Ольга. Запретный дневник.

СТИХИ О ЛЮБВИ

1

Взял неласковую, угрюмую,

с бредом каторжным, с темной думою,

с незажившей тоскою вдовьей,

с непрошедшей старой любовью,

не на радость взял за себя,

не по воле взял, а любя.

1942

2

Я тайно и горько ревную,

угрюмую думу тая:

тебе бы, наверно, иную —

светлей и отрадней, чем я…

За мною такие утраты

и столько любимых могил!

Пред ними я так виновата,

что если б ты знал — не простил.

Я стала так редко смеяться,

так злобно порою шутить,

что люди со мною боятся

о счастье своем говорить.

Недаром во время беседы,

смолкая, глаза отвожу,

как будто по тайному следу

далеко одна ухожу.

Туда, где ни мрака, ни света —

сырая рассветная дрожь…

И ты окликаешь: «Ну, где ты?»

О, знал бы, откуда зовешь!

Еще ты не знаешь, что будут

такие минуты, когда

тебе не откликнусь оттуда,

назад не вернусь никогда.

Я тайно и горько ревную,

но ты погоди — не покинь.

Тебе бы меня, но иную,

не знавшую этих пустынь:

до этого смертного лета,

когда повстречалися мы,

до горестной славы, до этой

полсердца отнявшей зимы.

Подумать — и точно осколок,

гор я , шевельнется в груди…

Я стану простой и веселой —

тверди ж мне, что любишь, тверди!

1947

3

Ни до серебряной и ни до золотой,

всем ясно, я не доживу с тобой.

Зато у нас железная была —

по кромке смерти на войне прошла.

Всем золотым ее не уступлю:

всё так же, как в железную, люблю…

1949

"О, не оглядывайтесь назад…"

О, не оглядывайтесь назад,

на этот лед,

                       на эту тьму;

там жадно ждет вас

                                    чей-то взгляд,

не сможете вы не ответить ему.

Вот я оглянулась сегодня… Вдруг

вижу: глядит на меня изо льда

живыми глазами живой мой друг,

единственный мой — навсегда, навсегда.

А я и не знала, что это так.

Я думала, что дышу иным.

Но, казнь моя, радость моя, мечта,

жива я только под взглядом твоим!

Я только ему еще верна,

я только этим еще права:

для всех живущих — его жена,

для нас с тобою — твоя вдова.

1947

ФЕОДОСИЯ

Юрию Герману

Когда я в мертвом городе искала

ту улицу, где были мы с тобой,

когда нашла — и всё же не узнала

………………………………………

А сизый прах и ржавчина вокзала!

…Но был когда-то синий-синий день,

и душно пахло нефтью, и дрожала

седых акаций вычурная тень…

От шпал струился зной — стеклянный,

                                                                     зримый, —

дышало море близкое, а друг,

уже чужой, но все еще любимый,

не выпускал моих холодных рук.

Я знала: всё. Уже ни слов, ни споров,

ни милых встреч…

                               И все же будет год:

один из нас приедет в этот город

и все, что было, вновь переживет.

Обдаст лицо блаженный воздух юга,

подкатит к горлу незабытый зной,

на берегу проступит облик друга —

неистребимой радости земной.

О, если б кто-то, вставший с нами рядом,

шепнул, какие движутся года!

Ведь лишь теперь, на эти камни глядя,

я поняла, что значит — «никогда»,

что прошлого — и то на свете нет,

что нет твоих свидетелей отныне,

что к самому себе потерян след

для всех, прошедших зоною пустыни…

Феодосия

1935, 1947

"На собранье целый день сидела…"

На собранье целый день сидела —

        то голосовала, то лгала…

Как я от тоски не поседела?

        Как я от стыда не померла?..

Долго с улицы не уходила —

        только там сама собой была.

В подворотне — с дворником курила,

        водку в забегаловке пила…

В той шарашке двое инвалидов

        (в сорок третьем брали Красный Бор)

рассказали о своих обидах, —

        вот — был интересный разговор!

Мы припомнили между собою,

        старый пепел в сердце шевеля:

штрафники идут в разведку боем —

        прямо через минные поля!..

Кто-нибудь вернется награжденный,

        остальные лягут здесь — тихи,

искупая кровью забубённой

        все свои небывшиегрехи!

И, соображая еле-еле,

        я сказала в гневе, во хмелю:

«Как мне наши праведники надоели,

        как я наших грешников люблю!»

<1948–1949>

"Сегодня вновь растрачено души…"

Сегодня вновь растрачено души

на сотни лет,

                         на тьмы и тьмы ничтожеств.

Хотя бы часть ее в ночной тиши,

как пепел в горсть, собрать в стихи…

                                                            И что же?

Уже не вспомнить и не повторить

высоких дум, стремительных и чистых,

которыми посмела одарить

лжецов неверующих и речистых.

И щедрой доброте не просиять,

не озарить души потайным светом;

я умудрилась всю ее отдать

жестоким, не нуждающимся в этом.

Все роздано: влачащимся — полет,

трусливым и безгласным — дерзновенье,

и тем, кто всех глумливей осмеет, —

глубинный жемчуг сердца — умиленье.

Как нищенка, перед столом стою.

Как мать, дитя родившая до срока.

А завтра вновь иду и отдаю

всё, что осталось, не приняв урока.

А может быть — мечты заветней нет, —

вдруг чье-то сердце просто и открыто

такую искру высечет в ответ,

что будут все утраты позабыты?

1949

<ТРИПТИХ 1949 ГОДА>

1

Я не люблю за мной идущих следом

                     по площадям

                                            и улицам.

Мой путь —

               мне кажется тогда —

               стремится к бедам:

Скорей дойти до дома

                                           как-нибудь.

Они в затылок дышат горячо…

               Сейчас положат руку

                                                   на плечо!

Я оглянусь: чужими

                                 притворятся,

                                                        прохожими…

Но нас не обмануть: к беде —

                                     к БЕДЕ —

                                                    стремглав

                                                                           идет мой путь.

О, только бы: скорей. Домой.

                                                    Укрыться.

                       Дойти и запереться

                                                          и вернуться.

Во что угодно сразу

                                    погрузиться:

                  в вино!

                                 в заботы!

                 в бесполезный труд…

Но вот уж много дней,

                                       как даже дома

меня не покидает страх

                                           знакомый,

                     что по Следам

                               Идущие —

                                     придут.

2

Не будет дома

                         или будет дом

и легче будет

                          иль еще печальней —

об этом годе расскажу потом,

о том, как стало