Николай Гумилев
Николай Гумилев читать книгу онлайн
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Гумилев говорил: "Ахматова вызывала всегда множество симпатий. Кто-кто не писал ей писем, не выражал восторгов. Но так как она всегда была грустна, имела страдальческий вид, думали, что я тиранический муж, и меня за это ненавидели. А муж я был самый добродушный и сам отвозил ее на извозчике на свидание".
ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО
19.04.1925
Когда Николай Степанович узнал, что Анреп увез кольцо АА, он сказал ей полушутя: "Я тебе отрежу руку, а ты отвези ее Анрепу - скажи: если вы кольцо не хотите отдавать, то вот вам рука к этому кольцу..."
Когда Николай Степанович вернулся из-за границы в 1918г., он позвонил к Срезневским. Они сказали, что АА у Шилейко, Николай Степанович, не подозревая ничего, отправился к Шилейко. Сидели вместе, пили чай, разговаривали.
Потом АА пошла к нему - он остановился в меблированных комнатах "Ира". Была там до утра. Ушла к Срезневским. Потом, когда Николай Степанович пришел к Срезневским, АА провела его в отдельную комнату и сказала: "Дай мне развод". Он страшно побледнел и сказал: "Пожалуйста..." Не просил ни остаться, ничего не расспрашивал даже. Спросил только: "Ты выйдешь замуж? Ты любишь?". АА ответила: "Да". - "Кто же он?" - "Шилейко". Николай Степанович не поверил: "Не может быть! Ты скрываешь, я не верю, что это Шилейко".
Вскоре после этого АА с Николаем Степановичем уехали в Бежецк.
Я: "После объяснения у Срезневских как держался с вами Николай Степанович?"
АА: "Все это время он очень выдержан был... Никогда ничего не показывал, иногда сердился, но всегда это было в очень сдержанных формах (расстроен, конечно, был очень)".
АА говорит, что только раз он заговорил об этом. Когда они сидели в комнате, а Лева разбирал перед ними игрушки, они смотрели на Леву.
Николай Степанович внезапно поцеловал руку АА и грустно сказал ей: "Зачем ты все это выдумала?"
О том, о первом... Н. С. помнил, по-видимому, всю жизнь, потому что уже после развода с АА он спросил ее: "Кто был первый?" и "Когда это было?"
Я: "Вы сказали ему?"
АА тихо: "Сказала..."
...Развод не был принуждением. Отношения с ней прекратились задолго до 18 года. Развод был очень мирным - ведь в 1918г., уже после того как развод был решен, они ездили в Бежецк, Николай Степанович был очень хорошо настроен к АА, да и тот разговор в Бежецке: "Зачем ты все это выдумала?" - происходил с грустью, но без всякой неприязни. АА предполагает, что в теории Николай Степанович хотел развода с ней. Так, в Париже, думая о Синей звезде, он мог говорить себе, если бы рассчитывал на взаимность со стороны Синей звезды: "Вот разведусь с Ахматовой и..." - тут должны были быть планы в будущем... Но на практике оказалось несколько иначе. Обида самолюбию, несомненно, была, психологически объяснимо, что все свои последующие неудачи, даже такой неудачный брак с Анной Николаевной, Николай Степанович мог относить на счет АА. АА сказала: "Развод вообще очень тяжелая вещь... Это с каждым десятилетием становится легче. Теперь - совсем легко..."
АА говорит про лето 18 года: "Очень тяжелое лето было... Когда я с Шилейко расставалась - так легко и радостно было, как бывает, когда сходишься с человеком, а не расходишься. А когда с Н. С. расставалась очень тяжело было. Вероятно, потому, что перед Шилейко я была совершенно права, а перед Н. С. чувствовала вину".
АА говорит, что много горя причинила Н. С., считает, что она отчасти виновата в его гибели - нет, не в гибели, АА как-то иначе сказала, и надо другое слово, но сейчас не могу его найти (смысл - "нравственный").
АА говорит, что Срезневская ей передавала такие слова Н. С. про нее: "Она все-таки не разбила мою жизнь". АА сомневается в том, что Срезневская это не фантазирует...
АА грустит о Н. С. очень и то, в чем невольно была виной, рассказывает как бы в наказание себе.
По воспоминаниям людей, хорошо знавших Гумилева, он был человеком очень сдержанным, редкой дисциплины, сосредоточенной воли, выдержки. Никогда никому не показывал своих чувств: ни гнев его, ни отчаянье, ни боль никогда не были видны и никогда не отражались ни на его работе, ни не его отношении с людьми. Он стойко выдержал известие о разрыве - продолжал работать.
Поселился Гумилев на Ивановской (ныне Социалистической) улице, 25, кв. 15, в квартире С. К. Маковского, который в это время жил в Крыму. Вместе с Лозинским возобновил издательство "Гиперборей". Средств не было, потому решили печатать книги в кредит, а по продаже их оплачивать типографию.
13 мая в Тенишевском зале участвовал в "Вечере петербургских поэтов". Организаторы вечера не знали, что Гумилев вернулся из-за границы, Он был приглашен уже после того, как были расклеены афиши, поэтому имя его вписали от руки.
Читал стихотворение "Франция":
Франция, на лик твой просветленный
Я еще, еще раз обернусь
И как в омут погружусь бездонный
В дикую мою, родную Русь.
Еще перед войной у Лозинского Шилейко читал отрывки из ассиро-вавилонского эпоса "Гильгамеш". Это побудило Гумилева заняться поэтическим переводом поэмы. Вскоре он бросил работу, хотя сделал по шилейковскому подстрочнику около ста строк. Теперь, в 18 году, взявшись вторично за перевод, он просидел над ним все лето и перевел все заново. По свидетельству Шилейко, ни разу не обратился к нему за консультацией или содействием. Шилейко увидел перевод уже напечатанным.
ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО
19.04.1925
АА рассказывала о "Гильгамеше": "Хотели в "Русской мысли" напечатать... Они ходили туда с Володей (Шилейко. - В. Л.), в "Русскую мысль". Но Струве пожадничал тогда".
Я говорю, что 1918 года был особенно плодотворным для Николая Степановича. АА объясняет, что этот год для Николая Степановича был годом возвращения к литературе. Он надолго от нее был оторван войной, а в 1917 году уехал за границу, тоже был далек от литературы. В 1918 году он вернулся, и ему казалось, что вот теперь все для него идет по-старому, что он может работать так, как хочет, - революции он еще не чувствовал, она еще не отразилась на нем.
Вскоре после развода с Ахматовой Гумилев сделал предложение Анне Николаевне Энгельгардт и получил согласие.
Вспоминает А. Н. Э н г е л ь г а р д т (брат второй жены Гумилева. - В. Л.):
"Сестра Аня, закончив гимназию, окончила также курсы сестер милосердия и стала работать в военном госпитале, находившемся на нашей же улице. Она очень похорошела, и ей очень шел костюм сестры милосердия с красным крестом на груди. Она любила гулять в Летнем саду или в этом костюме, или в черном пальто и шляпке, с томиком стихов Анны Ахматовой в руках, привлекая взоры молодых людей. Она тогда еще не знала, что в будущем ее будут называть соседи в Доме искусств: "Анна вторая"...
Весной 1915 года вернулся из Парижа К. Д. Бальмонт и поселился на 24-й линии Васильевского острова. Брат наш Коля впервые познакомился с ним и, ввиду нашего тяжелого семейного положения, переехал к нему. Отцу он понравился.
В семье у нас стало еще тяжелей, материальное положение пошатнулось, и Аня стала вести более самостоятельную жизнь. В этот период, весной 1915 года, она познакомилась с Николаем Степановичем Гумилевым... Впервые увидел Н. С. Гумилева, который зашел за сестрой, чтобы куда-то идти с ней. Он был одет в гвардейскую гусарскую форму, с блестящей изогнутой саблей. Он был высок ростом, мужественный, хорошо сложен, с серыми глазами, смотревшими открыто ласковым и немного насмешливым взглядом. Я расшаркался (гимназист III класса), он сказал мне несколько ласковых слов, взял сестру под руку, и они ушли, счастливые, озаренные солнцем. Вторично я видел Николая Степановича летом того же (1915) года, когда мы с сестрой гостили у тети и дяди Дементьевых в Иваново-Вознесенске. Тетя Нюта была сестрой моей матери, а ее муж, дядя, врачом. Жили они в собственном доме с чудесным садом, утопающем в аромате цветов, окруженном старыми ветвистыми липами.
Николай Степанович приехал к нам как жених сестры познакомиться с ее родными и пробыл у нас всего несколько часов. Он уже снял свою военную форму и одет был в изящный спортивный серый костюм, и все его существо дышало энергией и жизнерадостностью. Он был предельно вежлив и предупредителен со всеми, но все свое внимание уделял сестре, долго разговаривая с ней в садовой беседке. Вероятно, тогда был окончательно решен вопрос об их свадьбе.