Воспоминания об Александре Грине

- Я напишу новую «Иву», - сказал Александр Степанович.

И правда, вскоре написал рассказ «Ива» 19, впоследствии помещенный в сборнике рассказов «На облачном берегу» 20.

- Он не так хорош, как тот, первый, - говорил Александр Степанович. - Никогда себя не повторишь, но некий аромат, лишь аромат того, в нем сохранен.

1922- 1924 годы были наиболее плодотворны у Грина. Пламя творчества горело ровно, сильно и спокойно. Иногда даже как бы физически ощутимо для меня. В эти годы Александра Степановича любезно встречали в редакциях и издательствах. Мы пользовались плодами этого хорошего отношения, жили покойно и сытно, но Александр Степанович начал втягиваться в богемную компанию, и это привело нас к переезду на юг.

II

ПЕРЕЕЗД В ФЕОДОСИЮ

Итак, мы решили переехать в Крым. Надо было выбрать город. Из поездки 1923 года мы вынесли отчетливое впечатление, что жизнь в Севастополе, Ялте, вообще на южном берегу - не для нас. Нам нужен был небольшой тихий городок на берегу моря.

Александр Степанович предложил Феодосию. Он смутно помнил ее со времен юности, когда несколько месяцев просидел в феодосийской тюрьме. Стали разузнавать. Встретили каких-то железнодорожников, те рассказали о Феодосии, как о тихом, очень дешевом сонном городке. Это нам понравилось.

PAGE 343

Вскоре мы услышали, что приехал в Петроград крымский поэт М. А. Волошин. Александр Степанович решил съездить к нему и еще порасспросить. Оказалось, что М. А. Волошин не только крымский, а даже почти феодосийский, - живет в Коктебеле, местечке километрах в восемнадцати от Феодосии. Но из беседы с ним Александр Степанович ничего не вынес, кроме того, что вопреки ужасам, рассказываемым Волошиным о Феодосии, решил поселиться именно в ней.

Собрали семейный совет. Квартиру, которую мы так любовно отремонтировали, мы надеялись при помощи управдома продать, так как приличная квартира в то время уже являлась ценностью. Кроме того, Александр Степанович задумал съездить в Москву, чтобы добы2т1ь в редакции газеты «На вахте», где он часто печатался 21, бесплатные билеты на переезд в Крым и перевозку багажа.

Решив все так, как мы думали, идеально, на следующий же день приступили к осуществлению своих планов. Позвали скупщиков. Шум и галдеж стояли в квартире часа по три в день. И когда мы, усталые от всего, замыкали наконец дверь, стук в нее продолжался до тех пор, пока мы не стали вывешивать записочку: «Никого нет дома».

Через неделю Александр Степанович и мама, усталые от ежедневной сутолоки и разговоров, стали все спускать за гроши, дабы скорее кончить. Управдом тоже что-то затягивал с продажей квартиры, говоря, что хочет найти хорошего покупателя. В результате у нас на руках оказалось очень немного денег, значительно меньше, чем мы ожидали.

Александр Степанович рыскал по редакциям, собирая авансы. Съездил на два дня в Москву, раздобыл билеты до Феодосии. Это нас очень подбодрило, так как, соприкоснувшись с перекупщиками, мы поняли, что надежды на порядочные деньги не оправдаются.

И все же, несмотря ни на что, мы все трое были полны блаженного нетерпения. Казалось нам, что все тяготы жизни останутся здесь, в Петрограде.

Наступало 6 мая (по старому стилю 23 апреля). Этот день Александр Степанович выбрал для отъезда: «23» - его любимое число. Накануне вечером поехали прощаться с Верой Павловной и Горнфельдом.

Все сложено, зашито, обвязано. Собираю последние

PAGE 344

мелочи в дорогу, мама допекает пироги, Александр Степанович перебирает свои бумаги, грудкой сложенные им на окно. Многое рвет и бросает в печь. В это время приходит попрощаться услышавший22от кого-то о нашем отъезде на юг доктор Студенцов. Это старый-старый знакомый Грина, изредка бывавший у нас. Александр Степанович относится к нему дружески, тепло. Усаживаемся за последнее - «на дорожку» - чаепитие с горячими пирожками. Затем Александр Степанович завертывает рукописи в газеты, - получаются два разной величины пакета. Укладывает их в свой дорожный сак, но оба они в нем не помещаются. Я хочу перепаковать их на более мелкие части, тогда будет удобнее уложить, но Александр Степанович не соглашается:

- Вот еще, снова развязывать, возиться, пусть сак не закрывается, мы ручки веревочкой свяжем.

- А это что - твое письмоводство? - спрашивает Студенцов.

- Да, пожег кое-что ненужное, а это оставил, жаль жечь. Да, вот что, Николай Павлович, сделай одолжение, забери этот небольшой пакет, похрани его у себя. Мы же будем приезжать в Петроград и тогда заберем его, или ты вышлешь его нам почтой. Не затруднит это тебя?

Студенцов с искренним удовольствием согласился сохранить у себя пакет. Александр Степанович передал ему меньший, перевязанный веревочкой, пакет с рукописями. Студенцов тепло попрощался с нами и ушел. Следом пришел дворник, нанимавший извозчика, а за ним поэт Пяст и люди, купившие оставшуюся мебель.

Последняя суета, и мы едем на Октябрьский вокзал. Едем с легкой душой. Багаж наш невелик - пудов пятнадцать на троих, сдаем его в багажный вагон; в руках только три саквояжа да корзинка с едой.

10 мая 1924 года. Ранним утром подъезжаем к Феодосии. Первое впечатление приятное. Вокзал невелик, изящен. Пряно пахнет морем и цветущими белыми акациями. Мы на юге, навсегда.

Поселяемся во втором этаже гостиницы «Астория», напротив вокзала и моря. Оно видно из большого окна нашего номера, оно - синее-синее, не как северное - серо-зеленое. Под окном шумит толпа идущих с вокзала, на вокзал, с базара. Несут корзины с продуктами, судаков за морды, кур, пучком связанных за ноги, вниз головой.

PAGE 345

- Вот чертовский народ, хотел бы я потаскать их так, что бы они тогда запели, - сказал Александр Степанович.

Идем втроем на базар. Он живописен и весел, как все южные базары, но, конечно, не так красив, как севастопольский. Дешевизна его нас потрясает. Мама удовлетворенно вздыхает, она впервые на юге: «Да, тут жить, слава богу, можно!»

Прожив недели две в гостинице, стали искать комнату. О квартире, как мы соображали по наличному капиталу, пока не приходилось думать. Деньги, несмотря на дешевизну, таяли, как снег весной. Нашли недорогую комнату вблизи от моря, заплатили за два месяца вперед и зажили своей новой южной жизнью.

ПЕРВЫЕ ДНИ ЖИЗНИ В ФЕОДОСИИ

Комната наша низкая, довольно большая, неуютная, с окнами в уровень тротуара - домик стоял на склоне холма (Симферопольский пер., 4). Непрезентабельно было наше первое жилье на юге, зато дешево и у хозяйки было милое, усталое, немолодое лицо. Впоследствии эта хозяйка наша, Елизавета Корнеевна Макарова, и сосед-жилец Григорий Демидович Капшученко стали преданными нам людьми и в тяжелые минуты облегчали, как могли, нашу жизнь, всегда относясь к Александру Степановичу с чувством глубокого уважения и любви.

Мы целые дни бродили по городу и окрестностям, забредали на совсем дикие берега, густо заросшие сухой, жесткой травой, часами валялись там, наслаждаясь одиночеством, острым запахом и ненадоедающим плеском морской воды. Домой приходили только есть и спать. Александр Степанович стал смуглее, хотя загар к нему почти не приставал. Так мы гуляли с месяц, пока однажды Александра Степановича не затрясла лихорадка. Приглашенный врач, узнав, что Александр Степанович в молодости, во время пребывания в Баку, болел малярией, категорически запретил ему лежать на солнышке и купаться. Через несколько дней приступы малярии закончились, но с тех пор Александр Степанович стал очень чувствителен к резкому охлаждению, приступы в