Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2

рой мне удалось сделать столь интересные работы. Что-же касается до лаборатории, то это дело подвигалось очень медленно, и только в начале января 1924 года, когда я получил все заказанные приборы из заграницы, я смог приступить к систематическим работам.

Лаборантом я пригласил военного инженера-технолога Алексея Исидоровича Киселева, моего ученика по Артиллерийской Академии, которую он окончил уже во время революции в 1921 году. Я не могу не упомянуть с б его отце, который, будучи крестьянином Тульской губернии, сделал большую для него карьеру. После окончания военной службы в Измайловском полку, где он был фельдфебелом, он, как выдающийся служака, был зачислен в роту дворцовых гренадер, а затем был сделан камер-лакеем для несения службы во дворце Государя. Впоследствии он был назначен камердинером к Государю Николаю II и всегда сопровождал его во всех заграничных путешествиях. Будучи от природы умным, он * сам себя образовал и с’умел дать своим детям хорошее образование. Его дочь, Анастасия Исидоровна, была моей ученицей по Женскому Педагогическому Институту в Петербурге, который окончила в 1915 году, блестяще выдержав государственные экзамены. Это была на редкость образованная девушка, отличавшаяся замечательными педагогическими способностями. Она была в состоянии поддержать строгую* дисциплину в своих классах во время самого большого развала в средней школе. Ее ученики, несмотря на весь хаос, царивший в школе в первые времена революции, все-таки получали необходимые знания и успевали в своих познаниях гораздо более, чем их товарищи, учившиеся у других преподавателей. Несмотря на ее строгость, все ученики ее очень любили и ценили за ее заботливое отношение к своим питомцам. Я слышал с разных сторон, что она была одним из лучших педагогов того времени в Петрограде. Эта девушка (равно как и ее сестра) была великолепным примером того, что в царское время дочь крестьянина могла получить не только среднее, но и высшее образование и стать образцовой преподавательницей. Она отлично изучила иностранные языки и притом была еще музыкантшей.

Я позволил себе несколько остановиться на личности А. И. Киселевой потому, что она ходатайствовала за своего брата, чтобы я его взял в свои ассистенты. Ее просьба была уважена, и с 1 января 1924 года он приступил к работе, но так как я поместил его ранее на работу в Гонти, в Отдел порохов и взрывчатых веществ, то у меня в лаборатории он мог работать только от 5 до 10 час. вечера. За эту работу он получал 50 рублей в месяц. В первое время надо было не столько работать над химическими реакциями, сколько приспособить комнаты под лабораторию, бегать и доставать различные предметы и химические вещества и т. п. Здесь В. И. проявил большую деятельность, и так как имел хорошие руки, то оказался очень полезным человеком. Но очень скоро выяснилось, что он не обладает химическими способностями и не питает к химии достаточной любви, без чего нельзя сделаться настоящим химиком.

В виду того, что его познания по органической химии были очень слабыми, то я решил дать ему проблему из неорганической химии, а именно вытеснение металлов и их окислов из растворов их солей водородом под большим давлением. Я предложил ему изучить действие водорода под давлением на растворы солей хрома, марганца и железа. Нам предстояло преодолеть огромные трудности, чтобы построить аппараты для высокого давления, печи, насосы. Кварцевые трубки я заказал в Германии, так как в СССР их нельзя было достать. Стальные трубки для моих бомб также были заказаны в Германии; я заказал стальные манесмановские цельнотянутые трубки, и они прислали мне трубки под таким же названием, способные якобы выдерживать давления в 600 атм. Но когда мы накачали в них 100 атм. водорода, то последовал страшный взрыв, и две бомбы разорвались на мелкие куски. Конечно, продолжать опыты с такими бомбами было совершенно невозможно, и я тотчас же написал в Берлин Leitz’y, что он вместо стальных манесмановских прислал мне, вероятно, железные трубки из плохого материала. Он очень извинялся и прислал мне б настоящих манесмановских трубок, которые хорошо выдерживали необходимое давление.

Когда все первоначальные препятствия были преодолены, то Киселев начал первые опыты по восстановлению! хромовой кислоты в соли окиси хрома при помощи водорода под давлением. Первые же опыты дали очень интересные результаты, и мы получили особые комплексные хромовые соли серной кислоты, когда для опыта брали соли хромовой кислоты в присутствии серной. Такие же соединения получались, когда были взяты прямо сернокислый хром или квасцы. Эти соединения кристалличны, и их habitus определил покойный профессор Московского Университета Вульф. Эти комплексы ни в чем не растворимы и их можно только разложить сплавлением с содой или поташем. Анализ этих соединений требовал искусной руки, но таковой у Киселева совершенно не было, и он давал мне после каждого анализа противоречивые числа. Когда я незаметно для него стал наблюдать, как он делает анализ, то сразу понял, почему он дает такие разнообразные данные. Фильтруя жидкость одного анализа он пролил часть жидкости с осадком на стол, и когда я заметил ему, что анализ испорчен, то он сказал: «я при вычислении анализа немного прибавлю к весу осадка». Его репутация, как химика, для меня была испорчена навсегда, и я оставлял его в лаборатории только для производства грубых манипуляций и опытов, передав анализы в другие руки.

Так как для вытеснения металлов были необходимы высокие температуры, которые кварцевые трубки не могли выдерживать, то пришлось заказать золотую трубку. Это была очень не легкая задача: надо было, во-первых, достать около 1 фунта золота и, во-вторых, из этого золота сделать трубку диаметром около 1У2 сант. и длиной около 50 сант. Когда мы дали заказ одному старому мастеру, который внушал нам доверие, то мы все время находились под большим страхом, как бы не пропало у нас золото, с таким трудом добытое. Надо отдать справедливость Киселеву, ему много пришлось хлопотать и бегать, прежде чем мы получили золотую трубку в готовом виде. Эта золотая трубка закрывалась особым колпачком (в роде капиляра), который довольно туго надевался на верхний край трубки с таким расчетом, чтобы диффузия водяных паров из золотой трубки в пространство бомбы, куда вставлялась с раствором золотая трубка, происходила крайне медленно; между стенками трубки и колпачком оставались только капилярные каналы. Впоследствии, на деньги отпущенные НТО, я приобрел такую же платиновую трубку, стоившую тогда около 2000 рублей (золотая трубка стоила около 800 рублей).

В скором времени в моей новой лаборатории начал работать -инструктор Лесного Института Кондырев, очень симпатичный молодой человек и прекрасный химик. В то время он начал опыты по электрической проводимости Гриньяровских соединений и получил очень хорошие положительные результаты. Впоследствии проф. У. Эванс, в Northwestern University} при изучении проводимости этих соединений получил очень интересные результаты. Я предложил Кондыреву попробовать получить кристаллические окислы никкеля и доказать существование окисла №203, подобного тому, который Звягин и я получили для кобальта из его солей под давлением. Опыты осаждения окислов производились у меня в лаборатории, а продукты реакции он брал с собой и анализировал в лаборатории Лесного Института. Мы сделали очень интересную работу. Мы получили в первый раз из водного раствора кристаллическую закись никкеля NiO и подтвердили мое прежнее предположение, что окисла Ni₂0₃ до сих пор никому не удавалось получить. Я очень жалел, что Кондырев не мог долго продолжать со мной работу, так как его обязанности по лаборатории Лесного Института не позволяли ему работать в другом месте, в особенности столь отдаленном от Лесного Института.

В это же время под моим наблюдением работал оставленный при Артиллерийской Академии инструктором Андрей Климентьевич Андрюшенко на данную ему мною тему: восстановление солей угольной кислоты в муравьиную и превращение последней в щавелевую. Эта работа должна была послужить ему для защиты диссертации на звание штатного преподавателя Академии. Эту работу Андрюшенко делал в Гонти, где он состоял сотрудником в Отделе порохов и взрывчатых веществ.