ремонтировать или испытывать заместитель Председателя Госатомэнергонадзора СССР A.Л. Лапшин. Но вот ревизия оборудования в основном закончилась, и с июля 1986 года начались собственно ремонтные работы на энергоблоках.

 * * *

    Казалось, что станция не действует уже целую вечность — столько произошло разных невероятных и крупномасштабных событий. Вся жизнь пошла по новому, непредвиденному руслу... Но к ней стали даже привыкать, что само по себе поразительно, дико, несообразно по нормальным представлениям о труде и жизни цивилизованных людей конца XX века... А ведь к тому времени с момента аварии прошло лишь немногим более двух месяцев.

   Все личные интересы еще долго вытесняла одна мысль: “Скорее справиться с этой бедой”.

   Вентиляция на энергоблоках первой очереди была очень радиоактивной и всю ее пришлось сделать заново. Для этого трест “Энергомонтажвентиляция” заново построил и установил новые короба, фильтры, словом, все необходимое хозяйство.

   В августе на повестку дня вышел новый и очень трудный вопрос: из активной зоны реактора первого энергоблока надо вывозить отработавшее топливо, чтобы заменить его свежим. А хранилище для этой цели (ХОЯТ) еще не было готово, и бассейн выдержки переполнен топливом, отработавшим до аварии. В условиях мирной жизни ХОЯТ бы заранее спокойно достроили. Теперь же сначала предстояло расчистить завал между четвертым энергоблоком и хранилищем.

   Группе специалистов ЧАЭС (в том числе В. Поденок) поручили по схеме, на взгляд оценить в метрах местоположение и размеры завалов и отдельных куч мусора, который предстоит убирать. Но как оценишь, если не измерял? Туда ведь не подойдешь.

   — Вот мы и решили, — рассказывает Валентина Поденок, — что командующий железнодорожных войск, начальник штаба и энергетики — вместе отправимся во двор с рулеткой. Генералы и гражданские специалисты пошли в разведку. Военный дозиметрист — майор — бойко отсчитывал: 2, 3, 5, 8 рентген...

   Идут. На железнодорожной стрелке было уже 40 рентген/час. Идут дальше. Дошли до железнодорожной станции. Все, что нужно, измерили и вернулись. Майор смеется: “Вам, может, эти рентгены и не опасны, а у меня они не скажутся на способностях к воспроизводству?” Снова посмеялись и пошли пить кофе — из минеральной воды, потому что годится для питья только жидкость из запечатанных бутылок. Тогда многое делалось похожим образом.

   Летом 1986 года все атомные станции Советского Союза с реакторами типа РБМК простояли в обычном планово-профилактическом ремонте дольше обычного: энергетики вместе с проектировщиками, конструкторами и изготовителями оборудования проводили кое-какие работы сверх регламента: они дополнительно, притом комплексно, исследовали все оборудование и кое-что усовершенствовали. Позже подобные работы выполняли и в процессе эксплуатации, а также во время летней плановой кампании 1987 года. Стопроцентно проверили даже состояние всех сварных соединений.

   ...Но вот и на первой очереди Чернобыльской АЭС ремонтные работы стали подходить к концу.

   Перед пуском первого энергоблока решили создать для персонала жизненные условия, более соответствующие характеру нормального функционирования работы электростанции — с режимом трехсменной работы и полноценным отдыхом. Правда, радиоактивная зона вокруг АЭС заявляла свои условия. Но как их выполнить?

   Большинство семей работников станции теперь жило в Киеве, некоторые — в Чернобыле. Дать людям возможность жить полноценной жизнью — значит ездить на работу из дома. Но до Киева — 130 километров, не очень-то поездишь.

   Решили организовать эксплуатацию ЧАЭС по вахтовому методу: пять дней вахты с двенадцатичасовым рабочим днем и семидневным отдыхом — для оперативного персонала энергоблоков (с 8.00 до 20.00 и с 20.00 до 8.00), а для эксплуатационного персонала и других работников станции, как и вообще для большинства работающих в 30-километровой зоне: две недели работы и две недели отдыха, с десятичасовым рабочим днем, с 9.00 до 19.00 (дневная смена). До этого времени все: строители, ученые, служащие тоже работали без выходных и нередко по 12 часов в день. Оперативный и эксплуатационный персонал теперь во время рабочих вахт должен жить в построенном для этой цели вахтовом поселке Зеленый Мыс за пределами 30-километровой зоны, а выходные проводить в своих новых квартирах, с семьями.