Литература мятежного века

- Вот какие типы появляются в литературе на изломе тысячелетия в удивительной российской жизни, поражая наше воображение и никакому Гофману или Гоголю с Достоевским с их гениальной фантазией за ними не угнаться. Грядет подлинная революция в способах постижения человека и его души, но не будем отчаиваться, авось, что-нибудь отыщется. Стрелы вашего сарказма губительны.

Много горечи накопилось в душе художника... Такого ироничного и пронзительного Петра Проскурина я еще не знал. Между тем он продолжал.

- С другой же стороны, если спокойно и объективно, как это и положено в серьезном деле, посмотреть на происходящее в России, то ничего плохого и порочного у нынешних деятелей литературы вообще нет, просто идет обыкновенный процесс очередной смены социальной формации и в нем отдельный человек будь он хоть самого превосходительного о себе мнения, ровным счетом ничего не значит. Ну, почему бы и не приватизировать товарищам-господам, оказавшимся в подходящий момент в руководящем кресле, журналы, газеты, издательства, если все вокруг растаскивается и расхватывается, или почему бы Валентину Распутину не взять у Солженицына двадцать пять тысяч зеленых, если другие берут неизмеримо больше, а равно бы Валерию Ганичеву не похвалить его за это, если он сам давно принял условия новой социальной игры? Ну, возьмут другие, и в любом случае, куда боле недостойные. Плетью обуха не перешибешь, а жить-то хочется, и хочется жить хорошо, родным и близким помочь, да и на черный день, если он случиться, неплохо кое-что отложить.

И потом людей среднего уровня нельзя судить по высшим меркам, они порождение среднеарифметического обывательского большинства, как правило, всегда угадывающего и определяющего уровень допустимого риска. Этот уровень присутствует и безошибочно определяется особым инстинктом безликой обывательской массы, которую, в свою очередь, принято определять как н а р о д. А надутые ученые и придворные философы, в угоду власти, тотчас возведут эту, по сути всего лишь инертную прослойку народонаселения, в еще более загадочную, даже мистическую ступень, а там недалеко и до самой высшей истины, указываемой на горизонтах, как правило, целями высшей властной прослойки.

Подвигов Геракла можно требовать от Ивана-дурака, он для того и явлен в народной мифологии, но уж никак нельзя требовать этого от московского мещанина - для него главным во все социальные времена и эпохи был и остается вопрос сытого урчанья собственного желудка и квадратных метров жилплощади - такова природа столичного мещанина, по которому властные структуры и определяют коэффициент национального и политического давления и настроение всего российского народа, и стремятся распространить данный показатель на всю обширную российскую ойкумену. И во многом им это удается, особенно, в последние два, три десятилетия, - свободный и раскованный человек нынешней олигархической власти не нужен и опасен.

Какое-то время он молча наблюдал за типом, торчащим у обезъянника. Горькая усмешка не сходила с лица его. Затем, подытоживая наш разговор, устало произнес:

- И здесь ничего не поделаешь, приходится констатировать горький факт, что пока в борьбе за природу человека торжествуют силы негативные, темные, что неопровержимо доказали коммунисты, принявшиеся было за дело переустройства мира и человека с самым гуманными и, несомненно, прогрессивными побуждениями и намерениями. Но они не учли опыта Христа, потерпевшего сокрушительное поражение прежде всего в борьбе не с ветхозаветной иудейской тьмой и не с властью Рима, а с темной, звериной стороной природы самого человека, и закончили тем же. Оказались оплеванными и распятыми.

***

Дело не только в трудных периодах жизни или напряженных, порою трагических ситуациях - они не редкость в истории. Дело в подходе писателей к освещению, в понимании их настоящей сути. Известные, популярные, молодые и старые, нареченные ныне живыми "классиками", и в 70-е годы и позже затрагивали политические проблемы (не могут их не касаться в силу исконного переплетения литературы и политики). Но - за редким исключением - они не ставили серьезных вопросов, будоражащих общество, и все кончилось игривым лиризмом или убогими моральными сентенциями. В этом играли свою роль и, так сказать, материализованные правительственные знаки внимания: награды, премии, загранвояжи и прочее, вызывающие в памяти мыслящих современников притчу о тридцати серебренниках.

Сила искусства - великая сила. Оно пленяет, влечет, очаровывает не только нас, простых смертных, но и творцов своих, о чем сказал мастер устами актрисы ("Число зверя"). Огромный, разноликий, пугающий и обворожительный мир искусства завладел Ксенией. Он вдохнул в нее трепет вдохновения, одарил волшебной силой прожить десять, сто, тысячу и более жизней, открывая в них свою собственную ипостась, а выходя из очередной сценической судьбы, вновь обрушиваться в грубую реальность, правда, с очередными необратимыми изменениями уже в самой себе - такое странное, иллюзорное чувство, жило в ней - и она уже не могла ничего изменить, двойственность стала ее сутью. Да, говорила она себе, была истина и была вера, и была жизнь с ее суетой и тщеславием, с ее мелкими и злыми неурядицами и обидами, и все как бы разделялось на две половины. Подлинная жизнь для нее, известной актрисы начиналась на сцене, она окрыляла и одухотворяла ее, наполняла смыслом и бесконечные серые будни межвременья, и тогда само время исчезало, не было ни лет, ни досадных, утомляющих забот, а были неиссякаемая, вечная жизнь без начала и завершения, была одна вечная река, несущая свои таинственные воды в неведомое.

И она, грешная, земная баба, со всеми своими слабостями и пороками, бесследно растворялась в неостановимой реке бытия, и сама становилась жизнью и смертью. Но в тот вечер Ксения в своем перевоплощении в образ несчастной царицы как бы стерла грань между искусством и жизнью, переступив черту возможного - она словно объяла чутким страдающим сердцем, пытаясь его смягчить, весь жестокий мир вокруг, и старый, прожженный театральный сатрап Рашель-Задунайский невольно подумал о цепенящем, бесстыдном, недопустимом для открытого проявления таинстве жизни, творящемся у всех перед глазами... Да, сила искусства - великая сила.

В поздних сочинениях художника слишком много тревоги, чтобы его надежды носили хотя бы в малой степени мажорный характер. Впрочем, ирония, саркастическая усмешка часто спасали его от мрачного пессимизма. Но это был не просто саркастический смех - это была уничтожающая политическая сатира, обладающая всеми признаками жанра - отрицанием и уничтожением осмеиваемого предмета. Слабосильные асфальтово-дачные беллетристы не только не знают и боятся настоящей жизни, но и ненавидят за ее диалектическую изменчивость и сложность и трепещут в страхе перед лицом ее углубляющихся острых социальных и политических противоречий.

Проскурин, не колеблясь, с презрением смахнул со своей дороги сие интеллигентское чистоплюйство и уверенно пошел дальше. Он хорошо усвоил, что реальная жизнь - жестокая вещь и человек в ней далеко не идеальное существо. Его отражение в искусстве заслуживает показа не с нравственной только стороны в условиях социального, классового противостояния в обществе. Об этом литераторы предпочитают трусливо помалкивать. Между тем идет борьба не на жизнь, а на смерть и вздыбленное время требует яркого и искреннего слова, четкого художественного мировоззрения. Иного пути нет. Погружение в вечно бурлящую народную стихию питает силу духа и природное дарование, дает выход родникам мысли и он осваивает новые поэтические материки, равные художественным открытиям.

Реальное, фантастическое, ирреальное в позднем творчестве Проскурина порою столь тесно переплетены и взаимообусловлены, что решительно трудно уловить момент их перехода друг в друга. Он один из первых в современной словесности нашел адекватную художественную форму смутного времени, напоминающего собой жуткую небывальщину, некое бредовое видение, фантасмагорию. В резкой смене планов и стилевых потоков явственно ощущается тревога и предельная напряженность времени. Важнее другое. Несмотря на фантасмагоричность, преувеличение и деформацию образов и ситуаций, проскуринский художественный мир совпадает с настоящей жизнью.