Дуче! Взлет и падение Бенито Муссолини

Паволини с угрозой возразил:

— Маршал, я уважаю вашу личность, но вы не имеете права выдвигать подобные обвинения.

Побледнев, Грациани отпарировал:

— Болонья пала. И нас ожидает лишь полный разгром и военное поражение.

Холодно, будто бы решалась судьба кого-то постороннего, Муссолини прервал их перебранку:

— Стало быть, другое 8 сентября?

— Все гораздо хуже, — хмуро ответил Грациани.

С горевшими щеками Паволини испросил разрешение выйти и выскочил из комнаты.

Через два дня ситуация стала еще более безнадежной. 23 апреля заместитель секретаря партии Пино Ромуальди, посланный Муссолини на фронт для выяснения обстановки, возвратился весь пыльный и потный.

— Это — катастрофа, — прохрипел он. — Фронта не существует.

— Но ведь немцы обороняют По, — попытался возразить Муссолини.

- Немцы ничего не обороняют, дуче, — почти выкрикнул Ромуальди.

Немного успокоившись, он объяснил: у немцев в долине По остался только один самолет и совсем нет тяжелой артиллерии. 27-го числа они отойдут к Милану.

— Вам следует отдать распоряжение о немедленном выступлении к Вал-Теллине, — предложил Ромуальди. — Немецкого командования более нет.

— Идут разговоры, что в Болонье союзников встречают цветами, — произнес Муссолини ошеломленно. — Так ли это на самом деле?

Ромуальди остался непреклонным.

— К сожалению, так оно и есть. Люди готовы приветствовать всех, кто несет им спокойствие.

Муссолини промолчал. Когда же он заговорил о необходимости возобновления сопротивления, даже федеральный секретарь Коста выразил сомнение, промолвив:

— Вы как-то сказали, что и один человек может сослужить хорошую службу своей стране, сохранив бочку бензина. Но теперь и она пуста.

Лишь в одном вопросе Муссолини проявил настойчивость. Несмотря на предложения фанатиков из числа старой гвардии, он не собирался превращать Милан в подобие Сталинграда, заявляя:

— Милан не должен быть разрушен. Возможно кровопролитие, возможно даже всесожжение, но я не согласен, чтобы правительство было сформировано под меня. Необходимо прежде всего прекратить притеснение немцами наших людей.

Он убедил самого себя, что именно эту нишу в истории ему необходимо занять.

Муссолини быстро внес изменения в свои планы. Позвонив Рашель, он объяснил, что Мантуя пала, в результате чего его путь назад, к озеру Гарда, отрезан. Ей с детьми необходимо перебраться на виллу Реале, старую королевскую резиденцию в Монце, в пятнадцати километрах севернее Милана. Оттуда их доставят на озеро Комо.

Теперь ему необходимо было провести в жизнь другой пункт своего нового плана. В конце недели он встретился с журналистом-социалистом Карло Силвестри, с которым разработал программу из четырех пунктов о передаче власти в Северной Италии в руки партизан — без коммунистов — сразу же после выдворения немцев и фашистов.

Однако партизаны через тридцать шесть часов отклонили это предложение.

Об этом ему сообщил Силвестри в полдень 24 апреля, а вслед за этим в помещение вошел Отто Кизнатт, его постоянная тень, на этот раз даже не постучав в дверь. Когда он попытался уточнить дату возвращения Муссолини, дуче дал ему уклончивый ответ. Кизнатту не понравилось то, что он увидел на улицах города и во дворе префектуры. Милан был наводнен автомашинами с фашистскими семьями и багажом. С каждым днем фашистские войска таяли все больше. Видя настойчивость Кизнатта, Муссолини в конце концов сказал ему:

— Я никогда не возвращусь на Гарду.

Кизнатт продолжал стоять на своем, заявив:

— Немецкое посольство хотело бы постоянно находиться вблизи от вас, — пояснив, что оно перебралось с озера Гарда в Мерано на австрийской границе. Было бы целесообразно, чтобы и дуче переехал туда тоже.

К его удивлению Муссолини достал карту, разложил ее на диване и после внимательного изучения решил:

— Мы доберемся до немецкого посольства вот этим путем.

Маршрут был довольно странным — сначала на север, потом на восток, через Комо, Менаджио и Сондрио. Кизнатт не обратил внимания на то, что он проходил севернее Вал-Теллины, но сказал:

— Это очень опасный путь, поскольку контролируется партизанами.

Зато, подчеркнул Муссолини, он проходит вблизи швейцарской границы. И добавил:

— Если ситуация станет критической, я смогу укрыться там.

Кизнатт возразил:

— Повторяю: немецкие власти настаивают, чтобы вы были поблизости и ни в коем случае не направлялись в Швейцарию. Во всяком случае, швейцарцы не предоставят вам убежища.

Муссолини раскрыл утренние газеты. Из своего бункера на Вильгельмштрассе Гитлер обратился к дуче со своим последним посланием, в котором говорилось: «Битва за жизнь или смерть против сил большевизма и еврейства вступила в заключительную стадию… Исход войны в этот исторический момент решит судьбу Европы на целые столетия».

Как загипнотизированный Муссолини читал эти строки, будто бы слыша хрипловатый голос, столь знакомый ему по Бреннеру, Фелтре и Растенбургу, возвышающийся и падающий в монологе.

Затем произнес безжизненным глухим голосом:

— Тогда и в Швейцарии мне нечего делать.

В пропахшей пылью библиотеке в доме номер 12 по улице Виа Копернико, находившейся неподалеку от Центрального железнодорожного вокзала Милана, шел разговор о недопущении кровопролития, которого так боялся Муссолини. Молчаливые темные фигуры охраняли все подступы к дому. Глядя на своих товарищей по комитету национального освобождения, делегат от христианских демократов пятидесятиоднолетний Ачилл Марацца докладывал о своей встрече прошедшего дня.

В этот самый момент, а было 8 часов утра 25 апреля, Муссолини осознал крушение всех своих надежд.

Марацца считал странной не только саму встречу, но и место, где она проходила, — городской ломбард, расположенный в узкой, кривой улочке за роскошной гостиницей «Континенталь-отель». Пожилые женщины сдавали там золотые медальоны и поношенные меха, а отошедшие в сторонку Марацца и миланский промышленник Риккардо Челла говорили на пониженных тонах о вопросе, представлявшем собой политический динамит, — о капитуляции Бенито Муссолини.

Убежденный католик Марацца использовал свои связи с архиепископом Палаце для подыскания укрытий для своих товарищей по Сопротивлению, в том числе и коммунистов, в монастырях и церквах по всему городу.

После отказа участников движения Сопротивления от его плана передачи власти Муссолини сделал последний шаг по предотвращению кровопролития, которое могло произойти после того, как он покинет город. В качестве посредника он выбрал состоятельного Челлу, купившего типографию и издательство газеты «Иль Пополо», зная о его близости к Церкви. Дуче хотел, чтобы архиепископ устроил ему частную встречу с генералом Раффаэле Кадорной, командиром добровольческого корпуса «Свобода» — вооруженной силы комитета освобождения.

Марацца истолковал предложение Челлы по-своему и рекомендовал провести эту встречу на нейтральной территории — во дворце архиепископа. Но ведь Муссолини мог сдаться непосредственно комитету спасения, а не его военному руководителю. Затем он стал бы находиться под покровительством архиепископа, ожидая назначения дня проведения трибунала. Однако капитуляция должна быть безоговорочной.

Но Челла заартачился, не считая возможным сказать об этом Муссолини, так как понимал, что у того не было намерения капитулировать. И подчеркнул, что Муссолини беспокоила судьба семей фашистов, остававшихся в городе. Марацца же настаивал на проведении встречи во дворце архиепископа.

И вот сейчас Марацца пытался проаргументировать свое предложение, зная, что его задача — не из простых. Вот уже несколько месяцев среди членов комитета шла непрекращавшаяся борьба мнений. Взгляды Мараццы разделял только представитель либералов Джиустино Арпезани. Представитель партии действия Лео Валиани поддерживал левое крыло, в которое входили социалист Сандро Пертини и коммунист Эмилио Серени. Все они были стойкими патриотами, но выдвигали бескомпромиссные требования — никаких переговоров с фашистами, лишь их капитуляция или смерть.