После Чернобыля. Том 1

   Г.Г. Корякин, начальник смены энергоблока №2, работал на станции постоянно много лет. Его вахта начиналась через полтора суток после аварии. Это вахта №3. Он дождался своей вахты и провел ее как полагается. Потом еще, еще... Корякин не молод и не очень здоров, но работает, не раскисает, держится по боевому.

    О В. Ковалеве упоминали многие. После аварии вместе с начальником смены В.Г. Усенко он собирал тепловую схему на деаэраторной этажерке, необходимую при разделении третьего и четвертого энергоблоков — горячее местечко по радиационным меркам. “Ковалев — человек доброжелательный, справедливый, искренний и спокойный. И работа в его смене всегда проходит спокойно и гладко. Все у него точно и обязательно в срок, хотя многое предлагает и сам, особенно если это важно для принятия справедливого решения. И ученики его — Ювченко и Печерский, тоже ставшие машинистами турбин — тоже надежные и верные люди” — рассказывает Н.Г. Кульбабчук, словно речь идет о мирном времени и А. Ювченко не прошел через московскую “шестерку”.

    Оба старших машиниста турбин Н.Г. Кульбабчук и В. Ковалев были друг другу отдельно знакомы еще до приезда в Припять по работе на Криворожской ГРЭС, но неожиданно сошлись поближе в 1979 году, когда Николай перевозил тяжелый контейнер, а Виталий вдруг, ни с того ни с сего, взялся ему помогать. Оказались и характерами схожи. Постепенно стали близкими друзьями. Оба со станции не эвакуировались. Да, “быть верным в несчастье — великое дело”, — как писал великий грек Демокрит почти две с половиной тысячи лет назад. Главные истины бессмертны.

    ...Я смотрела на скромных, даже застенчивых молодых людей — мастера по ремонту перегрузочной машины и председателя цехкома А.И. Быстрова, старшего инженера по реактору А.С. Товстогана, слесарей VI разряда В.А. Волкова и И.И. Лавриченко, Н.М. Усенко, Л.А. Дубчака и других обычных с виду людей. А в сознании с трудом укладывалось, что ведь это они работали на станции кто в ночь аварии, кто на следующий день, а потом во все последующие, без счета времени, не думая об отдыхе и ясно понимая существо обстановки. Они были настроены работать в своем коллективе, на своей станции столько, сколько это может понадобиться, то есть всегда. И на внешнюю помощь не рассчитывали.

    Понимали, что необходимо как можно скорее возродить станцию к жизни и не только потому, что таково было их желание. Украина, а особенно Киев и Киевская область сразу очень быстро почувствовали энергетический голод в связи с потерей ЧАЭС — все-таки 4 млн. киловатт. Оперативная группа Политбюро КПСС, от которой тогда исходили все основные команды по чернобыльской проблеме, уже в середине мая поручила министру энергетики и электрификации СССР А.И. Майорцу разработать и представить план мероприятий по обеспечению ввода в действие и нормальной эксплуатации энергоблоков №1 и 2, а затем — и №3. В протоколе группы от 31 июля отмечено: “Принять к сведению, что подготовительные работы Минэнерго ведутся в соответствии с разработанными планами-графиками”.

    Вот — эти люди и готовились вновь пускать в работу энергоблоки — сначала первый, потом второй (так называемую первую очередь станции), остановленные, но, по сути, не пострадавшие, если не считать радиационную грязь, слоем пыли укрывшую каждый элемент поверхности помещений и оборудования. Здесь эту пыль необходимо было ежедневно, как минимум один раз, убирать (помогали солдаты), осматривать все оборудование, выполнять профилактически ремонты.

    Вскоре выяснилось, что для срочных работ на станции остро не хватает оставшегося персонала. Огромная помощь пришла с участка энергоремонта Курской АЭС. Квалифицированные инженеры и рабочие прибыли с других станций страны. Например, начальником РЦ-1 стал Грищенко (Курская АЭС); Евдеев и Шушарин, Д.Ю. Джумок — со Смоленской.

    Ю.Л. Дорош на ЧАЭС приехал тоже с Курской, где он работал начальником РЦ-1. Позднее из Чернобыля его позвали на Смоленскую АЭС, но уже главным инженером станции. В должности заместителя начальника РЦ-1 на ЧАЭС он очень многое сделал для ее первых двух энергоблоков, участвуя в их ревизии и пуске. “Я такого замечательного хозяина прежде вообще не встречала”, — рассказывала о нем В. Поденок, до аварии кадровый работник ЧАЭС, а теперь — инспектор в Госатомэнергонадзоре Украины. — “Грамотный, справедливый, доброжелательный. Грубоват, лицо мужественное и, может быть, даже непропорциональное. Но — очень обаятельное. И глаза его говорят о красоте души. Дорош любит свою Курскую АЭС. Когда написал заявление об уходе, в дирекцию явилась делегация с требованием вернуть ему заявление. Позднее Госатомэнергонадзор, проверяя уровень эксплуатации на Курской, охарактеризовали его: “Выше нормы”. Это — безусловный результат работы и их бывшего начальника Дороша. Даже совещания он не просто проводит деловито, собранно. Он не допускает возможности невыполнения какого-нибудь решения как для себя, так и для других. Во многом благодаря его личным усилиям была высокой эффективность и восстановительных работ на первой очереди ЧАЭС.

   — Многие прибыли с Ленинградской и Игналинской АЭС. Например, с Ленинградской приехал С.А. Голованов, — рассказывал начальник электроцеха А.Т. Зинченко, — высококвалифицированный специалист, всегда спокойный, хорошо воспитанный. Он окончил два ВУЗа — экономический и технический. Некоторое время Голованов возглавлял дезактивацию трансформаторов и оборудования на электрической подстанции ЧАЭС. И умудрялся, занимаясь своими прямыми профессиональными обязанностями, находить время, чтобы поработать и со строителями, и с военными. Их работа не привычна для эксплуатационника, однако со всеми Станислав Александрович находит общий язык. Мы договорились с Головановым, что если он найдет такую возможность, мы будем рады взять его в свой цех на постоянную работу.

   — В производственно-техническом отделе станции сразу после аварии вместо положенных по штатному расписанию тридцати сотрудников оказалось всего трое: начальник, его заместитель и оператор на множительной технике. И к ним в помощь приехали со Смоленской, Курской, Балаковской, Нововоронежской АЭС. Например, И.В. Боев, заместитель директора Курской АЭС, приехал к нам на такую же должность. — Рассказывает старший инженер В.В. Иванов. — Мы особенно благодарны помощи со Смоленской и Курской, а также вернувшимся нашим станционным чернобыльцам: В.К. Бронникову, Г.Г. Плохому, Н.А. Штейнбергу, А. Г. Чикалову.

   В роли оперативного дежурного ЧАЭС часто можно было встретить В.Н. Мельникова — ведущего специалиста с первой в полярных широтах Билибинской АЭС. Его никто не вызывал в Чернобыль. Он приехал сам.

   — Тысячи людей откликнулись на нашу беду, предлагая свою помощь, — рассказывал в Чернобыле тем летом заместитель начальника Союзатомэнерго Минэнерго СССР А.Н. Мохнаткин. — Мы благодарны всем. Но отбирали из тысяч единицы — лишь владеющих необходимыми на этот случай профессиями. Их мы называем добровольцами. Так в Чернобыле появился, например, В.П. Спасенников из Северодвинска и вскоре возглавил группу дозиметристов. Помощь таких людей огромна. Они дисциплинированны, выполняют любую работу по первой просьбе, с готовностью идут в любое место и при этом следят за правильным выполнением требований радиационной обстановки, — Между прочим, в Чернобыле работала и жена Мохнаткина.

   Приехал начальник отдела охраны труда Ростовской АЭС Д.Л. Васильченко. Он предложил подготавливать в самом Чернобыле молодых дозиметристов, организовал несколько групп дозиметрического контроля, дезактивации и многое другое.

   В Киеве мне рассказали об удивительном инженере — региональном инспекторе Государственной инспекции по эксплуатации электростанций и электрических сетей по АЭС АВ. Бескапотове. Он привез из Чернобыля главному атомщику Госинспекции А.С. Сурбе (так официально именуется должность) идеально подготовленные документы о своей контрольной проверке и волновался, достаточно ли они исчерпывающи — ведь Александр Сергеевич слывет очень квалифицированным, деловым и, вместе с тем, бескомпромиссным и очень благородным человеком.