Взыскующие града. Хроника русской религиозно-философской и общественной жизни первой четверти ХХ век

"Путь"

———

Москва

Знаменка, 11, тел. № 127-18

—————————————

Многоуважаемая Маргарита Кирилловна!

Прилагаю при сем телеграмму и письмо Ев<гения> Н<иколаевича>. Предисловие в переделке Евгения Николаевича принято, сделали только небольшое сокращение. В настоящее время его отдали в набор; как только получу гранки набора, так тотчас же вышлю Вам подлинник. Одновременно с моим письмом, пишет Вам письмо Серг<ей> Николаевич.

Что же касается Лопатина, то Лопатин желает перепечатать 30 стр., т.е. 60 двойных, которые равны почти 6 листам, а затем в конце книги приложит список опечаток. Придется менять обложку и вновь брошюровать. Приблизительно издательству это обойдется в 500 руб. Гонорар Эрна 208 руб. покроет только часть расходов. Настроение Лопатина благодушное, но Эрн конечно виноват. В будущем корректор необходим.

Сборник Соловьева и книга Эрна будет готова на Страстной (так обещают). Продавать будем на Фоминой. Эрн сдал последний оригинал для сборника. Но клише для сборника до сих пор не готово. В этом отношении Типография Мамонтова ужасна, все нервы вымотали [1081]. Книг продано после вашего отъезда на 844 руб., а всего продано книг за март на сумму 1800 руб. (Философия свободы — 268 экз., Лопатин — 238, Россия и Вселенская Церковь — 320, Русская идея — 325).

Проспекты "Пути" были посланы в книжный магазин Волкова, но после Вашего письма я опять, вторично, послала проспекты Волкову и Синани.

Публикацию на 4 стр. сдала в "Русские ведомости" и "Речь" (2 апр<еля>). По адресам Санктпетрбургского Религиозно-философского общества разосланные проспекты возвращаются обратно с подписью: "выбыл неизвестно куда". Я подозреваю, что Николаю Александровичу подсунули старый список адресов. Досадно, загубили марки на 21 руб., адресовано было 1090 шт<ук>. и нет никакого толка. В субботу вышлю подлинник.

Преданная Вам

Архипова

304.     С.Н.Булгаков — М.К.Морозовой [1082] <Москва — Ялта. 31.03.1911>

31 марта 1911, Москва

Глубокоуважаемая Маргарита Кирилловна!

Одновременно с этим письмом вы получите присьмо кн. Евг<ения> Ник<олаевича> и измененный им текст. Как я и опасался, выработать общее пронунциаменто нам не удалось, причем тут сказались неудобства нашей разноместности: если бы мы все были вместе, нащупать различие оттенков можно было бы уже в стадии предварительного обсуждения. Обсудив положение, мы, т.е. В<ладимир> Ф<ранцевич>, Н<иколай> А<лександрович> и я, единогласно постановили, конечно, при условии если вы, а так же Гр<игорий> Ал<ексеевич> к нам присоединитесь, принять текст Евг<ения> Ник<олаевича>, с тем лишь условием, что нам кажется предпочтительнее совсем исключить место о сборнике, посвященном Православию, ибо из теперешнего текста необходимость этого упоминения не вытекает, а без этой необходимости раньше времени об этом не следует говорить.

Кроме того, мы предлагаем изменить заголовок: вместо "От издательства "Путь" просто поставить "Предисловие" или даже совсем ничего не ставить. Будем ждать Вашего отзыва по этим вопросам, а пока на всякий случай попросим С<усанну> М<ихайлов>ну отдать в набор полученный текст. Григорию Алексеевичу он будет показан по его приезде сюда, который состоится, по его письму ко мне 2-го апреля. Евгению Ник<олаевичу> я напишу об этом тоже, вероятно, сегодня же.

По сведениям С<усанны> М<ихайловны> нам, очевидно, так и не удастся выпустить Соловьевский сборник до Пасхи, но на всякий случай лучше, если Вы известите "Путь" о своем согласии или несогласии телеграммой, причем в последнем случае, мы совершенно готовы идти на то, чтобы сборник вышел с одним формальным предисловием.

С Л. М. Лопатиным я, вместе с Н<иколаем> А<лександровичем>, имел разговор в "Пути", причем мы просмотрели весь его сборник, и он указал места, необходимо требующие перепечатки, так как подклейка страниц слишком изуродует книгу, то мы склоняемся к перепечатке отдельных листов (числом до 6) с тем, чтоб ликвидировать эту историю.

Разговор наш происходил вполне миролюбиво. Здоровье В<ладимира> Ф<ранцевича>, по отзыву доктора, которому он показался только теперь, очень неважно. К счастию, он получил командировку и уезжает заграницу. Я думаю, что и приключения с Лопатинской книгой помимо его корректорской неопытности, имеет причиной болезнь. Не могу без боли сердца об этом думать. Сус<анна> Мих<айловна> радеет делу издательства как всегда и образует теперь деловой центр. Я провел себе телефон и имею возможность сноситься с нею по всем делам не только лично, но и по телефону.

До свидания! Поздравляю Вас с наступающим праздником и крепко жму Вам руку.

Ваш С.Булгаков.

305.     Е.Н.Трубецкой — М.К.Морозовой [1083] <31.03.1911. Флоренция — Ялта>

<…> Целых два твоих письма полны тревоги за "Путь" и мое к нему отношение. Спешу тебя уверить, что тревога — совсем не основательная. Когда я писал, что с таким предисловием Булгаков и К° могут выступать сами от себя — без меня, я подразумевал, что это выступление должно быть не в "Пути", а где-нибудь еще. Что же касается "Пути", то он мне дорог и его я им отдавать не собираюсь вообще, тем более — без боя.

Предисловие же Булгакова взволновало меня как признак большой опасности, угрожающей делу. Не подумай, что я тут хочу "швыряться" людьми. И разрывать с ними я вовсе не намерен. Но все-таки скажу, что друзья иногда бывают опаснее всяких врагов. Никакой враг не мог бы так потопить "Пути", нанести ему такой непоправимый удар, как это расплывчатое, слащавое, а главное, пошлоепредисловие.

Подписаться под ним — значит сказать, что Соловьев напрасно жил и работал. Это — частью возврат к досоловьевскому славянофильству, против которого он боролся, частью повторение в карикатурном виде его собственных заблуждений. Так вот я и боюсь, как огня, тех друзей, которые добросовестно подносят вам собственную вашу карикатуру, или еще хуже — карикатуру вашей святыни, и уверяют, что это она сама. Право, Струве, Хвостов и Котляревский менее опасны. Этого они не сделают.

Посуди сама. Когда славянофилы и Достоевский утверждали, что русский народ — "Народ-Богоносец", в этом был ясный и определенный смысл. Они полагали, что только у нас истинная Церковь, что католичество и протестантство даже не Церковь. Кроме того они верили в религиозную миссию самодержавия и в религиозное значение нашего сельского общинного быта.

Теперь все это — давно разбитые мечты. Соловьев доказал, что не у нас одних Церковь, но и у католиков. Самодержавие — оказалось сосудом диавола. Об общине всякий неуч знает, что она свойственна многим первобытным культурам и ничего ни русского, ни христианского не представляет.

Потом мечта о "Народе-Богоносце" возродилась в форме теократии Соловьева, но и она разбита вдребезги: ни Булгаков, ни Бердяев, ни Эрн в нее не верят. Говорить о святости русской общественности теперь, когда Россия создала самую безобразную государственность на свете, когда в сфере общественности она вечно колеблется между жандармократией и пугачевщиной, — просто неприлично! Значит, в устах наших друзей слова "Народ-Богоносец" — старая, разбитая скорлупа без старого, да и без нового смысла, мертвая формула. Котляревский не может слышать ни одной фразы Булгакова или Бердяева, чтобы не сказать, что это мертво. Тут, я согласен, есть и несправедливость. Но как мне обидно, когда он бывает прав.

Мне глумление Хвостова и других над "Путем" не менее обидно, чем тебе. Поэтому благодари меня за то, что я спас "Путь" от этого предисловия: будь оно напечатано, глумление было бы основательное. А я был бы в ужасном положении. Появись оно даже не в "Пути", а где-нибудь еще, я бы должен был бы его разнести, как одну из тех вредных благоглупостей, — которые компрометируют святое и хорошее дело своим трупным запахом. А к тому же — стиль Козьмы Пруткова. Соловьев в гробу перевернулся бы, если бы, пародируя его мысль, кто-нибудь назвал Россию "востоко-западом".