Дуче! Взлет и падение Бенито Муссолини

А в этом письме Муссолини в целомудренном настроении старается достичь примирения после любовной ссоры:

«Клара!

То, что произошло с 13.45 до 14.10, столь далеко от моего сознания, что я с трудом вспоминаю детали. Я позвонил тебе в перерыве между делами что-то около 17 часов и хотел прийти в твою комнату, чтобы посмотреть на тебя. Но чувствовал себя настолько униженным, что не решился встретиться с тобой. Жду теперь твоего решения. Завтра я — точнее мы — соберемся выехать к морю. Семнадцатое — не тот день и не то число, которые благоприятствуют чему-либо, да я и не верю в религиозные предрассудки. Нам обоим необходимо хоть немного побыть на море. Хотел бы закончить это письмо словами, которые тебе известны, но которые, как я опасаюсь, ты могла отвергнуть и забыть. Приходи, несмотря ни на что. Полагаю, что, по-прежнему — твой Бен».

В письме от 3 февраля 1938 года, которое она датировала, что случалось очень редко, Кларетта, в свою очередь, просит прощения у Бенито:

«Любимый!

Прости меня. Сердце мое полно тревоги. Ты позвонил мне, но меня не было дома. Я не могла тебя слышать — может быть, ты хотел позвать меня к себе… а я сходила с ума от вожделения к тебе… Мне хочется плакать…

Я должна была пойти с матерью навестить бабушку, у которой стало плохо с сердцем. Мы ушли уже после пяти часов вечера. Когда я вернулась, ты звонил уже во второй раз, но напрасно. А мне так хотелось увидеть тебя и попросить извинения. О, прости меня и не сердись — это было не по моей вине. Я всегда жду твоего звонка, и в этом заключается смысл всей моей жизни. Я люблю тебя, и твой голос — единственная моя радость и блаженство. Видеть тебя, говорить с тобой — вот мое счастье…

Скажи мне, что ты не слишком расстроен. Как я могу передать, что чувствую. Мне остается только извиняться, да и то смиренно. Я не знаю даже, что сказать: я обожаю тебя и прошу меня простить. Мой дорогой, боль гложет меня. Мне хочется бежать к тебе, ведь ты так близок мне. Мне хочется посмотреть в твои глаза, чтобы убедиться, что они такие же ласковые, как и всегда…

Прими, пожалуйста, мои извинения и признания в любви, преданной и безграничной. Я вся дрожу от мысли, что разочаровала тебя».

Кларетта сама поставила дату на этом письме — 20 мая 1942 года.

Потеряв самообладание от постоянных поражений своих армий, дуче, возвратившись из инспекционной поездки по проверке мероприятий по обороне побережья Сардинии, попросил ее о временном прекращении их отношений:

«Клара!

Жертва, в которой заключались твои любовь, нежность и смиренность, может, и была огромной, да и есть, но повторяю: необходимо разобраться абсолютно во всем совершенно спокойно — в людях, вещах и событиях.

Думаю, что скоро ты будешь мне благодарна за это и даже испытывать счастье в связи с исчезновением обычаев и привычек, бывших когда-то дорогими для тебя и меня. Умоляю не истолковывать происходящее какими-то изменениями в отношении того, о чем тебе говорило мое сердце. Пожалуйста, отдохни и будь здорова. Нервы, как твои, так и мои, требуют мира и покоя. Когда горизонт очистится от туч, мы увидим непотухающий огонь, который будет поддерживаться этими строками».

Из Мейны на озере Маджьоре, куда она уехала вместе с семьей после 25 июля1943 года, Кларетта излила свою душу в письме к Муссолини, не зная, жив он или мертв:

«Мой любимый Бен!

У меня нет чернил, а ближайшая деревня довольно далеко. Но я не могу не сообщить тебе внезапную мысль, появившуюся у меня прошлой ночью, усилившую мое кровообращение и затруднившую дыхание. Ты можешь сказать, что в ней нет ничего особенного, за исключением трагедии, обрушившейся на мир и представляющей опасность для всего живого и всей вселенной.

Какая мука, Боже мой! Перехожу к сути своей мысли. Можно ли умереть дважды морально и духовно? Боюсь, что мне придется объяснить тебе, Бен, что я имею в виду. Я умерла в прошлое воскресенье, трагическое воскресенье, в день твоего падения, невероятного и неправдоподобного, в день твоего тюремного заключения, в день, когда ужасные тучи закрыли солнце Италии, которое уже не будет сиять из-за стыда оказаться проданным иудами. Я умерла из-за того, что случилось с тобой — главой, лидером, высшим человеческим существом, творцом судьбы Италии. Твой крах захватил и меня в тот момент, когда все наши мечты, надежды и твоя самоотверженность были посвящены делу подъема благосостояния итальянского народа, его благу…

Поскольку ты постоянно был в моем сердце, то ли собирая твои фотографии, будучи еще девушкой, то ли заучивая твои слова и выражения, восхищаясь твоим политическим искусством, так и в эти последние тяжелые годы я всегда была с тобой, в годы, мучительные для всего мира и для тебя в особенности, когда мы пытались забыть собственные проблемы, уделяя все свое внимание проблемам кровавой войны, когда я продолжала разделять твою боль и борьбу, вкладывая в них свои чувства и сознание.

В тот трагический момент я почувствовал, что происходило в твоей душе — страдание, отвращение, возмущение, обособленность от мерзкой человеческой природы. То, о чем думал ты, думала и я — час за часом, минута за минутой. Я была рядом с тобой, остаюсь и буду всегда чувствовать себя рядом. Возможность любить тебя, несмотря на происходящие события, ежедневная принадлежность тебе, хотя сейчас ты находишься в одиночестве, покинутый всеми и испытывая отчаяние, придают мне силы и желание жить, жить для тебя, продолжать отдавать свою молодость и любовь — вот что составляет суть моего существования.

Ночью мне вспомнились слова, сказанные как-то тобою, которые приходили мне на ум снова и снова: «Все прошло, имидж стерся с годами, и я не помню их лиц, глаз и голосов, ничего».

Это ты говорил о женщинах, бывших в твоей жизни. И даже подчеркнул:

«Ни одна из женщин никогда не занимала того места в моем сердце, которое занимаешь ты. Оглядываясь назад, могу сказать, что любил по-настоящему только тебя одну».

И я не хочу, чтобы мой портрет оказался в ряду тех, кого ты когда-то любил. Моя же любовь до сих пор жива и страстна. Но скажи мне, скажи, что я не потеряю всего этого со временем. Нет, любовь переживает время, доминирует и возвышается над ним, наполняет его собой и утверждает: жить стоит. Бен, прости мне мои глупые мысли, набегающие одна на другую, как дюжина фотографий, закрывающих друг друга, подобно игре света и теней. Но вся эта путаница проходит, все встает на свои места, и я чувствую себя счастливой. Когда же мое сознание возвращается на землю, меня мучает лишь одна мысль: я осталась без тебя. И я начинаю плакать, чувствуя свою беспомощность. Полагаю, ты понимаешь меня.

Подумай только, мой Бен, какой смешной и глупой я могу иногда быть. Я становлюсь ревнивой и восстаю против всех тех женщин, которые были в твоей жизни, которые отведали то, что я считала только своим. Я вспоминаю все раны, нанесенные тобою моему сердцу, от которых я до сих пор испытываю боль. Как ты заставлял меня плакать и как ты делал меня счастливой. Но я не хочу забыть даже горестные для меня часы. Конечно, многое я и забыла, но есть вещи, которые оставили в моей душе глубокий след. Однако они не вызывают у меня слез, лишь то, что любовь наша была не столь продолжительной… Мне хочется возвратиться назад и остановить тебя от того, что ты со мною делал. Но что это изменит теперь?… Хотя это и кажется маловероятным, но порою и сквернословие может ранить. И как часто мне приходилось от этого страдать. Мне помнится, как ты смеялся над моею вспыльчивостью и раздражением.

Почему я не могу быть рядом с тобой, Бен? Почему они этого не разрешают? Я бы спала на полу… я готова на все, лишь бы быть рядом с тобой… разделять твои мучения и поддерживать своей любовью…

Бен, любовь моя, разреши мне быть с тобой, стоять на коленях у твоих ног, смотреть на тебя, слышать твой прекрасный голос — теплый, необыкновенный (ни у кого в мире нет такого голоса, глаз и рук). Бен, позвони мне. Я — твоя маленькая рабыня. Возьми мою жизнь, но не страдай, не чувствуй себя одиноким. Я — душой рядом с тобой.