Меняю курс

В этот момент он сказал: «Подожди немного, я слышу странный шум…» А затем: «Мне кажется, они уже здесь…»

Это были его последние слова. До меня донеслись неясные голоса, затем какой-то стук, словно упал телефонный аппарат, и связь прервалась.

Позже мы узнали, что там произошло. Во время нашего разговора в кабинет Буильи ворвались офицеры Иностранного легиона и убили его.

Одновременно части Иностранного легиона совместно с отрядами марокканских войск при поддержке артиллерии напали на аэродром в Тетуане и расстреляли нескольких республиканских летчиков. Приказ об их расстреле, как и о расстреле их командира майора Пуэнте Баамонде, отдал его двоюродный брат генерал Франсиско Франко, прилетевший на английском самолете с Канарских островов, чтобы возглавить мятеж.

Естественно, Нуньесу де Прадо пришлось отменить свой полет. Марокко оказалось в руках восставших.

* * *

Продолжавшие поступать к нам сведения о положении на полуострове были по-прежнему неясными и противоречивыми.

Нуньес де Прадо позвонил командующему военным округом Сарагосы генералу Кабанельясу. Прадо считал его преданным республике человеком и всегда говорил, что их связывает крепкая дружба. После разговора с генералом Прадо сказал министру, что Кабанельяс как будто бы колеблется, поэтому он воспользуется самолетом, приготовленным для [335] полета в Тетуан, и отправиться в Сарагосу, рассчитывая повлиять на генерала.

Нуньес де Прадо вылетел в Сарагосу в сопровождении своего адъютанта майора Леона и секретаря.

Прибыв туда, он немедленно отправился к Кабанельясу. Через некоторое время в кабинет этого предателя вошло несколько военных в сопровождении фалангистов. С согласия Кабанельяса они арестовали Нуньеса де Прадо, посадили в машину и вывезли за город. Там фашисты убили его, бросив труп на дорогу, где он пролежал более недели.

Такая же участь постигла адъютанта и секретаря Нуньеса де Прадо и всех членов экипажа его самолета. Их тоже убили, а трупы бросили на шоссе.

* * *

В этот же вечер я разговаривал по телефону с генералом Кампинсом, военным губернатором Гренады. Мы немного дружили, он тоже был моим учеником на летных курсах в Хетафе.

Этот довольно консервативных взглядов генерал пользовался большим авторитетом в армии. В течение нескольких лет он командовал Иностранным легионом, снискав уважение за свою прямоту.

Имелись опасения, что и он присоединится к мятежникам. Разговаривая с ним, я не решался прямо спросить о том, как он относится к происходящим событиям, но он прервал меня: «Оставьте дипломатию, Сиснерос. Вы хотите знать, примкнул я к мятежникам или остался верен республике? Знайте и передайте министру, что я своей честью поклялся верно служить республике и выполню данное обещание».

Генерал Кампинс не изменил своему слову. На следующий день мятежники схватили и подло убили его.

Когда я писал эти строки, у меня не было специального намерения рассказывать об ужасах гражданской войны. Я убежден: ни к чему испанцам бередить старые раны.

Но как бы ни было велико мое желание не чинить препятствий восстановлению согласия в нашей стране, я не могу изменить событий. Последствия тех методов, к которым прибегали так называемые «силы порядка», поднявшие мятеж, столь трагичны, что о тех годах нельзя говорить без ужаса и стыда за то, что эти чудовищные злодеяния совершали испанцы.

Гражданские войны всегда ужасны. Но преднамеренные жестокости мятежников, хладнокровное убийство тех, кто не присоединился к ним, - явление, не имеющее в своей [336] основе ничего испанского. Трудно было представить, что подобные преступления могут совершиться в нашей стране.

Действия Франко и его сторонников можно сравнить только с чудовищными злодеяниями Гитлера и его приспешников.

* * *

На рассвете 20 июля в министерство стали поступать первые сообщения о начале мятежа в войсках мадридского гарнизона.

В три часа утра с аэродрома в Хетафе мне позвонил капитан Каскон. Он сообщил, что командование соседнего артиллерийского полка мобилизовало своих людей и не отвечает на телефонные вызовы. Я немедленно отправился в Хетафе, опасаясь, что мятежники установят пушки и попытаются разрушить аэродром, на котором мы сконцентрировали большую часть наших самолетов.

Я прибыл, когда Каскон уже вооружал своих солдат. Он объяснил им ситуацию, и они с энтузиазмом ответили: «Да здравствует республика!»

Мы создали три небольшие колонны, во главе которых стали лейтенанты Эрнандес Франк, Хосе Мария Валье и унтер-офицер механик Соль Апарисио (вскоре во время штурма он был тяжело ранен в шею). К нам присоединились 40 человек - членов Союза социалистической молодежи и коммунистической партии. Они тоже получили винтовки. Общее командование взял на себя капитан Каскон. Одновременно было подготовлено несколько самолетов для поддержки наземных групп.

Незадолго до рассвета, когда артиллеристы стали вывозить пушки на позиции против аэродрома, мы начали штурм их казармы. Вначале они оказывали некоторое сопротивление, но появление самолетов решило исход боя. Казарма была взята, все офицеры арестованы, в том числе полковник, командир полка, и отправлены в мадридскую военную тюрьму.

В тот день впервые в гражданской войне армия и героический народ Мадрида, самоотверженно защищавший республику, выступили вместе.

Действовавшая с нами группа мадридских рабочих замечательно проявила себя, продемонстрировав огромное чувство ответственности. Они полностью доверились офицерам авиации и добровольно повиновались им. Узнав, что арестованные [337] офицеры будут отправлены в Мадрид, чтобы их участь решил суд, они не выразили ни малейшего протеста.

После взятия казарм артиллерийскому полку был отдан приказ выступить вместе со своими пушками в Мадрид. Арестованных командиров заменили офицерами авиации, во главе полка стал майор артиллерии, приехавший защищать Мадрид.

В это же утро артиллерийский полк в полном боевом порядке продефилировал по улицам Мадрида под приветственные крики народа, несколько удивленного тем, что во главе артиллеристов ехали верхом офицеры-летчики в синей форме и длинных брюках.

Группа, захватившая казарму в Хетафе, продолжала действовать. Она оказала эффективную поддержку с воздуха республиканским отрядам при штурме лагеря Карабанчель.

Без преувеличения могу сказать, что летчики, с первых же дней принимая участие в борьбе против мятежников и в воздухе и на суше, содействовали укреплению морального духа республиканцев и неожиданно доставили большие неприятности врагу. В те дни авиация по-прежнему оставалась организованной и дисциплинированной силой. Она была единственной из всех родов войск, которая без колебаний стала на сторону народа. В этом была огромная заслуга генерала Нуньеса де Прадо.

* * *

Последним редутом мятежников в Мадриде стала казарма Монтанья. Укрепившиеся там - восставший полк и значительная группа фалангистов оказали довольно упорное сопротивление.

Республиканские силы, атаковавшие казарму, состояли в основном из народных дружин. Они были очень плохо вооружены; часть из них включилась в борьбу стихийно, другие откликнулись на призыв своих партий и профсоюзов. В осаде казармы участвовала также небольшая группа жандармов из «Гвардиа де асальто» и военных, присоединившихся к народу.

Поскольку не было общего руководства операцией, наступление велось беспорядочно, и мятежники нанесли республиканцам значительный урон. Наконец удалось договориться о совместных действиях всех групп. Атака должна была начаться бомбардировкой с воздуха. Первая же бомба попала во двор казармы, и это решило исход боя. Тотчас же в окнах появились белые флаги. Республиканцы ворвались в здание. [338]