Петр Шелест

Может быть, Петр Шелест и выглядел «крутым», но даже тогдашние инакомыслящие (Вячеслав Чорновил, Иван Дзюба, Сергей Параджанов, Виктор Некрасов и другие) отзываются о нем сдержанно и даже с некоторой симпатией.

И тем не менее, надо признать, что у Петра Шелеста и Владимира Щербицкого на самом деле было много общего. Например, в начале 1960-х годов они оба критически высказывались о политике Никиты Хрущева, хотя и тот и другой были выдвиженцами. Виталий Врублевский, бывший помощник Щербицкого, писал, что его патрон не мог не оказаться в оппозиции: «Бездумное увеличение площадей под кукурузу, насаждаемый сверху шаблонный квадратно-гнездовой способ ее выращивания привели совсем не к росту валовых сборов, а к увеличению поставок зерна в союзный фонд, чему опирался В. В. (Владимир Васильевич. – Ю. Ш.) Формальным поводом опалы стало то, что В. В. не принял раздела партии по «отраслевому» принципу. А в отличие от других – и не молчал. Не привыкший к такому повороту дела, Хрущев отправляет Щербицкого в “ссылку”».

Впрочем, «ссылка» не была ссылкой в Сибирь. В июне 1963 года Владимир Щербицкий возвратился в Днепропетровск на должность первого секретаря областного комитета партии. Но вот где именно, в каких обстоятельствах «не молчал» Щербицкий, пока установить не удалось. Кстати, никаких следов в документах Совета Министров УССР (который он возглавлял в 1961–1963 годах) об антихрущевской «фронде» Щербицкого не сохранилось. Вполне возможно, что это были (полу)приватные разговоры и оценки, о которых Никиту Хрущева проинформировали.

…Любой руководитель Украины, любой человек, идущий в публичную политику, сталкивался и сталкивается с проблемой определения меры своей «украинскости». Достаточно присмотреться хотя бы к тому, что ныне на поверхности – к представителям «русскоязычного неселения» в современном истеблишменте Украины. Как быстро заговорили они по-украински (пусть даже с невероятными ошибками и акцентами, но все-таки), как только достигли властных высот…

Решали для себя эту проблему Шелест и Щербицкий. Интересное свидетельство об этом периоде оставил бывший главный редактор «Рабочей газеты» Ефим Лазебник, ставший свидетелем многих важных событий. Он считал, что отношение Владимира Щербицкого к украинской культуре и языку изменилось именно в начале 1960-х годов. В 1950-х он говорил о своей любви к украинскому языку, о необходимости украинизации аппарата возглавляшегося им обкома партии и т. д.

Ефим Лазебник отмечает: «Возможно, это была не собственная позиция в отношении украинского языка, а лишь приспособленчество к высшей номенклатуре. Но такая мысль в то время у меня не возникала. Тем более, что и в последующие годы, когда Щербицкий был секретарем ЦК Компартии Украины (1957–1961), а потом председателем Совета Министров УССР (1961–1963), он преимущественно говорил на украинском языке и подчеркнуто проявлял свои чувства ко всему украинскому».

На одном из заседаний Президиума ЦК Компартии Украины, состоявшемся в 1962 году, Владимир Щербицкий обижался, что такой великий народ, как украинцы, имеет так мало прав. «Я, – писал Е. Лазебник, – длительное время смотрел на Щербицкого с нескрываемым уважением и думал, что именно он и есть тем человеком, который способен выражать тревоги и боли украинского народа… Но я ошибся». По мнению Ефима Лазебника, после опалы в 1963 году и особенно после падения Никиты Хрущева, виноватого в той опале, Владимир Щербицкий стал другим: «Он начал излучать какую-то неприязнь ко всему украинскому».

С украинскостью Шелеста история более сложная и всегда до конца не совсем понятная. Один из исследователей, например, утверждает, что родным языком Шелеста был украинский, что, выступая внутри Украины, он всегда говорил по-украински. Это не совсем так. Выступая на разного рода партийных форумах, Шелест далеко не всегда говорил по-украински. Все зависело от ситуации. Разумеется, на встречах с писателями или на писательских съездах он говорил по-украински. Сам Шелест вспоминал, что выростал он «среди украинской «мовы», а потом, в армии, во время учебы, говорил в основном по-русски. Отец его также в основном говорил по-русски, хотя, как пишет Шелест, «был чистокровным украинцем», а вот мама была украиноязычная, говорила и думала по-украински.

В семье, по словам младшего сына – Виталия Петровича, всегда основным языком был русский. Это и немудрено, ведь с 1941 по 1950 год семья жила в России. Виталий Петрович припомнил, как в Ленинграде ему купили «Кобзарь» Тараса Шевченко на русском языке, но при этом пояснили: «Вот посмотри, это наш украинский поэт». После переезда в Киев появились украиноязычные друзья, языковая среда начала меняться, хотя в семье по-прежнему общались на русском. Тем не менее, когда Шелест начал надевать под вполне бюрократический (и космополитический) костюм украинскую вышитую сорочку (вышиванку), аппаратчики, то есть сотрудники ЦК Компартии Украины и номенклатурщики из низовых структур, быстро уловили тенденцию и стали одеваться подобным образом.

Существует мнение, что с подачи Шелеста министр высшего и среднего образования УССР Юрий Даденков в 1965 году дал распоряжение об украинизации высшего образования, хотя вскоре это распоряжение отменили. На самом деле все было не так просто. И тут лучше всего прояснил ситуацию сам Петр Шелест: «В свое время говорили, что, когда я был в Киеве, там проводилась «украинизация». Например, мол, все преподаватели обязаны были говорить только на украинском языке. А как было дело. Рекомендация была такая только тем преподавателям, которые знают украинский язык, и в аудитории, которая понимает украинский язык. В целом же пользоваться украинским и русским языком равноправно… а сам украинский народ… – в большинстве интернациональный народ. Национализм – это страшно».

Еще до прихода Петра Шелеста на пост первого секретаря ЦК Компартии Украины, 10–15 февраля 1963 года, в Киевском университете состоялась резонансная конференция, посвященная языковой проблеме. Была принята резолюция с обращением к партийному руководству сделать украинский язык государственным в государственных и общественных организациях. Конечно, это не было сделано (как государственный украинский язык в Украине будет узаконен лишь в 1989 году, накануне распада СССР), но пройдет время, и в 1967 году Шелест заявит на встрече с делегацией канадских коммунистов, что «только дурак мог представить, будто бы русский язык имеет какой-либо шанс взять верх на Украине». И хотя прогноз Петра Ефимовича и на сегодняшний день пока еще не сбылся, следует оценить его тогдашнюю смелость и однозначность такого заявления.

К вопросу о языковой политике мы еще вернемся, а теперь следует коснуться первого серьезного политического вызова, на который Шелесту как уже «первому лицу» в УССР пришлось реагировать. Речь идет о смещении Никиты Хрущева. Их взаимоотношения не были однолинейно-мажорными, хотя и сегодня кое-кто склонен так думать. Шелест был многим недоволен в бурной хрущевской деятельности, в частности, разрывом между словом и делом, разделением партийных организаций на сельские и промышленные. «Работать становится все сложнее, народ почти открыто выражает свое неудовольствие, все это «фиксируется». Все зацентрализировано до предела, до неразумного», – так оценивал Шелест ситуацию конца 1950-х годов, то есть эпохи Хрущева. В конце 1963 года он делает такую запись: «Не так давно бросали лозунги: “Догоним и перегоним Америку”, а сейчас у нас просто катастрофа с сельским хозяйством, и это не может не отражаться на политическом престиже в целом и, в частности, на престиже Хрущева».

На «закрытом» заседании XX съезда КПСС был оглашен знаменитый хрущевский доклад, развенчивавший «культ личности» Иосифа Сталина. Однако после этого очень быстро начал формироваться культ самого Хрущева, которому партийные царедворцы начали приписывать разного рода достижения. Это вызывало раздражение в обществе. Недаром уже в 1956 году Борис Пастернак написал такие строки: