Взыскующие града. Хроника русской религиозно-философской и общественной жизни первой четверти ХХ век

294.     В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн <24.03.1911. Москва — Тифлис>

24 марта 1911 г.

<…> Прости, что пишу открытку. Я очень устал от беганья и кроме того был сегодня у Мамонова, который предписал мне 3 дня покоя и лежания. Я жажду поскорее уехать и постепенно все дела свои ликвидирую. Осталось немного. Самое главное получить паспорт и деньги. О моем здоровье не беспокойся. Ничего серьезного — просто забегался. <…>

295.     Е.Н.Трубецкой — С.М.Архиповой [1071]/ [1072]<25.03.1911. Флоренция — Москва>

ДЕ ФИРЕНЦЕ. ПРИНЯТА 25.03.1911. МОСКВА.

ЦОММУНИЭЕЗ БОУЛГАКОФФ ЕНВОЫЕ ИММЕДИАТЕМЕНТ ТЕХТЕ ЦЧАНГÈ ДЕ ПРЕФАЦЕ ПОУР СОЛОЩИОФФ. ТРОУБЕТСЗКОЫ.

<СООБЩИТЕ БУЛГАКОВУ, ЧТО Я НЕМЕДЛЕННО ПОСЫЛАЮ ИЗМЕНЕННЫЙ ТЕКСТ ПРЕДИСЛОВИЯ К СОЛОВЬЕВУ. ТРУБЕЦКОЙ.>

296.     Е.Н.Трубецкой — Г.А.Рачинскому, В.Ф.Эрну, Н.А.Бердяеву, С.Н.Булгакову <Флоренция — Москва, 25.03. 1911> [1073]

Флоренция

Дорогие Григорий Алексеевич, Сергей Николаевич,

Николай Александрович и Владимир Францевич.

К сожалению, я совершенно не могу подписать присланное мне предисловие и не только подписать, но и взять на себя за него ответственность. Верю в религиозное призвание России, но "народом богоносцем" назвать ее не решусь, считая это совершенно недозволительною и ничем не оправданной национальной гордостью, если только, если не признать "богоносцами" всех вообще христианских народов.

"Покорность преданию" и "историческое сыновство" без очень ясных оговорок для меня неприемлемы, ибо у нас есть два и даже три предания — от Бога, от дьвола и от человека. Я должен ясно сказать, которому преданию я верен, а в кратком предисловии это нельзя. Верность свою православию могу подчеркивать только при одном условии, — ясно отделив историческую скорлупу, которую я отбрасываю, от вселенского зерна, которому я верен. "Неискаженный облик Христа" считаю не конфессиональным, а сверхконфессиональным и окончательно отказываюсь верить, что он в православии менее искажен, чем на Западе. Только у каждого искажение свое.

Словом, в присланном мне предисловии материала для спора как по существу, так и в редакционном отношении — сколько угодно. И если бы было решено оставить его в этом виде, я безусловно отказался бы от печатания статей моих в сборнике. Поэтому прошу дорогих товарищей по издательству, — дабы не насиловать друг друга, — вычеркнуть из предисловия все спорное.

С этой целью я прилагаю при этом письме измененный проект предисловия редакции, в котором я умышленно не вношу ничего своего, а беру только то, что для меня приемлемо из присланного мне проекта. Против изменений стилистического свойства или редакционных не стану возражать, но на добавления по существу безусловно не согласен.

Пусть мой проект предисловия несколько сух и бесцветен. В коллективнойработе, когда есть некторое различие взглядов это неизбежно. Но пространное предисловие и не нужно. Ведь вопросы о призвании России, о ее будущем, о значении православия и т. п., будут неоднократно ставиться и решаться каждым из нас в отдельности. Зачем же заранее в предисловии предрешать, что мы будем говорить. Не достаточно ли в предисловии в одной фразе выразить, что мы верим в христианскую задачу России. А затем уж каждый из нас будет решать эту задачу за своей ответственностью и под собственной подписью! Ведь мы не можем заране предрешить, как далеко мы разойдемся. Пока же очевидно, никто из нас не может поручить за себя другому определять свое отношение ни к православию, ни к славянофильству, ни ко всем вообще основным религиозным и общественным задачам.

Вообще же думаю, что всем нам, как можно больше нужно делать и как можно меньше обещать как за себя, так и за Россию. Нужно осуществлять религиозное призвание России, а не трубить о нем заранее. Иначе повторится ошибка Соловьева, который ведь был больше нас всех: обещал за Россию третий Рим, всемирную теократию, а вышел красвый мыльный пузырь, причем сам же Соловьев его проколол.

Крепко и троекратно всех вас четырех целую.

Христос Воскресе!

Ваш Князь Е.Трубецкой

Очень прошу переслать это письмо в Крым Маргарите Кирилловне.

297.     Е.Н.Трубецкой — М.К.Морозовой [1074] <25.03.1911.Флоренция — Ялта>

25 марта 1911 г., Флоренция.

Милая Гармося,

Вчера приехал во Флоренцию и получил сразу три твоих письма. Начну с деловой части.

Предисловие Булгакова ужасно. Безвкусный шовинизм с допотопным старославянофильским жаргоном, при том крайне размазан и бездарен. Что мне оставалось делать? Писать свое предисловие — во-первых, для них обидно, а может быть, мое для них столь же неприемлемо, как ихнее для меня. Поэтому я взял из их же предисловия все приемлемое для меня, сделал полстраницы из трех, и в заключение целиком взял булгаковскую последнюю страницу, где излагаются намерения "Пути" относительно последующих изданий. Вышло сухо и бесцветно, но для предисловия от общего имени достаточно: то, в чем мы сходимся — признание религиозной, христианской задачи России выражено совершенно ясно в одной фразе, и этого довольно. Пусть яркие и красочные статьи пишутся каждым за собственной подписью и ответственностю. Говорить же от моего имени, как я решаю или буду решать религиозные вопросы, я не позволю никому.

Помня, однако, твою просьбу, я послал всем четырем "путейцам" чрезвычайно ласковое по форме, но весьма решительное по содержанию письмо, где, между прочим, говорю, что если предисловие будет сохранено, я прошу не печатать моих статей в сборнике. Аргументирую я там обстоятельно и тоном очень мягким, и в заключении прошу переслать письмо тебе, чтобы ты сама рассудила, мог ли я поступить иначе. Разумеется, этот "ультиматум" относится к ним, а не к тебе, т.к. ты, конечно, на печатание сборника без моих статей не согласишься.

Что касается тебя, то я пишу тебе в день Благовещенья;  и мне особенно хочется, чтобы письмо мое было для тебя благой вестью. Хочу верить, что между нами происходит сплошное недоразумение. Ведь идеал мой — светлое Христово воскресенье — радость всему миру; а крест — не цель, а только путь, который, кстати, не я выдумал. В письмах и писаниях моих я утверждаю только одно: кто не сораспнется со Христом, тот не совоскреснет с ним. Ты пишешь, что этого не отрицаешь? Но тогда в чем же дело? За что ты на меня обрушиваешься? За то, что я говорю об этом слишком много. Но если я увижу, что ты это признаешь вполне, то писать и говрить об этом не буду. Но почему ты сочла "буддизмом" мое развенчание наивной "русской" теократии Соловьева, этого я не понимаю, когда ты тем же самым раньше восхищалась, этого я не понимаю [1075]. Если "третий Рим" мираж, то неужели же все мираж? Если я в этой же главе не говорю оположительной задаче, положительном значении России, то ведь одна глава — не целое, а часть. Об этом по плану моего сочинения должно говориться в конце его. Ты говоришь: "все это одно только разрушение". Но неужели жалко разрушать петровские "три кущи" [1076], которые и глупы и кощунственны. Без разрушения немыслимо созидание. Ты же, когда читаешь разрушительную главу, должна знать, во имя чего я разрушаю. В следующей главе (теперь законченной) — идет знакомая тебе апология государства и апология относительного.

Главное же, чего ты совсем не принимаешь во внимание, сколько во всем этом утверждении "креста" тревоги от любви к тебе. Такой страх, что самое мое святое святых останется тобой не разделенным, такое горячее желание приобщить тебя к нему. А при этом столько борьбы против собственной моей страсти, которая во мне кипит и клокочет!