Эрнест Хемингуэй: за фасадом великого мифа

Чтобы работать, Эрнест обосновался в «Хуторке лилий», вдали от других кафе, посещаемых представителями богемы. Как обычно, он познакомился с официантами и нашел в них ту самую простоту, что ему так подходила. «Он любил маленьких людей Парижа, – говорила позднее Хедли, – водителей такси, владельцев магазинчиков, барменов, жокеев, боксеров, тех, кто, как он чувствовал, действительно разбирался в жизни» [22]. У этих людей Эрнест находил «настоящие» фразы, и их компания, на его вкус, была гораздо лучше компании самопровозглашенных писателей и иных представителей света, собиравшихся только для того, чтобы отвлекать его от работы. Кроме того, эта дружба оказалась взаимной. Типичный пример: когда Эрнест захотел купить картину «Ферма» художника и своего друга Миро, ему не хватало почти 100 долларов, а это была значительная сумма для молодого писателя, который больше не продал ни одного рассказа. «В день, когда я должен был заплатить деньги, я вошел (в «Хуторок лилий»), – рассказывал он Хотчнеру […] – Бармен спросил меня, что случилось, и я рассказал ему про картину. Он тихонько шепнул что-то другим гарсонам, и они сбросились, чтобы дать мне эти деньги».

Денег Эрнест все же немного сохранил, чтобы скрыться от парижской зимы. Начиная с 1924 года, Хемингуэи оставили Швейцарию, чтобы провести зиму в Австрии, в Шрунсе, в федеральной земле Форарльберг, где они поселились в небольшом семейном пансионате. «Комнаты в «Таубе» были просторными и удобными, с большими печками, большими окнами и большими кроватями с хорошими одеялами и пуховыми перинами. Кормили там просто, но превосходно, а в столовой и баре, отделанном деревянными панелями, было тепло и уютно». Наполненный бар, природа под рукой, жена рядом и спокойствие, так необходимое для работы, – больше и не нужно было человеку, с трудом восстанавливавшему потерю своих ранних рукописей. В Шрунсе он завязал дружбу с «маленькими людьми», охотниками и лесорубами, которые прозвали его «Черным Христом» из-за длинной бороды, что он носил в то время. С ними он обрел естественность, которой ему иногда не хватало в Париже, ибо вместе с растущим успехом Хемингуэй начал привлекать толпу «поклонников», а им он не особо доверял, этим богачам, которые «каждый день превращают в фиесту, а насытившись, уходят дальше […], оставляя позади мертвую пустыню, какой не оставляли копыта коней Аттилы».

В начале 1925 года Хемингуэй получил новую «решающую встречу» в лице Фрэнсиса Скотта Фицджеральда. Несмотря на весьма болезненный первый вечер, когда Скотт буквально завалил Эрнеста комплиментами, а потом они оба ушли в глубокую алкогольную кому, двоих мужчин постепенно связала искренняя дружба, основанная на их общей страсти к литературе. Тем не менее Эрнест быстро выявил недостатки Скотта: плохая переносимость алкоголя, непреодолимое влечение к богатым и… Зельда, его жена. Однажды вечером, когда Фицджеральды давали ужин у себя в квартире на улице Тильзит в XVI округе Парижа, Хемингуэя удивило поведение Зельды: «Скотт разыгрывал заботливого веселого хозяина, а Зельда смотрела на него, и глаза ее и рот трогала счастливая улыбка, потому что он пил вино. Впоследствии я хорошо изучил эту улыбку. Она означала, что Зельда знает, что Скотт опять не сможет писать». Для Эрнеста не оставалось никаких сомнений – Зельда ревновала к таланту и успеху Скотта.

Некоторым образом трудности Фицджеральда послужили предохранителем для Хемингуэя. Теперь он знал, что нужно работать и быть весьма осторожным в плане отвлечений на светскую круговерть и людей, которые начинают вторгаться в твою жизнь. Такими людьми были: Дафф Твисден, британка беспорядочных нравов, дважды побывавшая замужем и алкоголичка с лицом ангела; Джеральд и Сара Мерфи, обаятельные и изысканные, покровители Дягилева, а также друзья некоей Полины Пфайффер, красивой и богатой американки, которая работала на журнал «Вог». С ними Эрнест сильно увлекся этой иллюзией вечеринок и балов, каникул на Ривьере и ужинов-попоек. Вся книга «Праздник, который всегда с тобой» кажется проникнутой глубоким сожалением о капитуляции перед этими сиренами искусственной жизни: «Когда мы проводили наш последний год в горах, в нашу жизнь уже глубоко вошли новые люди. И все переменилось. Зима лавин была счастливой и невинной зимой детства по сравнению со следующей зимой, зимой кошмаров под личиной веселья, и сменившим ее убийственным летом. Это был год, когда туда явились богачи». Хемингуэй, окруживший себя, как стенами крепости, голодом и умеренностью во всем, видел богатство и безрассудство, способные постепенно уничтожить не только его способность к работе, но и его семью.

Тем не менее на основе этих контактов с самыми высокопоставленными членами «потерянного поколения» Хемингуэй написал свой первый большой роман. «Я всегда хотел стать писателем; в возрасте 20 лет я действительно принял решение. Я знал, что мои рассказы хороши, хотя все мои попытки соблазнить ими издателей заканчивались отказом. Я был еще более обескуражен из-за того, что все мои друзья писали, и их публиковали, тогда как я был вынужден ограничиваться маленькими новеллами, которые никому не были нужны. Как же у других-то получалось? Это оставалось для меня большой загадкой. Я был уже не так молод (24 года…), и надо было спешить. Я решил написать роман. Это было в Валенсии, и там я взялся за «И восходит солнце». Шесть недель спустя рукопись была закончена» [23].

Вышедший в свет в октябре 1926 года в издательстве «Скрибнер» благодаря ходатайству Фицджеральда, роман «И восходит солнце» сразу же удостоился оглушительного успеха. Название, вдохновленное отрывком из Экклесиаста, дает ключ ко всему роману, описывающему метания поколения, для которого все – суета. Персонажи, придуманные Хемингуэем, внутренне страшатся пустоты и ночи, одиночества и тишины, и они пытаются компенсировать эту примитивную тревогу приключениями, которые принято называть скандальными. Хемингуэй часто жаловался после выхода книги, что его мать сочла ее «одним из наиболее отвратительных произведений года». Он, желавший написать моральную историю, осуждавший тщеславие персонажей, неспособных грамотно воспользоваться жизнью, сожалел о том, «что написал такую трагическую книгу и вдруг обнаружил, что ее принимают за какую-то поверхностную историю «века джаза», то есть потерянного поколения». В любом случае Хемингуэй наконец вышел из рядов авангардистов. Он в свои 27 лет стал автором, с которым теперь нужно было считаться. Все его цели были достигнуты: он встречался с некоторыми из самых крупных писателей того времени, работал, как никто другой, опубликовал два небольших сборника рассказов и стихов, и его первый настоящий роман имел быстрый успех: менее чем за шесть лет после своего прибытия в Париж Хемингуэй наконец стал писателем.

Параллельно с этим растущим успехом Эрнест познал под своей собственной крышей такие трудности, к которым он оказался не подготовлен. Со времени его встречи с Полиной Пфайффер ничего не клеилось с Хедли. Если в самом начале их отношения оставались дружескими, то с марта 1926 года Эрнест и Полина начали то, что принято называть адюльтером. Ситуация была из самых банальных, и о ней в книге «Праздник, который всегда с тобой» он написал так: «Молодая незамужняя женщина временно становится лучшей подругой молодой замужней женщины, приезжает погостить к мужу и жене, а потом незаметно, невинно и неумолимо делает все, чтобы женить мужа на себе […] Когда муж кончает работу, рядом с ним оказываются две привлекательные женщины. Одна – непривычная и загадочная, и, если ему не повезет, он будет любить обеих […] Сначала это бодрит и радует, и некоторое время все так и идет». Эта жизнь втроем действительно длилась несколько месяцев, но в марте 1927 года ситуация стала совершенно невыносимой, и почти через шесть лет брака Эрнест и Хедли развелись. Неспособный представить себе отношения вне брака, Эрнест перешел в католичество, а два месяца спустя женился на Полине.