Дуче! Взлет и падение Бенито Муссолини

К радости Мараццы, хотя дискуссия и была жаркой, возражений по его предложению было мало.

— Хорошо, — произнес, наконец, Серени, — коммунисты согласны, но не считают себя этим связанными. — И оговорил условие: — Никто из членов комитета не должен вступать в переговоры с Муссолини. Если он намерен капитулировать во дворце архиепископа, то это по сути — военный вопрос. Для принятия его капитуляции следует послать генерала Кадорну.

Марацце надо было срочно добиться рандеву с доном Джузеппе Биччиераем, представителем архиепископа. Чтобы не допустить развязывания гражданской войны в Милане, время терять было нельзя.

В 9 часов вечера 24 апреля Марацца со своими друзьями настроился на радиостанцию Би-би-си, чтобы послушать последние известия. Произошло то, чего они уже давно ожидали: подразделения 10-й горной дивизии генерала Марка Кларка форсировали реку По. Следовательно, союзники скоро войдут в Милан.

Для коммуниста Эмилио Серени этот день имел особое значение. Утром к нему на квартиру пришел Луиджи Лонго и сказал:

— Ну так что, будем начинать?!

Серени знал, что тот имел в виду. День вооруженного восстания, которое союзники старались всеми силами не допустить, наступил. Еще 13 апреля генерал Марк Кларк заявил во Флоренции по радио, предупреждая партизан:

— Время для ваших действий еще не наступило. Не распыляйте свои силы. Не проводите опрометчивых акций.

В то же время в Сан-Леокко, южнее Неаполя, в штаб-квартире союзников были сформированы двадцать пять диверсионно-разведывательных групп, предназначенных для действий в лесах и горах, перед которыми была поставлена задача: «Взять Муссолини живым и немедленно доложить об этом в штаб. Держать его в безопасном месте до подхода союзных войск».

Коммунисты же получили собственные указания из Рима от Пальмиро Тольятти, возвратившегося туда из Москвы: «Не подчиняйтесь генералу Кларку. В наших интересах, чтобы… народ… ликвидировал нацистско-фашистский режим еще до подхода союзников… Используйте подходящий момент для восстания…»

Луиджи Лонго отдал распоряжение: «Никаких проходов и золотых мостов для отходящих фашистов. С ними — только война на уничтожение».

Будучи патриотами, представители левого крыла понимали необходимость доказать свою независимость от союзников, показав свое равенство при готовности сотрудничать. Сандро Пертини, например, заявил:

— Мы не являемся их слугами. И если убьем Муссолини, то только докажем свою независимость.

Серени и его товарищи знали, что им делать. В 2 часа ночи рабочие должны были занять заводы и фабрики. Фашисты, не сдавшиеся в течение четырех часов, подлежали публичному расстрелу. Любой участник марша на Рим предстанет перед народным трибуналом, который в отношении дуче и его приспешников будет обязан вынести только смертный приговор.

В северных районах страны коммунисты контролировали пятьдесят процентов оружия, продовольствия и транспортных средств. Более 100 000 рабочих стали членами их партии. Пройдя суровую школу боев в Испании, вишийской Франции и схваток с режимом Муссолини, коммунисты закалились и теперь не видели причин предания дуче суду союзников, что, несомненно, явилось бы бесчестием для Италии.

Такое мнение поддерживали все сторонники левого крыла. На утреннем заседании Лео Валиани высказал их общую позицию:

— Пора покончить с тем, что продолжалось более двадцати лет. Пришло время сказать «конец» всему этому кошмару.

И слово это было написано кровью.

Сквозь окно квартиры родителей в миланском районе Сан-Бабила Кларетта Петаччи наблюдала за утренним довольно редким движением транспорта. За ее спиной стоял мужчина, молчаливо ожидавший распоряжений, — Асверо Гравелли, официальный представитель фашистской партии. И вдруг она решила:

— Если вы сможете достать для меня форму женского вспомогательного корпуса, я была бы вам весьма обязана.

За шесть дней пребывания в Милане решительность Кларетты укрепилась. Три дня назад ее родители вместе с Мириам вылетели в Испанию на самолете, предоставленном послом Раном. Перед отлетом ее младшая сестра попыталась уговорить Кларетту изменить свое решение остаться:

— Если ты улетишь с нами, то освободишь его от заботы о себе. Когда же все закончится, ты сможешь возвратиться.

Кларетта только строго посмотрела на нее, стараясь скрыть свое отчаяние.

— Ты думаешь, что я смогу приехать назад? — с сомнением сказала она Мириам. — И считаешь, что я смогу поглядеть ему в глаза, бросив его одного в опасности? — Покачав головой, она добавила: — Нет, это невозможно. Сейчас слишком много людей отворачиваются от него.

Когда родители садились в машину для следования на аэродром, Кларетта уткнулась лицом в замерзшее стекло окна, пытаясь ужаснуться. У Мириам же сложилось впечатление, будто бы она видит последние кадры кино перед самым появлением надписи «Конец».

Но если конец и был неизбежным, Кларетта пыталась сделать все возможное, чтобы хоть что-то спасти. 23 апреля она послала письмо друзьям на виллу Мирабелла, попросив выслать ей необходимую одежду. Пребывание в Милане оказалось более продолжительным, чем она ожидала, а она хотела, чтобы Бен видел ее в лучшем виде. Поэтому она составила целый список, в который включила красную и зеленую ночные рубашки, черное кимоно, разрисованное цветами, вечернее бархатное платье с мехом, белую шелковую пижаму и всю косметику, чулки и медицинские препараты. Францу Шпёглеру, которому она вручила письмо, она призналась в том, что фантазия Паволини о Вал-Теллине может взять у дуче верх над их планом ухода к Йохерхофу.

— Нам надо, наверное, просто усадить его в автомашину и увезти, — сказала она в отчаянии.

Прошло тридцать шесть часов, а Шпёглер не возвратился, и ее охватил страх. А что, если Муссолини вдруг отправится в Вал-Теллину? Тогда ей не понадобятся платья. Поэтому она и попросила достать ей серо-зеленую форму женского вспомогательного корпуса. Гравелли пообещал выполнить ее желание.

— Пожалуйста, Асверо, — произнесла Кларетта и добавила, будто бы это стало очевидным: — Я хочу умереть вместе с ним.

Дон Джузеппе Биччиерай остановил автомашину, и Ачилл Марацца сошел на тротуар. Махнув рукой, он тут же скрылся за углом ближайшей улочки. Сорокавосьмилетний священник дал газу и поехал к дворцу архиепископа.

Дон Джузеппе был связным архиепископа Милана кардинала Шустера с движением Сопротивления. Направляясь к нему, священник обратил внимание на перемены, произошедшие в городе. Многие магазины были закрыты, улицы пусты. Охрана общественных зданий сбрасывала форму и облачалась в гражданскую одежду. Из окон этих зданий на улицу выбрасывались пишущие машинки, радиоаппараты и даже телефоны.

На первом этаже дворца постройки шестнадцатого века кардинал Шустер обедал вместе со своими секретарями Гуглиемо Галли и Экклезио Терранео. Войдя, Биччиерай увидел сцену, наблюдавшуюся им в прежние времена. Одетый в шелковую сутану алого цвета и красные ботинки с пряжками кардинал кушал жиденький овощной суп — и это был весь его обед.

Оба священника любили его. Он лично служил мессы и никогда не злоупотреблял звонком, вызывая их.

Как всегда, они выговаривали ему:

— Вам следовало бы покушать больше, ваше высокопреосвященство.

А он, тоже как всегда, ответил:

— Мне этого вполне достаточно, мать моя была такой же.

Зная, что кардинал не любил многословие, Биччиерай доложил ему вкратце суть дела. После звонка Мараццы он подобрал того в районе вокзала и долго ездил по улицам, выслушивая его предложения и ища мирного разрешения проблемы. Марацца был готов в случае необходимости прийти пополудни в кардинальский дворец. С ним мог бы появиться и Арпезани. Генерал Кадорна подтвердил им:

— Если Муссолини желает встретиться со мной, я — в вашем распоряжении.

Шустер спокойно отдал распоряжения. Промышленнику Челле следовало сконтактироваться с помощниками Кадорны с тем, чтобы генерал и диктатор знали: архиепископ ожидает их. Представители левого крыла вряд ли появятся на этой встрече. Но если Муссолини и фашистов удастся уговорить прийти к соглашению, восстание, которое принесет голодному городу лишь новые страдания, не начнется.