Литература мятежного века

Интересно другое, а именно: поразительная способность иных прожженных московских классиков не замечать ничего, что им не выгодно в данный момент: ни один из них не только ухитрился не встретиться со мной, хотя народу было человек сорок, но даже не взглянул в мою сторону после стольких-то уговоров в предыдущие дни, - век, говорят, живи, век и учись.

И только на выходе, у раздевалки, пристроенной словно собачья конурка в самых дверях, чуть ли не на улице (все остальное пространство Пулатов или продал, или сдал в аренду), я столкнулся со своим соседом по дому на Астраханском, с Феликсом Феодосьевичем, и он, уже оправившись от потрясения, сказал мне:

- Ну, ты опять увернулся! Ну и правильно сделал! - подчеркнул он и тряхнул явно либерального типа бородкой.

- Подожди, Ганичев ведь тебя пробивал, - ответил я, и он ничуть не растерялся.

- Зачем мне, у меня - институт, - возразил он с достоинством, как человек навсегда обеспеченный не только начальственным креслом, но и большим талантом и тотчас заторопился: он спешил на фуршет, и еще до этого хотел успеть забежать в свой институт, очевидно, на всякий случай еще раз убедиться, что там то все в порядке и никакого переворотного собрания не намечается. Или дополнительно удостовериться, что подготовка к изданию академического собрания сочинений Солженицына, величайшего литературного прохиндея всех времен и народов, с упоением пляшущего на обломках России, но обласканного всем мировым массонством и почитаемого самим президентом России, идет полным ходом. Вот здесь опоздать - смерти подобно...

Поистине, за Непрядвой лебеди кричали, и теперь они еще кричат... Ах, Блок, запутавшийся в трех политических соснах великан забыл, что истинный талант только сам себе судья".

На фоне разлагающейся социальной и индивидуальной жизни, а равно и политического бродяжничества общества подобные "мероприятия живых классиков" уже никого не удивляют. Как вполне закономерным в создавшихся условиях кажется и то, что полтора года спустя в "благородном семействе" МСПС разразился новый скандал, угрожающий превратиться в вялотекущий процесс распада Сообщества. И тщетны изощренные приемы великолепного во всех отношениях нашего литературного Мафусаила соорудить нечто осязаемое из миражей и иллюзий... И то правда - по состоянию морального и интеллектуального уровня нынешних писателей можно судить о глубине падения общества.

В своем кратком выступлении на съезде П.Л. Проскурин, отринув эмоциональные заклинания многих ораторов, коснулся существа обсуждаемого вопроса. "Дорогие товарищи! Здесь говорилось очень много верного, потому что у писателей, у нашей духовной элиты отнято все по сути дела, отняты издательства, отняты газеты, отнято наше общение с народом. Вот что самое главное. У нас отнято право сказать своему народу правду, она до него не доходит, поставлен барьер. И налицо результат. Народ деградирует, душа народа разлагается. Посмотрите, что происходит вокруг в нашем государстве. Непрерывные убийства, непрерывные войны. Криминалитет правит бал, криминалитет уже правит бал в самом Кремле. Дорогие друзья, наша главная сейчас задача - выйти к народу, сказать народу, что происходит, потому что средства массовой информации лгут, под тем или иным предлогом уводят народ от главного, от того, что у народа отнимают его родину, отнимают язык, отнимают его землю. Да, "Дом Ростовых" очень важная веха, но я еще раз вам скажу, что главное - это не упустить народ, не упустить будущее поколение, не допустить того, что хочет ельцинский режим. Посмотрите, что творится сейчас в стране. Намного ухудшилось материальное, экономическое положение людей, а о духовной обстановке и говорить нечего. Страна разлагается на глазах. Не переменой министров и кабинетов можно это остановить, это можно сделать лишь переменой социального строя, только тогда мы вновь заставим правительство обратиться к народу, заставим вновь по справедливости распределять национальный доход, только тогда мы чего-то добьемся. Я думаю, что пора нам все, что возможно, бросить именно на ту борьбу".16

И здесь мы становимся свидетелями воли и бесстрашия этого большого человека и поистине народного писателя. С присущей писателю В.И. Гусеву проницательностью он скажет: "Он из последних, которым свойственно одно из исходных качеств русского характера - спокойное волевое начало, из которого проистекает бесстрашие перед правдой, умение смотреть ей в глаза - и спокойно же говорить ее".

VIII

На сей раз мы встретились у входа в Краснопресненское метро. Был жаркий августовский день 2001 года. Петр Лукич хорошо выглядел, шутил.

- Не хотите ли пообщаться со зверюшками? - посмотрел он в сторону зоопарка.

У обезьяньего вольера мы увидели хорошо упитанного плешивого типа, который забавлялся тем, что показывал нашим сородичам язык, строил рожи и подпрыгивал, издавая какие-то странные звуки, вроде: "Х-х-ху ух! Х-х-ху-эх!"

- Смотрите, Черномырдин!

- Как так, он же в Киеве. Доверенное лицо, так сказать, самого-самого... Интересно.

Мы подошли ближе.

- Похож, - улыбнулся Петр Лукич. - Но вряд ли он... Природа редко выпускает в свет свои изделия в одном экземпляре... А может и он, чем черт не шутит. Видно собирается заведовать посольством в какой-нибудь латиноамериканской стране, а там, как ему подсказали советники, джунгли, а где джунгли - там обезьяны. Исторический человек, к тому же отменный шутник... Помните, как он вкупе с "бухим Борькой" лихо расстрелял в октябре 1993 года из танковых орудий Верховный Совет. Сотни жизней (кроме депутатов и чиновников) ни в чем не повинных людей стоила эта черномырдинско-ельцинская "шутка"... А теперь этот... тихо-мирно изучает флору и фауну заморских стран.

Мы увидели освободившуюся скамейку и отошли к ней.

- Столичные остряки уверяют будто на фоне зоопаркового ландшафта последнее время блистают, как в песне поется, "три веселых друга", спаянные страстью к российской словесности.

- Кто такие?

- Да все те же... Солженицын, Черномырдин и Кузнецов, который вот уже тридцать лет не снимает с себя бороду, носящую отпечаток учености.

- Ничего не скажешь, хорошая компания, - не скрывая презрения сказал он. - Но что их связывает? Вы говорите, страсть к российской словесности. В каком смысле?.. Ну, с Солженицыным все ясно - лютый враг русского народа и его гениального сына Шолохова, фальсификатор и лжец - об этом ведомо всему миру, особенно после разоблачения его грязной возни вокруг "Тихого Дона". А Ф.Ф. Кузнецов? Ба, да они единоверцы по духу. Помнится, в предисловии к новой книге "На переломе" в 1998 году он писал: "Огромным событием в литературе 60-х годов стала публикация в "Новом мире" повести А. Солженицына "Один день из жизни Ивана Денисовича"". Зачем он это делает, когда всем известно, кто есть Солженицын. Потом я узнал о готовящемся в ИМЛИ академическом издании сочинений "Великого писателя", о близких дружеских отношениях сих литературных прилипал. А с какого бока тут оказался Черномырдин?

- Да он, как заявил в октябре 2001 года на ученом совете института Кузнецов, что-то там спонсирует в шолоховских делах и готовится принять участие в подготовке к юбилею Шолохова. Какой-то дьявольский вертеп...

Проскурин заметно помрачнел.

- Невозможно дышать в этом смраде... Сердце разрывается... Что же мы, писатели?.. Вообще литературный процесс в России давно приобрел некий, простите, ублюдочный характер.

Мне показалось, что на душе у Петра Лукича скопилось много горечи и ему захотелось высказаться, назвав вещи своими именами. Я старался не пропустить ни одного слова из его монолога.

- Все печатные органы, газеты, журналы, издательства, как говорится, прихватизированы ловкими людьми и превратились в клановые или даже семейные предприятия, - о литературе на таких литпрядильнях, как правило, не думают и думать не могут. Как сказал в разговоре очень самобытный писатель, никто никого сейчас к своей кормушке и на десять верст не подпустит, каждый работает по собственным интересам: журнал "Москва", допустим, превращен главным редактором в "закрытую зону", а Геннадий Гусев в "Нашем современнике" тоже к своим зернышкам никого не допустит, самому бы хватило наклеваться. Так и в других местах.