Я слышу все Почта Ильи Эренбурга 1916 — 1967
Я слышу все Почта Ильи Эренбурга 1916 — 1967 читать книгу онлайн
Эта книга — собрание избранных писем, полученных Ильей Эренбургом в 1916–1967 годах. Среди них очень мало довоенных — их Эренбург сжег в Париже в 1940 г. (сохранились лишь черновые варианты нескольких писем Брюсова, Волошина и Цветаевой). Но зато архив Эренбурга начиная с 1940 г. был богатейшим. Среди адресатов писателя — выдающиеся деятели мировой культуры XX века, крупные общественные и политические деятели: Брюсов, Ахматова, Н.Я. Мандельштам, Б. Пастернак, Твардовский, К. Симонов, Бродский, В. Гроссман, Паустовский, Шварц, Каверин, Казакевич, В. Некрасов, Ю. Домбровский, В. Шаламов, А. Эфрон, Шкловский, Якобсон, Эйхенбаум, Лихачев, Эткинд, Вяч. Вс. Иванов, Ю. Лотман, Ф. Вигдорова, Мейерхольд, Таиров, Коонен, Ф. Раневская, Эйзенштейн, Прокофьев, Шостакович, Бухарин, Коллонтай, Рокоссовский, Пикассо, Шагал, Сарьян, Ле Корбюзье, Хемингуэй, Стейнбек, Сартр, Ж.-Р. Блок, Арагон, Кокто, Мальро, Веркор, Сименон, Моравиа, Фейхтвангер, Амаду, Неруда и многие другие.
В книгу включены также избранные письма родных, любимых женщин, фрагменты военной и депутатской почты. Последний раздел книги составляют письма сочувствия, адресованные жене и дочери Эренбурга после его кончины.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Столькие хотят их прочесть, я даю их с таким отбором людей, у меня всего 3 читаемых экземпляра, трачу на машинисток, отрываю от рта, — и мне больно, что Вы, говорящий и имеющий право говорить людям о Марине, не знаете до сих пор ни ее детства, ни отрочества, ни юности, которые уже прочтены некоторыми из тех, которые Вас слушают.
Илья Григорьевич, у меня есть еще одно предложение: я могу сделать одну вещь, чтобы облегчить Вам чтение: подчеркнуть по всему объему этой машинописи сбоку, скажем, синим карандашом, все и только те места, что относятся прямо к Марине, хоть это безмерно обеднит вещь, и чтение (но хоть начало, о семье, родителях, родных, доме, желательно прочесть полней). Я готова на эту добавочную работу, только чтоб Вы — прочли. Я оставляю в стороне себя, свое отрочество, то. что Вам не важно (всё, где обо мне — отдельно). Из моих подруг — только тех, кого любила Марина, среди них — Галю, 1-ую жену Paul Elouard. Grindel. Хотите? Но если и этого прочесть Вы не можете — тогда зачем этим Воспоминаниям лежать у Вас мертвым грузом? Не лучше ли их тогда отдать мне в Центр<альный> Лит<ературный> Архив или в Лен<инскую> Б<иблио>теку? Решайте — Вы. Я ведь была очень терпелива эти почти два года, не так ли?
Илья Григорьевич!
Вы над этой машинописью — это будет как будто Марина снова пришла к Вам после того печального последнего прихода, и снова у Вас зазвучит ее голос (М<арина> Ц<ветаева>. Волшебн<ый> фонарь «Пусть повторяет общий голос / Доныне общие слова» [999]) — этот голос расскажет Вам о ее детстве, годах до замужества. Разве это не нужно Вам? И разве Вы не имеете права — на погруженье в нее, на радость побыть с ней, вновь, с маленькой, растущей, молодой? Борис П<астерн>ак, как я уже Вам писала, этой радости частично успел хлебнуть, взволновался; — я, Илья Григорьевич, неплохой напиток Вам предлагаю, и, мне думается, целительный для Вашей печали о Марине.
Сижу сейчас возле больной Е.К.Фофановой-Устиновой [1000], она, приняв снотворное, спит после уколов и бессонных ночей с болями сердца, сегодня она получила письмо Ваше, была тронута утешеньем добрых слов, в ее довольно безнадежной болезни — состояние после обширного и тяжелого инфаркта в нелегких условиях жизни. В комнате тихо, начало сумерек, нашего любимого с Мариной, в юности, часа.
Судьба привела мне кончать жизнь на бывшей Тверской улице, о которой Марина писала когда-то: «Вот и мир, где сверкают витрины, / Вот Тверская — мы вечно тоскуем о ней, / Кто для Аси нужнее Марины, / Милой Асеньки кто мне нужней?» [1001] В очень грустные часы старости и одиночества я, выходя из дому (Горького 26/1, кв.9), повторяю эти строки про себя, навстречу идущей толпе, в вечерние огни других витрин другого века.
Сердечно жму Вам руку.
Желаю вам долгой жизни и бодрости.
Жду ваш ответ. Ответьте — на М<оск>ва, К50, до востребования. Это верней.
P.S. Шлю свой маленький сибирский рассказ (1 страничка) [1002].
Впервые. Подлинник — собрание составителя.
<Москва,> 22.XI <19>62
Дорогой Илья Григорьевич!
1. Никого не потряс так Ваш доклад о Поль Элуар’е [1003], как меня; я глядела в зал, нет ли тут, в памятную дату, Гали, его вдовы, а через полчаса узнала из Ваших слов, что его первая жена, русская — умерла [1004]. Я бы и сейчас этой утратой терзалась, если бы не Наташа [1005], сообщившая мне, с Ваших слов, что не его первая жена умерла, а вторая. Если Вы сможете когда-нибудь узнать о ее 2 муже Сальвадор Даль [1006], и, если Галя жива, передать ей мой привет — я буду очень Вам благодарна.
2. Галя училась не с Мариной, а — в другой гимназии, со мной. Но я их познакомила, и Марина ее любила.
3. В 1927 г. я в Париже свиделась с Галей и много рассказывала Элуару о Марине. Хотела их подарить друг другу, но Марина, заразясь от детей, Али и Мура [1007], болела скарлатиной, и свиделись ли они после моего отъезда — не знаю.
В прилагаемых страничках — моя встреча с Элуаром в 1927 г., у них дома (из рукописи, сданной в Институт мир<овой> литературы для сборника о Горьком) — моя поездка к нему. В этих страницах есть и о Вас — мой приход к Вам с Сережей Эфрон.
Всего Вам доброго. Жду Ваш ответ на мое письмо о Марине.
P.S. Когда был Элуар в Москве и была ли Галя с ним?
Впервые. Подлинник — собрание составителя.
Киев, 22.XII <19>62
Дорогой Илья Григорьевич,
посылаю вырезку из газеты «Лiтературная Украiна» за 21.XII.62 г. Здесь напечатано интервью с А.Малышко [1008], которое, как мне кажется, может Вас заинтересовать.
Малышко утверждает, что «Эренбург призвал к потворству формалистическим поискам и упадочническим настроениям», чего, конечно, быть не могло. Больше того, получается, что Вам была дана суровая отповедь.
Этот прохвост торжествует по поводу нового начала борьбы с «космополитизмом» [1009], что в его устах имеет особый смысл, и утверждает, что об этом на недавнем совещании говорили «особенно строго». Так ли это?
Да и требовал ли кто-нибудь «сосуществования реализма с абстракционизмом»? И настаивал ли Евтушенко на культивировании у нас «хорошего» абстракционизма?
Это интервью меня взволновало, как тревожный симптом и показатель того, как может откликаться в Киеве то, что аукается в Москве.
Сердечный привет Любови Михайловне!
Моя жена кланяется Вам обоим.
Впервые. Копия — собрание составителя.
<Москва,> 27 декабря 1962
Дорогой Илья Григорьевич, судя по первым отзывам, звонкам, телеграммам, — вечер [1010] прошел не просто хорошо, но великолепно, без фальшивых нот, строго и вдохновенно. Люди в восторге от Вашего выступления [1011]. Многие плакали — и не из плакучих. Говорят, хорошо выступил Антокольский. Вообще обо всём говорят хорошо, нет ничего, что кому-нибудь «не понравилось» бы, выпало бы из общего высокого лада. Очень важно, что этот вечер был и что он был именно таким. Спасибо Вам за это.
Сегодня я получила книгу, к<отор>ая называется «Dein Lächeln noch unbekannt gestern» (Verse russischer Frauen) [1012] Johannes von Gueuther, Wolfgang Dothe-Verlag, Heidelberg, 1958 — там Каролина Павлова! Мирра Лохвицкая! Гиппиус! Черубина де Габриак! Теффи [1013]! Шагинян и др. Большой раздел маминых стихов. Знаете ли эту книжечку? Очень занятная. А некот<орые> переводы просто очень хороши. И еще прислали вырезку из журнала Konkret (august 62) — перевод Ваших воспоминаний о маме «Ghetto der auserwählten» Ilja Ehrenburg, Begegnung mit Marina Zwetaewa [1014]. Вот у меня какие счастливые дни, несмотря на то, что на вечер я не попала.