Меняю курс

Я привел слова американского посла для того, чтобы дать представление о том, с каким цинизмом с первого же дня мятежа действовали нацистские дипломаты в Испании, и об атмосфере, созданной правительствами так называемых демократических стран вокруг Испанской республики. Через своих дипломатических представителей они в столь трудное для республики время оказывали нажим на законное правительство Испании, заставляя его подчиняться наглым требованиям Гитлера и Муссолини.

Как я уже говорил, в наших руках осталось 80 процентов самолетов. Однако верность республике сохранили лишь 35 процентов командиров и офицеров. Зато на ее защиту встал почти весь (90 процентов) младший персонал аэродромов - сержанты, механики, солдаты. [342]

Аэродром в Леоне оказался единственным, перешедшим на сторону мятежников. Его командир, майор Хулиан Рубио, обманул нас. Ему доверили этот пост именно потому, что считали преданным республике.

Аэродромом в Севилье фашисты-офицеры овладели с помощью артиллерийских батарей под командованием Кейпо де Льяно. Фашисты арестовали командира аэродрома майора Эстеве и убили капитана-республиканца Луиса Бургете.

Военно- воздушная база в Лос-Алькасересе (Мурсия) и после смерти своего командира майора Рикардо Бургете продолжала оставаться верным оплотом республики. В первые же дни мятежа ее личный состав принял активное участие в подавлении выступления франкистов в разных районах зоны.

Быстрые и энергичные действия летчиков Лос-Алькасереса, штурмом захвативших морскую военно-воздушную базу в Сан-Хавиере, бывшую крупным центром мятежа, сыграли решающую роль в судьбе Картахены и флота. Взятые в плен офицеры были переданы морским властям, верным республике.

В Барселоне авиация с первого же дня перешла на сторону правительства, эффективно помогая подавлению мятежа в городе.

* * *

После смерти Нуньеса де Прадо республиканская авиация осталась без командующего. Мы стремились максимально содействовать подавлению мятежа, но нам не хватало общего плана действий.

Несколько самолетов, находившихся в распоряжении майора Сандино, командующего воздушными силами Барселонского округа, обслуживали Арагонский фронт.

Майор Ортис, командир базы в Лос-Алькасересе, поддерживал со своими летчиками Андалузский фронт. Я действовал как командующий воздушным округом в Мадриде, хотя никто не поручал мне этого.

Предательство большинства офицеров, перешедших на сторону врага или укрывшихся в иностранных посольствах, явилось причиной того, что сержанты, механики и солдаты с недоверием относились и ко многим из тех офицеров, которые остались на республиканской территории. Это было одной из причин, почему даже без официального назначения летный персонал с первого же дня считал меня своим начальником. [343]

Действия авиации в течение первых недель определялись ошибочным представлением о характере и масштабах начавшейся в стране гражданской войны.

Мы были убеждены, что, прилагая максимальные усилия, сможем подавить восстание в течение нескольких дней или, самое большее, недель. Поэтому действовали так, как если бы каждый день борьбы был последним. В результате - огромные потери в людях и технике. И, как начальник, я нес ответственность за это. Мы потеряли лучших летчиков, а те, кто остался жив, были истощены борьбой в столь невыносимо трудных условиях.

Эта ошибочная оценка положения в стране отчасти имеет оправдание. Я знал о прибытии самолетов из Италии и Германии, но не допускал мысли, что эти страны непосредственно вмешаются в нашу войну. Они посылали на помощь мятежникам целые эскадрильи истребителей и бомбардировщиков. Таким образом уже вскоре силы восставших в количественном отношении значительно превышали наши{136}.

Я не мог также предполагать, что так называемые демократические государства будут препятствовать законному правительству дружественной страны приобретать необходимые для ее обороны средства; что такая страна, как Франция, во главе правительства которой стоял лидер социалистической партии Леон Блюм, откажется продать нам оружие, нарушив не только законы международного права, но и договор с Испанской республикой, одна из статей которого предусматривала покупку у французов вооружения и военных материалов; что «демократические» страны позволят многочисленным эскадрам Германии и Италии, их подводным лодкам с первых же дней войны так нагло действовать в поддержку мятежников, нападая на суда, направляющиеся в республиканскую зону, и обстреливая различные пункты на побережье; а диктатор Салазар предоставит в распоряжение Франко все имеющиеся у него средства.

Иначе говоря, строя расчеты на быстрое подавление мятежа, я никогда не думал, что республика, законно установленная в Испании, вынуждена будет вести борьбу не только против мятежных генералов, но и против таких мощных [344] государств, как Германия и Италия. Я надеялся, что, приложив максимальные усилия, мы в короткий срок сможем подавить мятеж. И это несомненно случилось бы, если бы нас, республиканцев, оставили один на один с мятежниками.

* * *

Президент Асанья и другие руководители республики, убедившись в том, что Франция, Англия, США и другие «демократические» страны не окажут помощи республике, и чувствуя себя не в силах возглавить освободительную борьбу народа, приняли решение об отставке правительства Хираля. Был сформирован новый кабинет во главе с лидером социалистов Ларго Кабальеро. В него вошли представители социалистов, коммунистов, республиканцев, каталонских и баскских националистов, то есть всех партий Народного фронта.

Впервые в Испании было создано министерство авиации во главе с Прието. На второй день своего существования правительство опубликовало постановление о назначении меня командующим воздушными силами республики. Хотя с самого начала мятежа я фактически выполнял эти обязанности, известие привело меня в сильное замешательство. Чем больше я думал о трудном и сложном деле, порученном мне, тем больше чувствовал, что оно мне не по силам. Я не имел достаточной подготовки и квалификации для столь ответственного поста. Даже в мирное время, при наличии хорошо налаженного управленческого аппарата, он ответствен и трудоемок. В тех же условиях, то есть в разгар гражданской войны, при отсутствии генерального штаба и вспомогательного персонала, мое новое назначение было настолько ответственным, что я не мог его принять. Кроме того, я считал, что у нас слишком мало командиров-республиканцев, чтобы заставлять их заниматься канцелярскими делами. Я решил отправиться к министру и изложить ему свои возражения. Прието был человеком хитрым, дальновидным и к тому же хорошо знавшим меня. Он предвидел подобную реакцию и заранее продумал ответ. Совершенно спокойно Прието возразил, что моя новая должность - это не теплое местечко. Он прекрасно представляет все трудности и огромную ответственность, возложенную на меня. Однако правительство, назначая меня на этот пост, было уверено, что я не отступлю перед трудностями. Короче, он сказал именно то, что могло убедить меня.

Тот период вспоминается мне как кошмарный сон. Я по-прежнему большую часть времени проводил в воздухе, но [345] теперь после боевых полетов, вместо того чтобы немного отдохнуть и поспать, должен был идти к министру и обсуждать с ним текущие дела, а также решать тысячи необычайно сложных в тех обстоятельствах проблем.

Конечно, я мог меньше или совсем перестать летать и заниматься только своими непосредственными обязанностями командующего. Но, стремясь всей душой разгромить фашистов, а также хорошо зная авиаторов, я понимал, что должен показывать пример. Без этого я не имел бы морального права требовать от летчиков выполнения опаснейших заданий. Они должны видеть, что их командующий во время боевых операций не болтается где-то на безопасной высоте, беседуя с богом, а летит ниже других. Когда же было нужно выполнить особенно сложное задание, например совершить дальние ночные бомбардировки или лететь в Сан-Себастьян, чтобы отпугнуть крейсер «Сервера», обстреливавший побережье, я садился в «Дуглас» и сам руководил полетом.