Я слышу все Почта Ильи Эренбурга 1916 — 1967
Я слышу все Почта Ильи Эренбурга 1916 — 1967 читать книгу онлайн
Эта книга — собрание избранных писем, полученных Ильей Эренбургом в 1916–1967 годах. Среди них очень мало довоенных — их Эренбург сжег в Париже в 1940 г. (сохранились лишь черновые варианты нескольких писем Брюсова, Волошина и Цветаевой). Но зато архив Эренбурга начиная с 1940 г. был богатейшим. Среди адресатов писателя — выдающиеся деятели мировой культуры XX века, крупные общественные и политические деятели: Брюсов, Ахматова, Н.Я. Мандельштам, Б. Пастернак, Твардовский, К. Симонов, Бродский, В. Гроссман, Паустовский, Шварц, Каверин, Казакевич, В. Некрасов, Ю. Домбровский, В. Шаламов, А. Эфрон, Шкловский, Якобсон, Эйхенбаум, Лихачев, Эткинд, Вяч. Вс. Иванов, Ю. Лотман, Ф. Вигдорова, Мейерхольд, Таиров, Коонен, Ф. Раневская, Эйзенштейн, Прокофьев, Шостакович, Бухарин, Коллонтай, Рокоссовский, Пикассо, Шагал, Сарьян, Ле Корбюзье, Хемингуэй, Стейнбек, Сартр, Ж.-Р. Блок, Арагон, Кокто, Мальро, Веркор, Сименон, Моравиа, Фейхтвангер, Амаду, Неруда и многие другие.
В книгу включены также избранные письма родных, любимых женщин, фрагменты военной и депутатской почты. Последний раздел книги составляют письма сочувствия, адресованные жене и дочери Эренбурга после его кончины.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Стр. 46. Услышанные где-то от кого-то слова насчет «людей некоторой национальности» представляются для той поры явным анахронизмом.
Стр. 47. Опять о «причислении» Вас к невозвращенцам. Можно подумать, что Вам нравится повторять эту сплетню.
Стр. 50. «Мартынов шевелил губами» [954] и т. п. Это, конечно, Ваше дело, но я не могу не заметить, что это место делает Вас вместе с Мартыновым смешным. Претензий никаких.
Стр. 52. То, что Вы говорите о Фадееве здесь, как и в другом случае — ниже, для меня настолько несовместимо с моим представлением о Фадееве, что я попросту не могу этого допустить на страницах нашего журнала. Повод, конечно, чисто личный, но редактор — тоже человек [955].
Стр. 54. Фраза насчет собак в момент телефонного звонка от Сталина, согласитесь, весьма нехороша [956]. Заодно замечу, что для огромного количества читателей Ваши собаки, возникающие там-сям в изложении, мешают его серьезности. Собаки (комнатные) в представлении народном — признак барства и это предубеждение так глубоко, что, по-моему, не следовало бы его «эпатировать».
Стр. 57. «Рыбе разрешили на минуту пырнуть в воду». Не нужно так, Илья Григорьевич, слишком это форсисто.
Стр. 58. Слова Ахматовой: «Ничему не нужно удивляться». Вы уверены, что она не против опубликования их?
«Вот пели „если завтра война“…» — непонятно — что про что, кто говорит (тогда еще не критиковали этих строк песни).
Стр. 59. «Понятно, когда наивная девушка жалуется, что ее обманул любовник…» Здесь Вы предлагаете читателю поставить вместо слов «наивная девушка» слово противоположного смысла. Это — ни в какие ворота.
Может быть, я не все перечислил, что-нибудь осталось вне перечня. И среди перечисленных есть вещи большей и меньшей важности. Но в целом — это пожелания, в обязательности которых мы убеждены, исходя не из нашего редакторского произвола или каприза, а из соображений прямой необходимости.
Будьте великодушны, Илья Григорьевич, просмотрите еще раз эту часть рукописи.
Желаю Вам, как всегда, всего доброго.
Впервые — Минувшее, №8, Париж, 1990, С.388–391 (публикация Е.Берар; без указания на то, что все публикуемые материалы предоставлены публикатору И.И.Эренбург). Машинописная копия — собрание составителя. Прокомментированный ответ ИЭ от 10 апреля 1962 г. см. П2, №489.
Москва, 21. 4. 1962
Дорогой Илья Григорьевич, спасибо за теплую строчку обо мне [957] — я ее ощутила именно как Ваше доброе и милое отношение ко мне. Что касается H.G.W. [958] — «естественность» его тогда проявлялась вот в чем: Костя Уманский велел мне с Зиной прогулять W. по саду — он захмелел и грозил раскиснуть. Мы взяли его под руки, он попеременно мокро заглядывал нам в лицо, дышал перегаром, говорил, что Ленин — великий человек, а Сталин — нет (чем весьма нас эпатировал тогда) и пытался — не знаю, как бы это выразить политературней — лапать нас, а мы пытались отцеплять его приапические когти.
Когда я (впоследствии) маме об этом рассказала, она воскликнула: The old dog! [959] Он был другом моего английского деда (который, кстати сказать, был евреем, они вместе начинали карьеру, ухаживал за бабушкой и должно быть подъезжал и к маме в свое время).
Но я бы не стала Вам об этих слухостях писать, если бы не испытывала необходимости выразить — далее не знаю что: восторг, умиление, благодарность — за главу о Фальке [960] — как бы мне хотелось ему её показать! Я еще раз почувствовала — какая я счастливая, что знала немного Фалька. Я написала «немного» из ложной скромности. Его нельзя было знать немного. Кто только попадал в его орбиту, становился его другом, исключительным и единственным, хотя таких друзей у него было много, и каждый имел право так чувствовать.
Кстати, ведь с Фальком познакомили меня как раз Вы с Любовь Михайловной, во всяком случае впервые у него я была в вашем обществе.
Так что получается, что Вы дважды подарили его мне.
Я никак не реагирую на отца — п.ч. ни у Вас, ни у кого он никогда не будет «похожим» на то, чем он жив для меня. Это ужасно, но важнее всяких Лиг наций для меня то, как он хрустел огурцами, как макал зеленый лук (белым концом) сперва в соль, потом в сметану [961], как шел утром по коридору в халате, помятый и небритый в ванную, и выходил оттуда — тугой, благоухающий, сияющий предвкушением завтрака…
Это было ежедневное чудо, как восход солнца.
Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1820. Л.5–6.
Ленинград, 2 мая <19>62
Дорогой Илья Григорьевич!
Давно не писал, не желая беспокоить Вас лишним письмом, но думаю о Вас каждый день.
Дай бог Вам много здоровья и успешно осуществить свои творческие планы. Очень хочется видеть Вас и рассказать о работе, которую выполняю для Англии.
Теперь делаю 12 цветных автолитографий на мотивы еврейских народных песен. По настойчивой просьбе г-на Эсторина я повторю работу «Песнь песней» Ш<олом>-Алейхема из 6-ти листов (условно — один титульный лист, четыре фронтисписа и один заключительный). Эти листы не посылаю Вам, боясь, что они Вам не очень понравятся.
Если разрешите, то пошлю вместе с 12-ю листами песен. У нас в Союзе <художников> новый председатель — скульптор Аникушин [962]. Скоро в Москве съезд художников. Меня никогда никуда не выбирают и не посылают. Бог с ними. Не обижаюсь. Было бы здоровье работать. Материально у меня стало хорошо. Получил письмо, что в Нью-Йорке открылась выставка моих литографий. Просил, чтобы прислали каталоги.
Желаю Вам и Любови Михайловне всего-всего доброго.
Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1651. Л.19–20.
<Париж, май 1962>
Дорогой друг!
Сартр и я приедем 1 июня в Москву по приглашению Союза писателей. Я сожалею, как и Сартр, что не сможем задержаться до конгресса [963]. Но мы можем договориться о нашем участии в нем заочно.
Извините нас, учитывая все события, за наш запоздалый ответ и простите Сартра за то, что пишу за него. Мы очень рады свиданию с Вами.
Горячий дружеский привет от пас.
Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1302. Л.2. Ответ на письмо ИЭ от 10 апреля 1962 (см. П2 №488). Симона де Бовуар (1908–1986) — франц. писательница, жена Ж.П.Сартра.
<Киев,> 12.VI <19>62
Дорогой Илья Григорьевич!
Для Вас, вероятно, не в диковинку получать письма от незнакомых людей. И все же в первую очередь, вероятно, нужно представиться. Вам пишет племянница Абрама Григорьевича Вишняка [964]. Зовут меня Утевская Паола Владимировна. Кстати, Вы видели меня в фильме «Паола и роман», снятого в Ялте Виктором Платоновичем Некрасовым [965]. Не в порядке саморекламы, а для «ясности» добавлю, что я приятельница Виктора Платоновича. На сей раз пословица «Скажи мне, кто твой друг» для меня весьма кстати. Как-то легче писать Вам.
