Тревожное небо

Уже видны башни Кремля. А вот и Петровский дворец. Делаю круг над аэродромом. Строю аккуратную «коробочку», как в учебном полете, на предпоследней прямой выпускаю закрылки.

— Выпустить шасси! Дать воздух в тормоза!

Делаю последний разворот. Эх, рассчитать бы точно…

— Держать газы, — говорю Дмитриеву и хватаюсь обеими руками за штурвал. Под нами близко-близко пронесся Петровский дворец. Вытягиваю штурвал на себя, и мягко касаемся колесами в самом начале дорожки. Порядок!

Не ожидая замешкавшегося дежурного, подруливаем к скоплению автомашин и приехавших нас встречать людей. Рулим по ярко-зеленой траве. Открываем люки. По-летнему теплый ветер приятно обдувает лицо. Все!

— Выходить строиться!

Экипаж быстро спускается на землю и становится впереди правой плоскости. К нам идут генерал Голованов, Марк Иванович Шевелев, генерал Марков и другие

— Смиррно! Товарищ генерал-лейтенант, ваше задание выполнено. Докладывает командир корабля майор Пусэп.

Широко улыбаясь, пожимает Голованов всем нам руки. Нас поздравляют с благополучным возвращением, благодарят экипаж за отлично выполненный перелет.

Молотов также подходит к экипажу и жмет всем руки, благодаря за полет.

— Если есть желание, можете остаться в Москве отдохнуть, — слышу голос начальника штаба АДД Шевелева.

— Домой, домой, — шумят ребята.

— Домой, так домой! Самолет и моторы в порядке. Если разрешите — полетим к себе, на свой аэродром.

— Ладно, лепите, — соглашается Шевелев и, к моему великому удовольствию, добавляет:

— Гуд бай, юджен!

Почти пустой корабль легко отрывается от бетона, и вскоре мы уже катимся по дорожке родного аэродрома. На этом отрезке пути мне не понадобились ни курсы, ни карта. И тут, дома, как только мы очутились на земле, нас начинают мять и кидать так, что дыхание останавливается. Кругом свои, друзья-товарищи.

…Завтра мы забудем о двойном перелете через «большую лужу». Каждый новый день в военном небе принесет нам новые заботы и новые задачи. Впереди еще без малого три года тяжелых боев, бомбометаний и налетов на глубокие тылы оккупантов и поработителей. Еще далеко тот светлый день, когда на куполе рейхстага будет сиять Красное знамя Победы.

…Со дня возвращения с правительственного задания прошел месяц, и командир полка сообщил нам ошеломляющую новость: Президиум Верховного Совета СССР за выполнение «… задания правительства по осуществлению дальнего ответственного перелета» присвоил А. П. Штепенко, С. М. Романову и мне высочайшую награду — звание Героя Советского Союза!

Второй летчик В. Обухов, борттехники А. Я. Золотарев и В. И. Дмитриев были награждены орденами Ленина. Орденами и медалями отмечены и все остальные члены экипажа.

Эпилог

…Приближался май 1945 года. Близился конец второй мировой войны.

Для нас, летчиков тяжелобомбардировочной авиации, война закончилась уже в последние дни апреля, — в небе над полями боев стало слишком тесно. Там хозяйничали полки и дивизии штурмовиков, истребителей и пикировщики фронтовой авиации. С некоторой долей зависти следили мы за делами своих братьев по оружию, которые над пылающими развалинами Берлина добивали все еще огрызавшиеся остатки гитлеровского вермахта.

Вряд ли кто-либо из участников этого заключительного аккорда войны, начавшегося на рассвете 16 апреля, сможет забыть эти дни. Залп двадцати двух тысяч орудий известил недобитые остатки гитлеровских «сверхчеловеков», что настал их последний час. Беспрерывно висели над фашистской столицей более тысячи советских самолетов, не дававших врагу передышки круглые сутки. Волна за волной прилетали и улетали они, чтобы облегчить наземным войскам продвижение вперед. Уже через неделю, 23 апреля 1945 года, в Москве прогремел очередной салют: войска 1-го Белорусского фронта вторглись в столицу врага! И среди них были легендарные гвардейцы генерал-полковника Чуйкова, которые в течение девяноста дней стояли насмерть под Сталинградом, выдержав ожесточенный натиск врага на узенькой полоске земли вдоль Волги.

Теперь они пришли на реку Шпрее, в сердце вражеской столицы.

Я вспомнил раннее утро 19 ноября 1942 года. Очередной полет на бомбометание по переднему краю вражеских окопов и укреплений в районе железнодорожного разъезда Конный, что северо-западнее Сталинграда. Каждый раз, выполняя задания на бомбардирование вражеских войск, мы с болью в сердце наблюдали за непрекращавшимися уже в течение многих месяцев пожарами, полыхавшими на протяжении десятков километров по правому берегу Волги.

В то раннее утро, «обработав» разъезд, мы были поражены открывшимся внизу грандиозным фейерверком. На извилистом многокилометровом отрезке линии фронта, и справа и слева от нас, вспыхивали всплески огня, покрывая яркими горящими нитями темную поверхность земли. Дотянувшись в глубину вражеской обороны, каждая струйка оканчивалась взрывом. Десятки километров тянулся по фронту этот фантастический ковер, основой которому служили огненные трассы тысяч «катюш», открывших в то раннее ноябрьское утро дорогу для окружения 330-тысячной группировки врага.

В то утро мы еще не знали, что тут под Сталинградом, начался решительный разгром врага. Не знали мы тогда, что являемся свидетелями поворота в войне, и что «начался на нашей улице праздник».

…25 апреля 1945 года закончилось окружение Берлина. Советские полки намертво зажали фашистскую столицу в стальном кольце.

А ведь не так давно бесноватый фюрер полагал перестроить Берлин во всемирную столицу нацистского сверхгосударства. Переименованная в Германию, она должна была представлять собой конгломерат гигантских монументов и колоссальных зданий, каких еще мир не видал. «Один раз в году, — заносился в облака мечтаний Гитлер, — надо привозить группу киргизов на экскурсию в столицу, чтобы они почувствовали мощь и величие наших монументов».

Теперь вместе с русскими, украинцами, белорусами, молдаванами и литовцами, таджиками и узбеками, казахами и ненцами, эстонцами и якутами пришли сюда и киргизы, пришли сами, пришли чтобы потребовать отчета и от фюрера и от всех его присных за все зло, что они причинили мирным людям.

… С каждым днем, с каждым часом сжималось и стягивалось огненное кольцо вокруг развалин центральной части города. Облака пыли и вонючего дыма застилали улицы и кварталы. Все ближе и ближе становился час окончательного разгрома врага.

В ночь на 1 мая над рейхстагом взвилось алое Знамя Победы. В ту же ночь отравился Адольф Гитлер…

Усталые и закоптевшие, собирались победители на улицах и площадях Берлина. Шел дождь. Дымились полевые кухни — кормили изголодавшихся берлинцев, миллионы оставшихся без пищи людей.

По улицам брели бесконечные колонны военнопленных, жалкие остатки «непобедимой»…

…Вечер 2 мая принес всем советским людям долгом». типун» весть: Верховный Главнокомандующий объявил о капитуляции. Берлина, благодарил участников его штурма, в том числе и нас, летчиков. Москва салютовала победителям 24 залпами из 324 орудий.

Первой мирной ночью стала для Европы ночь на 9 мин 1945 года.

С окон снималась черная бумага, улицы и площади города засверкали электричеством. Наступил конец владычеству и бесчинствам фашистских человеконенавистников.

Дорого заплатили советские люди за эту победу. В двадцать миллионов человеческих жизней обошлась она народам Советского Союза. Могилы их разбросаны по всем странам Европы, как бы напоминая ежечасно, кому обязаны народы Европы за свою свободу, независимость и счастье сегодняшней жизни…

Салют из тысячи орудий оповестил мир, что советский народ одержал историческую победу над силами мрака и насилия, объявил громом орудий, что советские воины спасли человечество и цивилизацию от фашистского мракобесия.

10 мая мы встретили в Берлине, прибыв туда из Москвы, где вчерашние дальние бомбардировщики «бомбардировали» ночную столицу гирляндами разноцветных ракет. Шагая по разбитым мостовым Берлина, мы вспоминали дни, когда наши воздушные — корабли еле дотягивали до него, когда требовалось 12–14 часов, полета, чтобы преодолеть расстояние туда и обратно.