Мы все были солдатами

— Без Моонзундского архипелага, — говорит Любовцев, — нашему флоту не удержаться ни в Рижском заливе, ни в средней части Балтийского моря…

В некоторых местах мы останавливаемся, выходим из машин, оцениваем местность. Угадываются оставшиеся со времен первой мировой войны обвалившиеся и заросшие окопы. Я поднимаю с земли ржавую гильзу патрона и передаю комдиву.

— Еще много следов первой мировой осталось на островах. Здесь русские солдаты героически сражались с войсками кайзера…

В ходе поездок по стране мы встречались с рабочими, крестьянами, рыбаками. Увидели их трудную жизнь, почувствовали их радушие, приветливость и, в то же время, озабоченность. Вести о событиях в Европе доходили и до них…

— Придут фашисты и сюда, — вздыхая говорили старики, — не миновать и нам войны…

Мы едем по узкому дефиле, где некуда свернуть. Неожиданно из леса раздаются выстрелы. Свистят пули.

— Быстрей! — спокойно говорит Любовцев, — не велика честь погибнуть от пули бандита… Кайтселийтчики, — продолжает он, — будущая «пятая колонна» фашистов…

В труде и заботах завершался последний предвоенный 1940-й год. Отмечая в приказе, что перестройка боевой подготовки полностью себя оправдала. Нарком обороны требовал дальнейшего совершенствования методов обучения войск, повышения ответственности командиров за боевую готовность частей и соединений…

Наступил сорок первый год. И хотя никто не знал, каким временем мы располагаем, все понимали, что нужно торопиться.

…28 апреля. В тот день я долго работал в штабе и когда собирался уже уходить, позвонил начальник штаба дивизии.

— Хватит работать… Зайди поговорим…

С Афанасием Ивановичем мы часто обсуждаем обстановку на Западе, и я догадывался, о чем будет разговор.

— Ну, оператор, — говорит мой начальник, — вчера фашисты завершили захват Греции… Кажется, надвигаются критические сроки…

— Да! Теперь почти все страны Европы или оккупированы гитлеровцами, или связаны с ними как союзники. Остались только Советский Союз и Англия. Против кого из них бросит Гитлер свои армии?..

— Видишь ли, — говорит Сафронов, — Англия прикрыта проливами и у нее сильный флот. В свое время и Наполеон отказался от этого варианта. Видимо, откажется от него и Гитлер…

Мы продолжаем разговор о Греции. Дольше всех сопротивлялась фашистам эта маленькая героическая страна. В конце прошлого года она сумела разгромить 9-ю армию итальянцев, выбросить их из своей страны и еще оказать помощь Албании. В этом году, когда в войну против Греции включились войска фашистской Германии и хортистской Венгрии, враг добился победы. Теперь мы уже знаем, что большую роль в ее достижении сыграла «пятая колонна». Последним словом ее была капитуляция 500-тысячной греческой армии «Эпир» генерала Цолакоглу.

…Приходили и добрые вести. Румыния вернула Советскому Союзу Бессарабию и Северную Буковину. С Японией заключен договор о нейтралитете. Эстония, Латвия, Литва, Западная Украина и Западная Белоруссия вступили в семью народов Советского Союза. Успешно выполнялась третья пятилетка. Жизнь с каждым днем становилась все лучше… Но на душе было тревожно…

В 16-й стрелковой дивизии я прослужил до 20 мая 1941 года, когда получил назначение на должность начальника штаба 6-й воздушно-десантной бригады, формировавшейся в городе Первомайске. И вот уже скорый поезд мчит меня от прохладных берегов Балтики к теплому Черноморью. Мимо проносятся новостройки, зеленые поля и рощи. В окружении цветущих садов возникают города и села. Дымят трубы фабрик и заводов.

День за днем истекает последний месяц мира над нашей Родиной.

ГЛАВА ВТОРАЯ

НА ФРОНТ

…12 июля 1941 года. Безнаказанно отбомбившись, «юнкерсы» улетели. Стало тихо. Чуть слышно пыхтит паровоз. Развеяло дым, и я смотрю, как за несколько минут, на ярко зеленой траве с желтыми одуванчиками, появились громадные воронки. Они еще дымят. С корнем вырваны деревья. Остатки телеграфных столбов висят на скрученных проводах. К эшелону несут раненых. Люди приходят в себя и обмениваются впечатлениями. Невдалеке стоит группа десантников, и я слышу их разговор:

— Ох и страшно! — сильно жестикулируя, говорит молодой боец, — воет-то как…

— А пикирует, — добавляет другой, — кажется, прямо на тебя и никуда от него не уйдешь…

— На испуг, гад, берет, — зло сплевывает старослужащий, — а сам держится от нашего огня подальше.

Стали слышны команды старшин, собирающих свои подразделения. Подъехавшие ремонтники, оглядываясь на раненых, проверяют путь и подвижной состав.

Ко мне подходит бригадир очень высокого роста, с аскетически худым лицом и длинными седыми усами.

— Булава, Прохор Игнатьевич, — представляется он, протягивая руку. Мы поздоровались.

— На фронт?

— Да!

— Большую силу набрал Гитлер!.. С разбегу-то его сразу и не остановишь… — Я с германцами еще в первую мировую и гражданскую воевал. Ничего не скажу — воюют по науке. Но бить немцев можно. Мы их тогда, голодные и разутые, с одними винтовками и гранатами били…

Лицо бригадира стало строгим.

— Думаю, и сейчас, — твердо сказал оп, — зацепиться надо… Поднатужиться… И погоним фашистов с нашей земли…

И опять идет эшелон. В соседнем купе, где расположились комбриг с комиссаром, стало тихо. Я прилег, и в памяти возник первый день войны.

— Поезжай, начальник штаба, к райвоенкому, — сказал мне комбриг Виктор Григорьевич Жолудев. — Уточни, что он может дать из местных ресурсов на укомплектование бригады.

Сажусь в машину и, в который уже раз, пытаюсь осмыслить случившееся. Хотя последнее время обстановка с каждым днем становилась тревожнее, нападение фашистской Германии было неожиданным. Как это могло произойти?

…Пустынной кажется местность на той стороне пограничной полосы. И только всмотревшись, можно заметить блеск стекол биноклей и стереотруб. Маскирующихся офицеров с картами на старых и вновь появившихся наблюдательных пунктах… А ночью, рвущиеся из рук проводников овчарки. В лесах и оврагах с замаскированным светом и приглушенными двигателями машин сосредотачивался враг.

Не может быть, чтобы подготовка гитлеровцев осталась незамеченной!.. Но ведь был договор о ненападении…

Потом, как с большой высоты, мне открылась наша необъятная Родина. В бесчисленных городах и селах трудились миллионы мужчин и женщин, захваченных врасплох войной.

Как единственно возможное, пришло решение: враг должен быть остановлен! Нельзя допустить гибели наших людей…

Кто мог предполагать тогда, что враг будет задержан только у стен Москвы и Сталинграда?..

С каким-то новым чувством особой важности своей работы переключаюсь на управление ходом боевой тревоги. Подъезжают Жолудев и комиссар бригады Назаренко.

— Товарищ комбриг! Личный состав бригады вышел в район сбора. Боеприпасы, парашюты и другое имущество вывезены согласно расчету и в установленные сроки.

— Хорошо! — говорит Жолудев, — распорядись и поедем с нами…

— Вот и наш черед пришел, — с горечью говорит Виктор Григорьевич, когда мы тронулись.

В машине стало тихо. Потом раздался сумрачный голос комиссара:

— А я верил в договор с немцами!..

…Полдень. На лесной поляне строй десантников. Тревожные, сразу повзрослевшие лица. Вместе с комбригом и комиссаром мы стоим на машине с откинутыми бортами.

— Товарищи! — говорит Назаренко, — вы слышали заявление нашего правительства. Сегодня немецко-фашистские войска, вероломно нарушив договор о ненападении, внезапно вторглись в пределы нашей любимой Родины!

Они бомбят наши города и села!

Уничтожают беззащитных людей!

Мощно несется из строя:

— На фронт! На фронт! Смерть фашистам!

…У здания военкомата собралось много людей. Меня останавливает средних лет мужчина. Видно, только сейчас он оторвался от жаркого спора.

— Как же так, товарищ майор! В газетах пишут одно, а немец вон что делает?..