Литература мятежного века

Не забудем, что литературное произведение есть то, чем оно является в данный момент, то есть каким его задумал и исполнил творец, а вовсе не таким, каким хотелось бы нам видеть его. К тому же непреходящий пафос явления искусства нельзя свести ни к идейно-тематическому содержанию, ни к верной передаче исторических фактов и событий, ни, наконец, к технологии художественных приемов как таковых. Искусство дышит полной и интенсивной жизнью, воссоздавая человека в его целостности и диалектическом единстве желаний, страстей и прочее. Бесспорно, подлинная ценность крупного художественного произведения не всегда четко проявляется, особенно в период его появления в свет, ибо представляет собой весьма сложное, многогранное творение. Так от "Числа зверя", как крупного явления литературы, протягиваются нити к жизни и к человеку, а содержание и смысл его обобщений связаны с неодинаковой степенью их постижения.

***

Прозу Проскурина отличает искренность и правдолюбие, что далеко не всем нравится. Для большинства писателей и критиков, освободивших свой интеллект от тяжелой умственной работы и обременительных нравственных принципов, он сложен и философичен, а потому неинтересен. Тем более, что, начиная с 70-х годов, довольно критически оценивал не только деловые и моральные качества главных действующих лиц кремлевской камарильи, но и иные социалистические идеи, подпитывающие русофобские тенденции - и не делал из этого секрета. Не потому ли пафос позднего проскуринского творчества с его стремлением приблизиться к недрам народной жизни, понять исторические причины трудной судьбы России - как-то не вписывается в литературный процесс последней четверти века.

С углублением общественно-политического кризиса, равно как резкого падения общего уровня постсоветского общества все чаще художником овладевает разочарование и горечь. А когда их гнет ослабевает, - он с любопытством наблюдает за извивами замысловатых жизненных перепетий и пестрой мозаикой литературных нравов, невольно вызывающих у него мефистофельскую усмешку.

Нет, он никого не осуждает, он терпим к недостаткам и слабостям окружающих и соратников по перу, знает цену порокам и заблуждениям. Он просто размышляет, пристально вглядывается в лица и судьбы, и, может быть, спонтанно, неосознанно коллекционирует характеры как поразительные жизненные документы смутного времени. А в глубинах сознания рождаются новые сюжеты и толпятся еще не ясные, но какие-то странные полуфантастические фигуры... Так вслед за романом "Число зверя" зреют новые замыслы, которые воплотятся в цикле повестей "Мужчины белых ночей" (2001 г.).

***

Жизнь не баловала его. Но ничто не могло ослабить силу духа, сковать его волю и темперамент. Он тратил свой путь, порою усеянный острыми каменьями, и создавал творения, приобщившие его к сонму выдающихся художников слова. Он сознавал, что ему выпал нелегкий жребий, но это не ослабляло его творческую энергию. "Правду моих книг, - говорил Петр Лукич, - поймут и примут не скоро, она наглухо закрыта, казалось бы, под тупой объективностью. Я ни в левых, ни в правых, я стараюсь быть там, где чувствуют истину". Такое далеко не всем нравится. Дружба между писателями это особый тип человеческих отношений, напоминающих собой фальшивую монету, которой обмениваются лицемеры. Проскурин сполна испытал прелесть как раз такой дружбы в лице профессиональной патриотической элиты. Об этом он поведал в личной беседе в январе 2001 года. Его рассказ великолепен по силе иронии, подкрашенной спокойной проскуринской мудростью.

"В ноябре прошел внеочередной, IV съезд МСПС (Международного сообщества писательских союзов). Председатель МСПС Тимур Пулатов разворовал все, что было возможно и даже невозможно украсть - знаменитое здание Союза писателей (Дом Ростовых) он тоже ухитрился загнать за солидный куш. Кроме того, этот абсолютно бескультурный, дикий азиат из Бухары установил на подвластном ему клочке земли в самом центре Москвы, непререкаемую байскую власть, обзавелся гаремом, издевался над сотрудниками, вершил над ними суд и расправу...

Теперь решили его свергнуть и поставить другого: вначале мне позвонил Ларионов, затем Бондарев и Михалков и предложили на год, другой согласиться занять этот пост, подобрать хорошую команду и оздоровить обстановку в МСПС. Правда, потом, в решающий момент, в борьбу ввязались проженные бюрократы советского разлива, прошедшие закулисную практику интриг на самом высшем уровне. Подал голос и профессиональный патриот, "многотрудолюбивый" Ганичев, который решительно выступил против моей кандидатуры и предложил на этот пост Феликса Кузнецова, человека еще более поднаторевшего в самых завиралистых интригах, чем все присутствующие вместе взятые.

Кузнецов занимает кресло директора Института Мировой литературы им. Горького, почти совершенно ослеп от неслыханного научного рвения осмыслить, что такое литература, в конце концов. Однако он уверенно ринулся к креслу председателя МСПС. Но - увы! - его многоходовые комбинации и бурные инициативы, длившиеся чуть ли не месяц подготовки к съезду, оказались напрасными. Он лишь раскрыл рот и слегка потемнел лицом, затем внутренне сосредоточился и окаменел, когда Ю.В. Бондарев, со своей обычной философичностью, предложил избрать председателем старейшину российской литературы, ее гордость и надежду, Сергея Владимировича Михалкова, который как он выразился, в свои без малого девяносто лет, еще вполне и вполне способен, может лучше любого молодого не испортить не только государственной борозды, но и любой другой.

Энергический призыв живого классика дружно подхватили все присутствующие мастера и подмастерья слова, стремясь затмить друг друга красотами слога и преклонения перед мудростью и исторической справедливостью Юрия Васильевича, который, свершив свое, поистине, божеское дело, видел, скромно опустив очи долу. С горячей поддержкой его предложения выступили буквально все присутствующие, за исключением обидившегося Феликса Феодосьевича Кузнецова и меня, с тайным облегчением вздохнувшего, все-таки несколько озадаченного мастерской эквилибристикой нынешних корифеев литературы, до самого последнего дня, буквально упрашивающих меня взять в руки кормило МСПС.

В ходе обсуждения кандидатуры нового председателя представители бывших братских республик говорили цветасто и гладко, русские тоже им не уступали - Есин, Исаев заверяли в своей бескорыстной преданности личности Михалкова, некоторые для убедительности и важности момента выступали дважды, а патриарх литературы Михаил Николаевич Алексеев в конце своей речи трагически воскликнул:

- Берите, Сергей Владимирович, берите! Только - вы!

А поэтесса Людмила Васильевна Щипахина, вдохновленная призывами соратников по перу, взволнованно заявила:

- Надо немедленно послать телеграмму Путину и в Госсовет! Потребовать, чтобы вернулись к словам гимна Советского Союза, написанного, как известно, Сергеем Михалковым! Мы должны потребовать! Мы - русские писатели! Русские патриоты!

И это предложение было встречено с большим энтузиазмом, сопровождаемое дружными аплодисментами. А в бой рвались, боясь припоздниться, новые и новые поддерживатели, так что скоро и говорить стало некому. Тогда встал Сергей Владимирович.

- Вы сами понимаете, мне ничего не надо, - так просто, по-домашнему, как умеет делать один Михалков, начал он свою тронную речь. - У меня все есть: жена, квартира, больница, машина. А это нужно вам, я согласен, буду подписывать бумаги, ходить по начальству, но, конечно же, заниматься мелкой канцелярщиной я не смогу. Предлагаю на пост первого своего заместителя Ларионова Арсения Васильевича, он во многом определил нашу победу, своим упорством довел дело до конца. Кроме того, всем известная его честность. Итак...

Все дружно проголосовали и за Ларионова, который объявил список заместителей и секретарей, и все дружно заторопились на фуршет, организованный в издательстве "Советский писатель"... Все действительно было подготовлено образцово и с толком и прошло без сучка и задоринки, и только Ляпин, первый секретарь Союза писателей РФ, перед самыми выборами руководства, выдал неожиданную свечу - заявил о приостановке членства своего союза в МСПС и ушел, чуть ли не хлопнув дверью. А по сути и хлопнул. Но этот его демарш даже крепче сплотил делегатов, и вопрос был решен.