Дуче! Взлет и падение Бенито Муссолини

— Дуче уехал, ему нечего было вам сказать. Когда дон Биччиерай сообщил эту новость лидерам движения Сопротивления, на лице Лео Валиани скользнула улыбка. Он был, пожалуй, первым из собравшихся там, кто полностью оценил значение бегства Муссолини. Срок ультиматума истек, так что дуче поставил сам себя вне закона.

Ночь была темной, и вот посреди ее в кабинете полковника Альфредо Малгери, начальника ломбардийской финансовой гвардии, раздался телефонный звонок. Малгери узнал голос майора Эгидио Либерти, одного из офицеров генерала Кадорны:

— Это — Коллино. Мы должны приступать к действиям прямо сейчас. Через полчаса вы получите письменное распоряжение. — В заключение майор добавил: — Желаю успехов!

Пятидесятитрехлетний полковник вскоре получил распоряжение, доставленное ему связным от Лео Валиани. В нем говорилось:

— Задача финансовой гвардии — захватить этой ночью префектуру Милана…

В казарме, обнесенной колючей проволокой, с окнами, заложенными мешками с песком, Малгери обсудил детали предстоявших действий со своими офицерами. В городе находилось до двенадцати тысяч фашистов и немцев, в его распоряжении было всего четыреста человек, которым предстояло выйти на другой конец Милана и отрезать девять дорог с целью изоляции здания префектуры.

— Это же самоубийство, — сказал один из офицеров.

Полковнику было трудно ему возразить.

В серо-зеленой форме с желтыми языками пламени на петлицах люди вышли в город в 4 часа утра. Каждая улица и покрытая туманом аллея могли таить в себе засады, поэтому все хранили полное молчание. Неподалеку от Корсо-Монфорте, на подступах к префектуре, начал строчить пулемет. Люди Малгери открыли огонь из винтовок, и пулемет замолк.

— Вперед, парни, — крикнул полковник.

Без промедления гвардейцы устремились во двор префектуры, где еще девять часов назад отдавал свои распоряжения Муссолини. В подвалах были обнаружены всего пять перепуганных служащих.

Восстание набирало силу. Улица за улицей заполнялись партизанами, прибывавшими на грузовых автомашинах с красными флагами. Среди прохожих попадались ряженые с карнавала, одетые чертями и индейцами. У «Ла Скалы» народ не разошелся, слышались пьяные крики и песни.

С рассветом тысячи партизан, сверив часы, приступили к намеченным действиям, быстро и без лишнего шума занимая казармы, полицейские участки, почту и телеграф. В гостинице «Савойя» немецкие дипломаты, си-девшие за завтраком, открыли рты от изумления. Обслуживавшие их официанты выстроились у стен, достав, как по волшебству, красные шейные платки. Бородатый партизан, направив на дипломатов автомат, рявкнул:

— Всем встать и держать руки на затылке. Одновременно несколько джипов, и грузовиков

подъехали к радиостанции в Порта-Тичинезе. Пятнадцать человек в гражданской одежде с автоматами в руках вошли в стеклянные двери. Фашистская ночная охрана сопротивления не оказала. Командир партизанской бригады имени Маттеотти, насчитывавшей тысячу человек, Коррадо Бонфантини взял в руки микрофон, когда воздушные сирены взвыли в различных частях города, что являлось сигналом взятия всех ключевых позиций. От Таранто на юге до границы со Швейцарией на севере миллионы итальянцев услышали его взволнованный голос:

— Говорит Коррадо, приветствуя из освобожденного Милана всех людей в Италии, ставших, наконец, свободными…

На глазах его показались слезы радости.

Бенито Муссолини выслушал эту новость молча. Он сидел в ресторане гостиницы «Гольф-отель» в Грандоле, находящемся на высоте 350 метров над уровнем серых вод озера Комо. Вместе с десятью партийными боссами и Клареттой Петаччи, которая последовала за ним, не дожидаясь возвращения Шпёглера, он ожидал, когда подадут завтрак. Теперь, по прошествии семнадцати часов с тех пор, как он покинул город, планы его были, как и всегда, текучими и неопределенными.

В полночь из квартиры префекта Комо он написал последнее письмо Рашель. «Я завершаю последнюю главу всей жизни, последнюю страницу своей книги. — Слова эти были написаны синим карандашом, подпись же сделана красным. — Прошу простить меня за все обиды, причиненные тебе непреднамеренно. Но знай, что ты была единственной женщиной, которую я действительно любил».

Хотя Рашель находилась всего в двух километрах от него, расположившись в одной из вилл, куда была доставлена фашистским эскортом из Монцы, видеть ее он не захотел. Она с Романо и Анной Марией должны были направиться в Швейцарию, его же путь лежал в Вал-Теллину.

Полной уверенности в успехе у него не было, хотя он и верил в неизбежность хода событий. Всю ночь, проведенную в префектуре Комо, он продолжал взвешивать все «за» и «против», как бы продолжая дебаты, начатые в Милане. С одной стороны, у него было намерение направиться в Бреннер, чтобы присоединиться к Гитлеру. С другой же — ему хотелось попасть в Швейцарию, и он затратил довольно много времени, звоня в американское консульство в Лугане. Поначалу агент Аллена Даллеса Дон Джонс надеялся, что Муссолини с двумя министрами пересечет границу в час ночи, однако швейцарцев это время не устроило.

Как позже объяснил Даллес, это было его решением. Поскольку Швейцария, деликатно прикрыв глаза, смотрела сквозь пальцы на деятельность американского Управления стратегических служб в нейтральной стране, отсутствие там дуче в тот момент, когда генерал Вольф был готов подписать акт о капитуляции, могло бы вызвать международные осложнения.

Но вот Муссолини воскликнул:

— Хватит раздумий. Необходимо принимать решение.

Спать он, однако, не смог. В 3 часа утра кто-то предложил направиться на виллу федерального секретаря в Менаджио, находившуюся в нескольких километрах севернее, где дуче мог бы отдохнуть, пока Паволини не эскортирует его в Вал-Теллину. Среди оставшихся партийных боссов поднялась настоящая паника, что о них забудут. Маршал Грациани, выхватив пистолет, прекратил гвалт, заявив:

— Если кто-нибудь сделает шаг, буду стрелять.

В Менаджио, выпив чашку кофе с молоком и вздремнув полчаса, Муссолини опять задумался о Вал-Теллине. Его настораживало, что от Паволини не было никаких известий. Один из офицеров предложил возвратиться в гостиницу «Гольф-отель», расположенную у дороги, и там выждать, пока не прояснится обстановка.

И вот он прослушал объявление Бонфантини по радио. Удалось ли Паволини выбраться из Милана? Никто из присутствовавших не осмелился прервать его задумчивость. Официанты принесли сдобу, отварное мясо и грубый хлеб для двенадцати человек, сидевших за столом.

— Милан освобожден от фашистов, — повторило радио.

Один из присутствовавших выключил приемник. Наступило тягостное молчание. Наконец, глядя на стол, Муссолини произнес:

— Дайте-ка я посмотрю на лица преданных мне до последнего момента людей.

Вновь наступило молчание, прерванное стуком ножей и вилок. Все принялись за завтрак, кушая без ап-петита7~стараясь скрыть свое замешательство.

В гостинице «Барчетта» в Комо маршал Грациани завтракал со своими офицерами. Напротив них сидел Винченцо Коста с командующим черными бригадами Франко Коломбо.

Грациани выезжал вместе с дуче в Менаджио, затем возвратился назад в Комо. Его «Альфа-Ромео 2500» с покрашенными серебром колесами стояла наготове.

В восемь часов утра Коста сообщил Грациани, что Паволини с тремя тысячами человек находится севернее Милана. Оба они разыскали дуче и передали ему это сообщение, затем Грациани ушел. Среди фашистских боссов прошел слух, что Муссолини собирается скрыться в Швейцарии, и они запаниковали.

Когда Коста направился к Муссолини, ему было сказано, что тот отдыхает.

— Вы получите указания в полдень, — заявил ему Барраку.

Паволини, которому Коста передал это, был недоволен, а по прошествии некоторого времени и вовсе замолк. Коста посоветовался с Грациани, что им делать, чтобы остановить падение духа: войска союзников приближались, фронт трещал, и солдаты дезертировали пачками.

Грациани, надушенный дорогим одеколоном, посмотрел на того с удивлением и сказал: