Мы все были солдатами

С окраины села доносился лязг двигавшихся танков. И здесь мы впервые увидели так близко, что такое паника. Дико крича и неистово нахлестывая лошадей, обозники, ломая заборы и мешая друг другу, неслись из села. Многие, оставив повозки и имущество, скакали верхом, другие, садами и огородами, бросив все, обгоняя друг друга, неслись к околице.

Выхватив из кобуры пистолет, чтоб не быть раздавленным, бежит через площадь к зенитному орудию Самчук. Когда он оказался у пушки, прогремел выстрел. Выскочивший на площадь вражеский средний танк от прямого попадания снаряда резко вздыбился, а потом со страшным грохотом взорвался. Вслед за ним, видимо, по инерции появился легкий танк. Раздался второй выстрел зенитки, но наводчик промахнулся. Мгновенно оценив обстановку, гитлеровец развернулся и как мышь «нырнул» в переулок. И сразу стал слышен лязг гусениц уходящих на большой скорости танков. Я тоже подошел к зенитке.

— Бородачи бегут в одну сторону, а гитлеровские танкисты — в другую, — улыбается Иван Аникеевич, — сейчас и тех и других ни на каком транспорте не догонишь…

Все засмеялись.

— Постройте расчет орудия, — приказал Самчук командиру.

— Товарищи! Я начальник штаба 6-й воздушно-десантной бригады капитан Самчук. За стойкость и мужество, проявленные в бою, за то, что уничтожили вражеский танк, от лица службы объявляю вам благодарность!

— Служим Советскому Союзу!

— Запишите, товарищ капитан, — обращается начальник штаба ко мне, — необходимые данные для представления расчета к боевым наградам!

— А сейчас, товарищи, свертывайте орудие, поедем догонять свои части вместе. А то за танк придется перед гитлеровцами ответ держать, они невдалеке. Это была их разведка…

— А гусь? — спрашиваю потихоньку своего начальника.

Иван Аникеевич смеется:

— Пусть подождет до конца войны…

И мы идем к машине.

Уже выехав за село, Самчук говорит:

— Паника страшна своей стихийностью. Главное в этой обстановке — сохранить присутствие духа, как это сделал командир орудия…»

…15 октября. Ночь. Нескончаемый дождь. Грязь по колена. Намокшая одежда. Серые лица. После дневного боя бригада отходит. В селах, через которые пролегает наш путь, молча провожают нас взглядами старики и женщины. Бойцы и командиры помогают нести оружие уставшим. Выбившихся из сил подбирают идущие в хвосте каждой части повозки. Застрявшие машины вытаскивают проходящие подразделения. Тяжело, но во всем соблюдается порядок.

Вместе с начальником штаба капитаном И. А. Самчуком мы едем на маленьких монгольских лошадках в хвосте колонны.

— Враг у стен Москвы! Что может быть трагичней для каждого советского человека. Неужели фашисты возьмут Москву?

— Не думаю, Иван Аникеевич! Но если бы даже взяли — это не конец войны. Наполеон уже брал Москву. Но народная война только начиналась. Пришлось уходить… Бросить армию… Потерять Францию…

…22 октября. Вторая половина ночи. Дождь с мокрым снегом. Вместе с адъютантом и радистом, промокшие и грязные, подъезжаем на открытом «газике» к штабу бригады, разместившемуся в селе Заходы. У дежурного уточняем обстановку, а потом идем в подобранную для меня невдалеке от школы квартиру. В доме темно. Посыльный потихоньку стучит в окно. Загорается свет, и хозяйка открывает нам дверь.

— Здравствуйте! Извините, пожалуйста, ведь уже так поздно…

— Пожалуйста! — радушно приглашает женщина. Она с сочувствием смотрит на нас. В тусклом свете лампы в мокрых плащах, грязных сапогах, усталые от бессонных ночей мы выглядим не лучшим образом… Потом хозяйка ведет нас в комнату. В ней кровать, этажерка с книгами, платяной шкаф, стол с креслом — на нем уже стоит полевой телефон.

— Устраивайтесь! Умывальник в сенях. Сейчас будет чай — согреетесь.

Она уходит.

— Вы переобуйтесь, — заботливо говорит адъютант, — а я возьму сапоги, чтобы к утру их высушить.

…Меня пригласили в соседнюю комнату поужинать. На столе шумит самовар, стоят стаканы, нарезан хлеб. В графине домашняя настойка. У стола хлопочет маленькая седая женщина.

— Моя мама, — представляет ее хозяйка.

— Здравствуйте! — кланяюсь я и не свожу с нее глаз.

— Ольга Павловна! — говорит старушка, протягивая руку, и тепло улыбается.

— Вы так похожи на мою покойную мать… От неожиданности я даже растерялся. Тот же взгляд, та же добрая улыбка… Это удивительно!..

— Наверное, все старые матери похожи друг на друга…

Мы садимся за стол.

— Это у меня еще от свадьбы осталось, — наливая в рюмки, говорит хозяйка… — За что же мы выпьем?

— За нашу победу!

Мать и дочь невесело смотрят на меня и молча чокаются.

— Это ваш брат? — обратил я внимание на фотографию, висящую на стене.

— Муж!.. Мы вместе закончили пединститут, получили назначение в здешнюю школу. В субботу приехали из ЗАГСа, а в воскресенье он ушел на фронт… В сентябре пришла «похоронка» — «погиб смертью храбрых». — Она опускает голову.

— Извините, пожалуйста… «Похоронку» надо спрятать подальше. Ведь завтра здесь будут немцы. Они жестоко расправляются с семьями советских командиров…

— Как немцы! А что будет с нами? — в испуге спрашивает молодая женщина.

Глаза ее матери — Родины-матери — с укором смотрят на меня, как будто это я, молодой и здоровый, пустил гитлеровцев в их село. Не прикрыл их собой, отдал во власть коварному и жестокому врагу…

…8 ноября 1941 года. В этот день, через политотдел корпуса, мы узнали содержание речи И. В. Сталина, выступившего 7 ноября перед войсками, уходившими прямо с парада в Москве на фронт. И хотя Сталин говорил о тяжелом положении на фронте, слова его своей определенностью и верой в конечную победу вызвали небывалый подъем среди десантников и глубоко запали в наши сердца.

…Уже третьи сутки ведет тяжелые подвижные бои выдвинутая в качестве передового отряда под город Курск 6-я воздушно-десантная бригада. Задача — не допустить внезапного удара по поселку Тим. Его обороняют главные силы 3-го воздушно-десантного корпуса.

Сегодня утром, введя в бой главные силы, 16-я моторизованная дивизия гитлеровцев, отбросив бригаду к Черниковым Дворам, с ходу ворвалась в Тим. Уютный поселок, расположенный на самой высокой части Среднерусской возвышенности, весь в дыму пожаров и виден издалека.

Вместе с отходящими частями бригады я подъехал к околице Тима — Выгорному Второму. Его приказано оборонять. Сюда уже прибыл штаб, и капитан И. А. Самчук докладывает, что части сосредоточились полностью, за исключением артиллерийского дивизиона с ротой прикрытия. Из села Марьевки дивизион обеспечивал огнем отходящие части бригады.

— Садись со мной, — сказал я начальнику оперативного отделения штаба бригады капитану Г. Б. Смолину, — выскочим вперед!

— Опять в разведку, — вспоминает он нашу совместную поездку в 5-ю бригаду к А. И. Родимцеву, перед тем как мы оказались в окружении на реке Сейме.

— Нет. В Марьевку! Надо быстрей снять оттуда дивизион Павленко, а его радиостанция не отвечает. Иначе он попадет в лапы к гитлеровцам.

Дорога, по которой мы едем, сильно разбита, и наша новая «эмка» скрипит как немазанная телега.

— Это что за ящик? — спрашивает Григорий Борисович, увидев посылку, которую мне прислали в подарок трудящиеся к 7 ноября. Перед отъездом адъютант положил ее в машину, посоветовав «хоть раз за сутки поесть».

— Возьми себе пачку «Шедевра», — предлагаю Смолину, — таких папирос ты, наверное, давно не курил, и перекуси чем-нибудь.

В этот момент мы увидели, как из-за перевала выскочили машины с орудиями и повозки с минометами. Ездовые стоя нахлестывали лошадей. Где-то впереди захлопали пушечные выстрелы вражеских танков.

— Быстрее, Федя, к перевалу, — говорю я водителю, — надо посмотреть, что впереди…

От резкого торможения я едва не разбил головой переднее стекло. Навстречу нам, чуть не столкнувшись, вынеслась машина с орудием на прицепе. Дверь кабины открылась, и командир артдивизиона закричал: